Леопольд Захер-Мазох - Искусство стать любимым

Ланского вызвали ко двору и впервые он появился там во время представления в Эрмитажном театре. Никогда еще Екатерина не одевалась с такой тщательностью, она придирчиво проследила за каждой лентой, за самой крошечной мушкой, и когда наконец посмотрела на себя в зеркало, осталась все-таки недовольной.

Едва Ланского заметили среди мужчин в партере, где он скромно держался на заднем плане, все головы повернулись в его сторону, началось разглядывание в лорнет и перешептывание, волной распространившись до ложи государыни.

— Только что пришел Ланской, — чуть слышно сообщила последней принцесса Веронгова, — может мне распорядиться, чтобы он представился вашему величеству?

Екатерина залилась румянцем точно девица и прикрыла лицо веером.

— Даже не знаю… — запинаясь промолвила она, — посоветуйте, что мне делать, принцесса.

— Я пошлю за ним, — ответила та, — Ланской такой душка, такой неприхотливый, он заслуживает того, чтобы вы проявили к нему благосклонность, ваше величество.

И едва он вошел в ложу и почтительно поклонился ей, как деспотиня почувствовала, что сердце у нее учащенно забилось, она, не решаясь взглянуть на него, сосредоточенно стала рассматривать вышивку платья, вдруг потеряв дар речи, что было удивительно для словоохотливой, остроумной и находчивой Екатерины. На помощь ей приходит принцесса и заводит беседу с Ланским, который между тем не сводит глаз с императрицы. Та как бы очнулась, вспомнив, что он считает ее прекрасной, даже сравнивает с богиней любви, и это придает ей храбрости. Она полулюбопытно-полунежно подняла на него большие лучистые глаза и коснулась веером его предплечья.

— Вы, кажется, меня совершенно не замечаете, Ланской, — начинает Екатерина, — правда ли, что вы так сильно меня ненавидите?

— Я испытываю к вашему величеству то, что мне приличествует, — возразил тот.

— И что же, позвольте полюбопытствовать, вам приличествует?

— Глубокое уважение.

Екатерина повернулась лицом к маленькой сцене, на которой в этот момент началось премьерное представление небольшого спектакля, и больше во весь вечер не проронила ни слова.

А в другой раз Ланской по ее велению присутствовал во время игры. К ней допускались только самые близкие друзья государыни. Узкий круг избранных собирался в небольших апартаментах Эрмитажа, где всякий этикет отбрасывался в сторону и все веселились с раскованной непринужденностью. Императрица предложила Ланскому сыграть с ней в стороне от остального общества партию в домино. Красивая величавая женщина давно уже решила отказаться от кокетства в общении с ним, она была немногословной, ограничившись тем, что то и дело поглядывала на него, точно вздыхала и, наконец, несколько раз даже украдкой смахнула навернувшуюся слезу.

Ланской, казалось, не замечал всего этого, он держался почтительно и с крайней предупредительностью, однако оставался холоден и беспристрастен.

— Какой чин вы имеете в моей армии? — неожиданно спросила Екатерина.

— Я подпоручик, ваше величество, и почитаю это за честь для себя.

— Вы слишком скромны, — улыбнулась в ответ красивая деспотиня, — мне в голову пришла мысль продвинуть вас по служебной лестнице, и притом весьма кардинально: отныне вы, Ланской, генерал.

Бедный молодой человек побледнел как полотно.

— Ваше величество изволит, вероятно, шутить?

— Нисколько, я говорю совершенно серьезно.

— Тогда я заклинаю ваше величество отменить этот знак отличия, намного превосходящий мои заслуги, — взмолился Ланской. — Пошлите меня против шведов, поляков или турок, прикажите мне немедленно отдать за вас жизнь, я с радостью, даже с воодушевлением пожертвую ею, но повышение, которого я ни в коей мере не заслужил, меня убьет.

— Вы славный человек, Ланской, славный и прямодушный, — ответила Екатерина Вторая, тронутая его заявлением, — я благодарю вас, однако я не привыкла брать обратно свои слова, отныне вы генерал и им останетесь.

Ланской попытался было еще что-то сказать.

— Не возражайте, пожалуйста, — воскликнула она приказным тоном, на мгновение в ней проснулся деспот, но она тотчас же овладела собой и опять предстала любящей женщиной, — я прошу вас об этом, — мягко, чуть ли не робко добавила она.

Ланской безмолвно склонился перед ней и промолчал.

Ведь он должен был во всякое время суток составлять общество могущественной государыне, уже не раз он с трудом превозмогал в себе желание броситься перед ней на колени и признаться, что он любит ее и боготворит, как не боготворил еще ни одну женщину на свете, однако сила воли опять и опять брала в нем верх, и он продолжал сохранять в общении с ней почтительную сдержанность и неподражаемую холодность.

Екатерина — женщина, привыкшая видеть вокруг себя рабов, стоило ей только моргнуть, идолопоклонников, достаточно ей было лишь приказать — не отваживалась даже намекнуть на свое глубокое расположение к этому мужчине, к которому испытывала настоящее чувство, однако то и дело выдавала себя и тем самым крайне затрудняла внутреннюю борьбу до безумия влюбленному в нее Ланскому. В конце концов она, казалось, совершенно смирилась с тем, что так и не познает счастья его любви, и думала теперь лишь о том, как окружить любимый образ блеском и великолепием. В первую очередь она настойчиво занялась воспитанием красавца Ланского: по ее приказу видные специалисты преподавали ему основы наук и искусства, а сама взялась обучать его изящным манерам. Достигнув определенных успехов в игре на клавесине, он уже мог аккомпанировать ее вокальным упражнениям. Во всех комедиях, написанных ею [5] В начале 1770-х годов Екатерина II взялась сама писать по-русски для театра и в течение нескольких лет создала четыре комедии, по своим художественным достоинствам не уступавшие пьесам многих других авторов. для Эрмитажного театра драгоценностей, [6] С 1785 г. спектакли давались в Эрмитажном театре, где, в отличие от предшествующих мест представления, простолюдины уже не появлялись и зрителями в основном были придворные аристократы и богато украшенные драгоценностями знатные дамы. Ланскому поручалось исполнять роли любовников, тогда как ей самой каждый раз доставались, разумеется, роли любовниц. Она одаривала его как ребенка или возлюбленного, и самыми блаженными оказывались для нее те мгновения, когда она видела, как он радуется ее заботливости.

Случались ночи, когда ей не спалось, когда она сидела на роскошном ложе и горько плакала, наутро она поднималась с покрасневшими от слез глазами и наотрез отказывалась от пищи. Но стоило появиться ему, как мрачные тучи сбегали с ее красивого лица, и она снова могла улыбаться. И вот однажды ночью, полной тревог и безмолвных терзаний, она приняла героическое решение.