Дзюнъитиро Танидзаки - ЛЮБОВЬ ГЛУПЦА

— Раз сетка всего одна, можно улечься всем вместе. Так даже интереснее! Будет весело, — радовалась Наоми, как будто собиралась участвовать в студенческой экскурсии.

Этого я не ожидал. Я полагал, что мы уступим им сетку, а сами с Наоми ляжем спать в ателье на диване, отгоняя москитов дымом сэнко. У меня и в мыслях не было спать вповалку всем четверым в одной комнате.

Но Наоми хотела сделать по-своему, кроме того, нельзя же быть нелюбезным с гостями… И пока я мялся в нерешительности, она, как всегда, быстро решила.

— Ну, я иду стелить постель, а вы трое мне помогайте! — скомандовала она и первая поднялась наверх в комнату.

«Как она положит матрацы?» — думал я.

Сетка была слишком мала для того, чтобы четверо человек могли улечься в ряд. Поэтому три матраца помещались подряд, а четвертый в головах, под прямым углом к остальным.

— Так будет хорошо. Мужчины втроем устроятся рядом, а я буду спать одна в головах, — сказала Наоми.

— Вот так штука! — сказал Кумагай, заглядывая внутрь сетки. — Да здесь как в свинарнике: все вповалку!

— Ну и что, если даже вповалку? Не привередничай!

— Потому что удостоился приюта в вашем почтенном доме?

— Конечно! Все равно сегодня по-настоящему не удастся заснуть.

— Отчего же? Прекрасно засну. И даже буду храпеть! — И он с шумом бухнулся в постель, как был, в кимоно.

— А я все равно не дам тебе заснуть! Хама-сан, не давай Матяну спать! Если он уснет, я начну его щекотать!

— Душно! В такой жаре не уснешь! — Хамада, одетый по-европейски, остался в брюках и рубашке; он лежал на спине, подняв колени, справа от Кумагая, который все время ворочался с боку на бок. Хамада прикрыл лоб рукой, как бы прислушиваясь к шуму дождя. Шелест веера, которым он обмахивался другой рукой, еще усиливал жару.

— При женщине как-то не спится!

— Яне женщина, я мужчина! Ты же сам говорил, что не считаешь меня женщиной! Что, не правда?

В темноте, сквозь сетку, виднелась белая спина Наоми, надевавшей ночной халат.

— Конечно. Говорить-то я говорил, но…

— Значит, если я буду спать поблизости, ты все-таки будешь чувствовать, что я женщина?

— Да, пожалуй…

— Ну, а Матян?

— Мне безразлично. Я тебя за женщину не считаю!

— Если я не женщина, то кто же?

— Ты?… Тюлениха, вот ты кто!

— Ха-ха-ха… А что лучше, обезьяна или тюлениха?

— От обеих прошу уволить! — сказал Кумагай нарочито сонным голосом.

Я лежал слева от него и молча слушал их болтовню. Меня интересовало, как ляжет Наоми, головой ко мне или к Хамаде. Свою подушку Наоми бросила на неопределенное место. «Не нарочно ли она так небрежно бросила ее, когда стелила постель?» — думал я.

Наоми подошла, переодевшись в розовый халатик.

— Свет гасить? — спросила она.

— Погаси, — послышался голос Кумагая.

— Ну, так я гашу…

— Ай, больно! — в ту же секунду вскрикнул Кумагай. Наоми неожиданно вскочила к нему на грудь и, воспользовавшись его телом, как подставкой, изнутри сетки повернула выключатель. Свет погас, но темно не было. Уличный фонарь на улице светил в окно, и в комнате было достаточно светло, чтобы можно было разглядеть лицо и одежду каждого. Перешагнув через голову Кумагая, Наоми бросилась на свою постель, в ту же секунду я ощутил дуновение — это распахнулся подол ее кимоно.

— Матян, нет ли у тебя папироски?

