Чарльз Диккенс - Домби и сын

— Онъ, конечно, въ Англіи, тетенька?

— Думаю, что такъ. Да, въ Англіи, я это знаю.

— Былъ онъ здѣсь когда-нибудь?

— Не думаю. Нѣтъ, не былъ.

— Онъ пріѣдетъ ее навѣстить?

— Не думаю.

— Развѣ онъ хромъ, слѣпъ или боленъ, тетенька?

Цвѣты начали вываливаться изъ рукъ Флоренсы, когда она услышала эти предположенія. Она прижала ихъ тѣснѣе къ груди, на которую теперь невольно склонилась ея голова.

— Китти, — отвѣчала старая леди, — я, пожалуй скажу тебѣ всю правду о Флоренсѣ, какъ сама слышала, да только ты не говори никому, иначе могутъ выйти непріятности для нея.

— Никому не скажу, тетенька.

— Я вѣрю тебѣ, — отвѣчала старушка, — и могу на тебя положиться. Такъ вотъ въ чемъ дѣло. Отецъ вовсе не заботится о Флоренсѣ, видитъ ее очень рѣдко, въ жизнь не сказалъ ей ласковаго слова и теперь почти совершенно оставилъ ее. Она полюбила бы его нѣжно, если бы онъ захотѣлъ, но онъ не хочетъ, хотя она ни въ чемъ не провинилась ни передъ нимъ, ни передъ кѣмъ на свѣтѣ. Она вполнѣ заслуживаетъ любви, и всѣ о ней жалѣютъ.

Многіе цвѣты изъ рукъ Флоренсы попадали на землю, a тѣ, которые остались на ея груди, были мокры, но не отъ росы. Лицо несчастной дѣвушки склонилось на руки.

— Бѣдная Флоренса! милая, добрая Флоренса! — восклииалъ ребенокъ.

— Знаешь ли, Китти, зачѣмъ я тебѣ разсказала объ этомъ?

— Затѣмъ, чтобы я всей душою полюбила ее и старалась ей понравиться. Такъ ли, тетенька?

— Такъ, моя милая, но не совсѣмъ. Ты видишь, Флоренса веселится, угождаетъ намъ всѣмъ, улыбается, принимаетъ участіе въ каждой забавѣ; но думаешь ли ты, что она совершенно счастлива? Какъ тебѣ кажется, Китти?

— Я нахожу, что не совсѣмъ, — проговорила дѣвочка.

— Далеко не совсѣмъ, моя милая. Передъ ней маленькія дѣти съ своими родителями, которые ихъ любятъ и гордятся ими. Понимаешь ли теперь, отчего груститъ она, наблюдая дѣтей?

— Да, тетенька, понимаю очень хорошо. Бѣдная Флоренса!

Еще и еще нѣсколько цвѣтовъ попадали на землю, какъ будто отъ дуновенія зимняго вѣтра.

— Китти, — продолжала старая леди важнымъ, но совершенно спокойнымъ и пріятнымъ голосомъ, — изъ всѣхъ дѣтей, въ этомъ мѣстѣ, ты одна можешь быть ея естественнымъ и безвреднымъ другомъ. У тебя нѣтъ тѣхъ невинныхъ средствъ, которыя имѣютъ другія дѣти, счастливѣе тебя…

— Нѣтъ дѣтей счастливѣе меня, тетенька! — воскликнула дѣвочка, обнимая тетку.

— Ты не можешь, милая Китти, напоминать ей, какъ другія дѣти, о ея несчастьи. Поэтому я бы очень хотѣла, чтобы ты сдѣлалась ея истиннымъ другомъ. Безъ матери и безъ отца, круглыя сироты, связанныя общимъ горемъ, вы вполнѣ могли бы сочувствовать одна другой.

— Но при васъ, тетенька, для меня неизвѣстна утрата родительской любви, и я никогда ея не понимала.

— Во всякомъ случаѣ, моя милая, несчастье твое далеко не такъ велико, какъ Флоренсы. Нѣтъ на свѣтѣ сироты, несчастнѣе ребенка, отверженнаго живымъ отцомъ.

Ho и послѣ этой сцены Флоренса ни на шагъ не отступала отъ своей завѣтной цѣли. Отецъ не знаетъ, какъ она его любитъ. Рано или поздно, придетъ же, наконецъ, время, когда она найдетъ дорогу къ его сердцу, а, между тѣмъ, она ни словомъ, ни дѣломъ, ни взоромъ не обнаружитъ поводовъ къ жалобамъ на него или къ пересудамъ его поступковъ.

