Чарльз Диккенс - Домби и сын

— Прямота была отличительною чертою въ породѣ Багстоковъ. Это — ихъ всегдашній недостатокъ. Хорошо, миледи. Я буду говорить безъ обиняковъ.

— Увы! глубоко паденіе человѣческой натуры! — воскликнула Клеопатра, дѣлая граціозное движеніе своимъ вѣеромъ, — но есть еще священныя чувствованія, доступныя для смертныхъ, и теперь, майоръ, вы коснулись этихъ чувствованій.

Майоръ, въ знакъ согласія, приставилъ руку къ губамъ и послалъ Клеопатрѣ воздушный поцѣлуй.

— Я слаба, майоръ, и чувствую, что недостаетъ во мнѣ той энергіи, какою на моемъ мѣстѣ должна вооружиться чадолюбивая мать, — продолжала м-съ Скьютонъ, приставляя къ губамъ кружевной конецъ своего носового платка, — но великодушныя сердца войдутъ въ мое положеніе и легко поймутъ источникъ этой слабости. Вы, майоръ, злой человѣкъ и безъ пощады терзаете бѣдную мать; но будьте увѣрены, я не отступлю отъ своихъ обязанностей.

Подъ покровомъ окружающаго мрака майоръ пыхтѣлъ, отдувался, моргалъ своими раковыми глазами и, наконецъ, почувствовавъ истерическій припадокъ кашля, началъ прохаживаться по комнатѣ. Египетская царица, не обращая вниманія на продѣлки своего обожателя, продолжала такимъ образомъ:

— Вотъ уже прошло нѣсколько недѣль, какъ м-ръ Домби вмѣстѣ съ вами, любезный майоръ, началъ удостоивать насъ своими визитами. Я признаюсь… позвольте мнѣ быть откровенной, майоръ, я дитя природы, и всегда увлекаюсь первыми впечатлѣніями. Мое сердце открыто для всѣхъ, и каждый можетъ прослѣдить въ немъ малѣйшіе изгибы нѣжнаго чувства. Это мой недостатокъ, и я знаю его вполнѣ. Заклятый врагъ не могъ бы узнать его лучше, но я не раскаиваюсь. Пусть тяготѣетъ на мнѣ это обвиненіе людей безъ сердца и безъ всякой симпатіи къ бѣднымъ созданіямъ, увлеченнымъ побужденіями натуры.

М-съ Скьютонъ поправила косынку, придавила пружины на своемъ проволочномъ горлѣ и продолжала съ большою любезностыо:

— Признаюсь, любезный майоръ, я и милая Эдиѳь съ самаго начала были очень обрадованы визитами м-ра Домби. Уже по одному имени вашего друга онъ имѣлъ право на нашу благосклонность. Вскорѣ я замѣтила, или по крайней мѣрѣ такъ мнѣ показалось, что y вашего благороднаго друга чувствительиое сердце…

— У Домби теперь вовсе нѣтъ сердца, — сказалъ майоръ.

— Злой человѣкъ! — вокликнула м-съ Скьютонъ, бросивъ томный взглядъ на своего обожателя, — замолчи, сдѣлай милость!

— Я буду нѣмъ, если вамъ угодно.

— Кто что ни говори, a натура, простая, безыскусственная имѣетъ непобѣдимыя прелести, — продолжала м-съ Скьютонъ, разглаживая толстые слои румянъ на своихъ костлявыхъ щекахъ. — Поэтому я не удивляюсь, что м-ръ Домби, увлеченный, конечно, простотою нашего общества и искреннимъ радушіемъ, началъ повторять свои визиты и сдѣлался по вечерамъ постояннымъ нашимъ гостемъ. Чувствительность его — этого уже нельзя было не замѣтить — увеличивалась съ каждымъ днемъ, и когда я подумаю теперь о той страшной отвѣтственности, какой я подвергалась, ободряя м-ра Домби брать…

— Брать приступомъ вашу крѣпость, — подсказалъ майоръ.

— О, грубіянъ! неисправимый грубіянъ! Впрочемъ, вы докончили мою мысль, хотя гадкими словами.

Здѣсь м-съ Скыотонъ облокотилась на маленькій столикъ передъ софой и начала кокетливо махать вѣеромъ, любуясь въ то же время на кисть своей руки.