По-видимому, Наоми не собиралась спать. Она уселась на подушку, по-мужски скрестив ноги, и смотрела на Кумагая:

— Ну же, повернись-ка сюда!

— Черт побери, я хочу спать!

— У-у-у. Повернись сейчас же ко мне! Повернись, все равно я тебе покоя не дам!

— Ой, больно! Перестань, перестань, слышишь!.. Я ведь живой, будь со мной немного повежливее. Если ты будешь делать из меня подставку, пинать ногами, я не выдержу, хоть и сильный!

Послышался смех Наоми.

Я смотрел на полог сетки и… не знаю точно, но, кажется, Наоми кончиками пальцев ноги несколько раз коснулась головы Кумагая.

— Ох, беда с тобой… — сказал Кумагай и, наконец, перевернулся на другой бок.

— Ты не спишь, Матян? — послышался голос Хамады.

— Не сплю. Меня тут терзают!

— Хама-сан, ты тоже поворачивайся сюда! Слушай меня, не то я стану и тебя мучить!

Хамада покорно повернулся и лег на живот. Затем стало слышно, как Кумагай вынимает спички из рукава своего кимоно.

Вспыхнувшая спичка осветила мое лицо.

— Дзёдзи-сан, вы тоже повернитесь ко мне! Что это вы все время молчите?

Я что-то невнятно пробормотал.

— Что такое? Вы спите?

— Гм… я немного вздремнул…

— Хитрый, притворяешься спящим! Что, угадала? А на душе, верно, кошки скребут, да?

Она прочла мои тайные мысли. Глаза у меня были плотно закрыты, но я почувствовал, что лицо залилось краской.

— Не бойтесь, все в порядке. Я просто шучу, так что можете спать спокойно. Или, если уж очень тревожитесь, можете смотреть, пожалуйста… Совсем не обязательно молча переживать…

— А может, он сам хочет, чтобы ты его мучила? — сказал Кумагай. Он закурил папиросу и глубоко затянулся.

— Нет, зачем его мучить?… Не стоит! Я и так это делаю каждый день.

— Нечего сказать, приятное угощение! — сказал Хамада. Он сказал это неискренно, из желания угодить мне.

— Дзёдзи-сан, а все-таки, если вы хотите, могу вас помучить.

— О нет! С меня достаточно!

— Тогда повернитесь ко мне! Вы один все время молчите! Это неинтересно!

Я резко повернулся и поднял голову с подушки. Наоми сидела, скрестив ноги, касаясь одной ногой моего носа, другой — носа Хамады, а Кумагай поместил свою голову у нее между колен и неторопливо курил.

— Ну, Дзёдзи-сан, вам правится такая картина?

— Хм…

— Что означает это «хм»?

— Я удивлен! Настоящий тюлень!

— Да, я тюлениха… Сейчас она отдыхает на льдине. А вы трое, лежащие в ряд, тоже тюлени, только самцы…

Низко, как грозовая туча, над моей головой нависла желтовато-зеленая сетка… Белое лицо, обрамленное длинными черными волосами… Небрежно накинутый халат, обнажавший местами грудь, руки, икры… Это была одна из ее поз, всегда очаровывавшая меня. Приманка, на которую я кидался, как зверь. В полумраке комнаты я ощущал ее скверную усмешку, дразнящий взгляд, упорно направленный на меня.

— Не притворяйтесь, будто удивлены… Вы перед сном надеваете на меня халат, говорите, что не в силах терпеть… А сегодня терпите, потому что здесь посторонние, да?

— Не болтай глупостей!

— Ха-ха-ха… Не важничайте, сдавайтесь!

— Ой, потише! Отложите эту беседу до завтрашней ночи… — сказал Кумагай.

— Правильно, — поддержал его Хамада.

— Сегодня ночью все должно быть по справедливости! Чтобы никому не было обидно, я дала одну ногу Хама-сану, а другую Дзёдзи-сану!

— А мне что же?

— Матян — самый счастливый! Он ко мне ближе всех! Вон куда голову положил!