Даже въ разговорахъ съ дѣвочкой, которую она полюбила очень нѣжно, Флоренса никогда не упоминала объ отцѣ. Позволить съ нею въ этомъ отношеніи нѣкоторую откровенность предпочтительно передъ другими дѣтьми, значило, можетъ быть, — думала Флоренса, — подтвердить мнѣніе, что отецъ ея былъ жестокъ и несправедливъ. Спасти его, во что бы ни стало, отъ всѣхъ возможныхъ пересудовъ, — вотъ еще новый пунктъ въ занятіяхъ ея любящаго сердца.

Случалось, вслухъ читали книгу, и тамъ разсказывалась повѣсть о жестокомъ отцѣ: Флоренса принимала самый веселый и безпечный видъ, какъ будто хотѣла показать, что ея папа, слава Богу, совсѣмъ не таковъ, какъ герой этой повѣсти. Такія же насилія своему сердцу дѣлала бѣдная дѣвушка, когда на сценѣ домашняго театра дѣти разыгрывали какую-нибудь пьесу или показывали какую-нибудь картину съ возможными примѣненіями къ ея чудовищному отцу. Измученная безпрестанными противорѣчіями съ самой собою, не разъ собиралась она уѣхать въ Лондонъ, чтобы снова жить спокойно и мирно, подъ мрачною сѣнью отцовскаго дома. Кто бы, смотря на эту царицу дѣтскихъ баловъ, могъ вообразить, какое бремя тяготѣетъ на ея растерзанномъ сердцѣ! Какъ немногіе, подъ мерзлой кровлей ея отца, подозрѣвали, какая груда горячихъ угольевъ наброшена на ея голову!

Терпѣливо и съ грустнымъ самоотверженіемъ несчастная дѣвушка продолжала свои странныя занятія. Не открывъ искомаго секрета безымянной прелести, побѣждающей родительскія сердца, въ юномъ обществѣ, въ богатой виллѣ, Флоренса часто въ раннія утра совершала одинокія прогулки для наблюденій надъ дѣтьми бѣдныхъ отцовъ и матерей. Но и тутъ не было успѣха. Бѣдныя дѣти давно заняли приличныя мѣста подъ родительской кровлей, и объятія отцовъ были для нихъ открыты. Нѣтъ, Флоренса опоздала и здѣсь.

Часто наблюдала она одного простолюдина, выходившаго по раннимъ уграмъ на работу вмѣстѣ съ дѣвочкой, почти однихъ съ нею лѣтъ. Дѣвочка по обыкновенію садилась подлѣ отца и не дѣлала ничего. Это былъ человѣкъ бѣдный, не имѣвшій, казалось, опредѣленнаго ремесла. Иногда онъ бродилъ по берегу рѣки, если отливъ быль слишкомъ низокъ, отыскивая бревна и доски, завязшія въ грязи, иногда онъ копалъ гряды въ огородѣ передъ своей хижиной или починялъ старую лодку. Но что бы онъ ни дѣлалъ, дѣвочка никогда не была занята работой. Она сидѣла подлѣ отца съ какимъ-то безжизненнымъ видомъ, и взоръ ея не выражалъ ни радости, ни горя.

Флоренса часто желала поговорить съ этимъ человѣкомъ, но не рѣшалась начать разговора, когда онъ былъ слишкомъ занятъ. Однажды поутру, гуляя по ивовой аллеѣ на берегу рѣки, недалеко отъ его избушки, она увидѣла, какъ онъ опрокинулъ лодку, развелъ огонь и, обращенный къ ней, стоялъ въ раздумьи съ насмоленной паклей въ рукахъ. Флоренса подошла ближе и пожелала ему добраго утра.

— Сегодня вы очень рано принялись за работу, — сказала она.

— Принялся бы и раньше, миссъ, если бы только была работа.

— Развѣ такъ трудно достать ее? — спросила Флоренса.

— Нелегко, миссъ.

Дѣвочка между тѣмъ сидѣла съ обыкновеннымъ безсмысленнымъ видомъ, положивъ руки на колѣни и не обнаруживая ни малѣйшаго любопытства.

— Это ваша дочь?

Онъ быстро поднялъ голову, взглянувъ на дѣвочку съ радостнымъ лицомъ, кивнулъ Флоренсѣ и проговорилъ:

— Да, миссъ, это моя дочь.

Флоренса подошла ближе и поздоровалась. Дѣвочка въ отвѣтъ промычала что-то глухимъ и крайне непріятнымъ голосомъ.