— Мало-по-малу истина открылась передо мной во всемъ своемъ свѣтѣ, и какъ описать невообразимыя страданія, которыми съ той поры терзалось мое бѣдное сердце! Вся моя жизнь посвящена Эдиѳи, моему ненаглядному сокровищу, и видѣть, какъ этотъ ангелъ, мужественно противостоявшій всѣмъ возможнымъ искушеніямъ послѣ своего друга, послѣ покойнаго Грэйнджера, вдругъ началъ измѣняться съ каждымъ днемъ — о, что можетъ быть ужаснѣе этихъ пытокъ, какимъ безъ всякой пощады подвергаетъ насъ коварный свѣтъ!

Коварный свѣтъ, конечно, всего менѣе виноватъ въ ужасныхъ пыткахъ, ощущаемыхъ чувствительнымъ сердцемъ м-съ Скыотонъ. Но это мимоходомъ.

— Да, майоръ, Эдиѳь драгоцѣнный перлъ моей жизни. Говорятъ, она похожа на меня. Я вѣрю этому: фамильное сходство должно быть.

— Есть на свѣтѣ человѣкъ, готовый зажать ротъ всякому, кто бы вздумалъ утверждать, что вы на кого-нибудь похожи. Имя этого человѣка — старичина Джой Багстокъ.

Клеопатра сдѣлала движеніе, какъ будто хочетъ ударить вѣеромъ нескромнаго льстеца, но тутъ одумалась и съ улыбкой на устахъ продолжала такимъ образомъ:

— Если моя прелестная дочь получила отъ меня въ наслѣдство какія-нибудь выгоды, то вмѣстѣ съ ними досталась на ея долю и моя глупая натура. Говорили, хотя я не совсѣмъ этому вѣрю, будто я всегда отличалась необыкновенною твердостью характера. Это же свойство обнаруживается и въ ней; но если разъ успѣли тронуть ея сердце, она дѣлается чувствительною до невѣроятной степени. Ея настоящее положеніе приводитъ меня въ отчаяніе. Вы не можете представить, какая между нами существовала дружба. Мысли, желанія, чувства — все это было y насъ общее. Всякій, глядя на насъ, подумалъ бы, что это скорѣе двѣ сестры, чѣмъ матъ и дочь.

— Это и мое мнѣніе. Джой Багстокъ, м-съ, имѣлъ удовольствіе повторять вамъ его пятьдесятъ тысячъ разъ.

— Да не прерываите меня, злой человѣкъ. И вотъ, послѣ такой безграничной довѣрчивости, я вдругъ увидѣла пропасть, готовую раздѣлить насъ. Эдиѳь, моя милая, безцѣнная Эдиѳь, измѣнилась въ своихъ отношеніяхъ ко мнѣ. Глубокая тайна закралась въ ея ангельскую душу, и, откровенная во всемъ, она всячески начала избѣгать со мною разговоровъ о роковомъ предметѣ. Судите, если можете, объ отчаяніи несчастной матери.

Майоръ придвинулъ свой стулъ къ маленькому столику.

— Я вижу это каждый день, и съ каждымъ днемъ, любезный майоръ, убѣждаюсь въ этомъ больше и больше. Съ часу на часъ я упрекаю себя за избытокъ снисходительности и довѣрія, которое довело до такихъ жалкихъ послѣдствій, и съ минуты на минуту я ожидаю, что м-ръ Домби наконецъ объяснится и облегчитъ невыносимыя муки; но… увы! тщетныя ожиданія, напрасная надежда! Подъ гнетомъ угрызенія — остерегитесь, майоръ, вы уроните чашку съ моимъ кофе — моя безцѣнная Эдиѳь совсѣмъ измѣнилась, и ужъ я не знаю, что мнѣ дѣлать. У кого пойдетъ просить совѣта несчастная мать?

Майоръ, ободренный довѣрчивымъ тономъ, храбро протянулъ руку черезъ столикъ и сказалъ улыбаясь:

— Посовѣтуйтесь со мной, м-съ. Старикашка Джой всегда былъ мастеръ давать совѣты.

— Ну, такъ почему же вы ничего не говорите, лукавый и жестокій человѣкъ? — воскликнула Клеопатра, подавая руку майоруи слегка ударивъ его вѣеромъ. — Вы знаете теперь тайну бѣдной матери, что можете вы сказать для ея облегченія?

Майоръ засмѣялся и поцѣловалъ поданную руку.

— Точно ли я не ошиблась въ предположеніи, что м-ръ Домби — человѣкъ съ благороднымъ и чувствительнымъ сердцемь? Точно ли имѣетъ онъ виды на мою дочь? Посовѣтуете ли вы, любезный майоръ, объ этомъ поговорить съ нимъ, серьезно поговорить или оставить его въ покоѣ? Что мнѣ дѣлать? О, говорите, майоръ, сдѣлайте милость, говорите.