Эдвард Бульвер-Литтон - Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь

Кенелм наклонился и покрыл поцелуями голубую ленту, которую ручка Лили повязала на шею своей любимице. Бланш сначала позволила себя ласкать, а затем, уловив легкий шелест в кустах — должно быть, это была какая-то проснувшаяся пташка, — прыгнула в чащу трепещущих листьев и исчезла.

Кенелм пошел дальше быстрым, нетерпеливым шагом, и ни слова не было более сказано между ним и его спутником, пока они не дошли до квартиры Кенелма и не расстались на ночь.

На другой день Кенелм и его гость, гуляя вдоль ручья, остановились перед беседкой Исаака Уолтона и по предложению Кенелма вошли туда, чтобы отдохнуть и продолжить начатый разговор.

— Вы сказали мне, — промолвил Кенелм, — что теперь, когда опять "повидали Джесси Сомерс, у вас отлегло от сердца. Вы нашли в ней такую перемену, что она для вас уже не та женщина, которую вы любили. Что касается перемены, то, признаюсь, по-моему, она к лучшему — во всем облике, в обращении, в характере. Разумеется, я бы этого не сказал, не будь я убежден в вашей полной искренности, когда вы уверили меня, что излечились от прежней раны. Мне очень интересно, каким образом пламенная любовь, раз завладев сердцем мужчины, столь серьезно любящего и столь пылкого, как вы, может вдруг, от одного свидания, быть изгнана или перейти в спокойное чувство дружбы. Прошу вас это объяснить.

— Это меня самого ставит в тупик, — ответил Том, проводя рукой по лбу, — и я не знаю, могу ли это объяснить.

— Подумайте и попробуйте.

Том немного подумал и заговорил:

— Видите, сэр, я был совсем другим человеком, когда влюбился в Джесси Уайлз, и говорил себе: "Что бы ни случилось, а этой девушке быть моей женой! Она не достанется никому другому".

— Так, продолжайте!

— Но пока я становился другим человеком, когда думал о ней, а думал я о ней всегда, я все воображал ее той же самой Джесси Уайлз и, когда увидел ее в Грейвли после ее замужества, в тот день, когда…

— …когда вы спасли ее от наглости сквайра.

— …она только недавно вышла замуж. Я еще не думал о ней как о замужней, я еще не видел ее мужа, да и перемена во мне самом еще только происходила. Итак, все то время, пока я читал, думал и старался развить свой ум в Лакомбе, Джесси Уайлз преследовала меня как единственная девушка, которую я любил и мог любить. Я не представлял себе даже возможности жениться на другой. А в последнее время меня очень уговаривали жениться. Все мои родные этого хотели. Но личико Джесси стояло передо мной, и я говорил себе: "Я был бы низким человеком, если б женился на одной женщине и не выкинул из головы другую. Я должен был опять увидеть Джесси, должен узнать, ее ли нынешнее лицо преследует меня, когда я сижу один". Вот я и увидел ее, но лицо у нее уже не то! Может быть, оно красивее, но это уже лицо не девушки, а жены и матери. А в прошлый вечер, когда она разговаривала с откровенностью, которой я никогда не находил в ней прежде, я вполне понял перемену, которая медленно совершалась во мне самом за последние два года. Когда, сэр, я был ничтожным, необразованным деревенским кузнецом, между мной и деревенской девушкой неравенства не было, или, лучше сказать, во всем, кроме состояния, деревенская девушка была гораздо выше меня. Но прошлый вечер, наблюдая за ней и слушая ее разговоры, я спросил себя: "Будь Джесси теперь свободна, просил бы я ее стать моей женой?" И я ответил себе: «Нет». Кенелм слушал с напряженным вниманием.

— Почему? — горячо воскликнул он.

— Если я скажу, почему, то покажется, будто я важничаю. Но в последнее время, сэр, я находился среди людей более высокого класса, чем тот, откуда произошел, и в жене мне нужна подруга, которая была бы равна им, да и меня удерживала на этом уровне, а мне кажется, сэр, что такой подруги в миссис Сомерс я не нашел бы.

— Я теперь понимаю вас, Том. Но вы испортили глупый роман, который я себе сочинил. Я вообразил, что девочка с мячиком из цветов вырастет и заменит вам Джесси, а так как я не знаток человеческого сердца, то думал, что те годы, которые нужны девочке для того, чтобы сделаться женщиной, потребуются и для забвения прежней любви. Теперь я вижу, что бедная девочка с мячиком не имеет никакой надежды на успех.

— Надежды на успех? Что вы, мистер Чиллингли! — воскликнул Том, явно обиженный. — Сюзи — очень милая девочка, но она приемыш, взятый из жалости! Когда я последний раз был в Лондоне, сэр, вы намекали на то, что я, сын деревенского кузнеца, могу жениться на дочери батрака. А кроме того, прибавил Том, смягчая свой раздраженный тон, — даже будь Сюзи знатного происхождения, мне кажется, мужчина сделал бы большую ошибку, если бы, воспитывая девочку как отец, он ожидал, что, став взрослой, она согласится признать его как поклонника.

— Вот как! — с жаром воскликнул Кенелм, обратив сверяющий радостью взор на грасмирский луг. — Вы так думаете! Это очень умно… Итак, вас уговаривали жениться, а вы не соглашались, пока не увидели миссис Сомерс. Теперь вы будете более расположены к подобному шагу. Расскажите же мне об этом.

— Я сказал вам вчера, что один из главных капиталистов в Лакомбе и первый торговец пшеницей предложил мне товарищество. У него, сэр, единственная дочь, очень милая девушка. Она получила самое лучшее воспитание, умеет держать себя в обществе и разговаривает как настоящая леди. Если я женюсь на ней, я скоро сделаюсь первым лицом в Лакомбе, который, как вам известно, посылает двух членов в парламент. И, кто знает, может быть, когда-нибудь сын кузнеца…

Том вдруг замолчал, стыдясь честолюбивой мечты, которая, пока он говорил, покрыла румянцем его щеки и сверкала в его честных глазах.

— Ах, — печально произнес Кенелм, — вот, значит, как вышло! Неужели каждый человек в жизни должен играть несколько ролей? Честолюбив сменяет любовь, рассуждающий мозг — страстное сердце. Да, вы очень изменились: моего Тома Боулза больше нет.

— Но не исчезла его вечная признательность вам, сер, — с большим волнением возразил Том. — Ваш Том Боулз откажется от всех своих мечтаний о богатстве или возвышении в жизни и пройдет сквозь огонь и воду, чтобы услужить другу, который повелел ему стать новым Томом Боулзом. Не презирайте меня — ваше творение. Вы сказали мне в тот страшный день, когда сумасшествие гнездилось в мозгу моем, а преступление в сердце: "Я буду вам самым истинным другом, какого человек может найти в другом человеке". И вы были им. Вы приказали мне читать, вы приказали мне думать, вы научили меня, что тело должно быть слугою души.

— Тише, тише! Времена переменились, теперь вы учите меня. Учите меня, учите! как честолюбие заменяет любовь; как желание возвыситься в жизни становится всепоглощающей страстью и, при удаче, великим утешением нашей жизни. Нет, мы никогда не можем достигнуть того счастья, которое рисуют нам мечты, хотя бы возвысились до престола цезарей, как если бы небо позволило нам жить в самой глухой деревушке подле любимой нами женщины.