Чарльз Диккенс - Домби и сын

— Какой y тебя странный языкъ, и какъ дико ты на меня смотришь, Эдиѳь!

— Будто бы? Вообразите, и я то же думала! Это видно значитъ, что воспитаніе мое достигло полнаго развитія. Впрочемъ, оно окончилось давно. Теперь я слишкомъ стара и упала слишкомъ низко, чтобы идти по новому пути или удержать васъ на вашей прекрасной дорогѣ. Зародышъ всего, что очищаетъ сердце женщины и дѣлаетъ ее достойною своего пола, никогда не шевелился въ моей груди, и мнѣ нечего беречь, когда я презираю себя…

Трогательная грусть, сопровождавшая послѣднія слова, опять быстро смѣнилась язвительною колкостью, и Эдиѳь продолжала:

— Что же вы не любуетесь, мать моя? Конечно, я не такъ мила, какъ въ былые годы, но все же я не обезьяна… Любуйтесь! Скоро мы не будемъ бѣдны, и ея в-пр. м-съ Скьютонъ назовется тещей первѣйшаго изъ капиталистовъ Англіи. Продѣлки ваши увѣнчались вожделѣннымъ успѣхомъ… Одно могу сказать себѣ въ утѣшеніе: несмотря на всѣ ваши усилія, я твердо рѣшилась не искушать этого человѣка, и не искушала его.

— Этого человѣка! — повторила м-съ Скьютонъ. — Ты говоришь, мой другъ, какъ будто бы ненавидишь его.

— Какъ?! A вы думали, что я люблю его? О, какъ вы дальновидны, матушка!.. Сказать ли вамъ, кто видитъ насъ насквозь и читаетъ самыя тайныя наши мысли? Назвать ли вамъ этого человѣка, передъ кѣмъ еще больше я сознаю свое униженіе?

— Кто же это, мой другъ? Ты, кажется, нападаешь на этого бѣднаго Каркера! На мои глаза, онъ очень добрый и пріятный человѣкъ. A впрочемъ, что бы онъ ни думалъ, безпокоиться нечего: его мнѣніе не помѣшаетъ тебѣ пристроиться… Да что же ты такъ дико смотришь? Не больна ли ты?

Лицо Эдиѳи мгновенно покрылась смертельною блѣдностью, какъ будто сердце ея поразили кинжаломъ. Она ухватилась обѣими руками за грудь, преодолѣвая ужасный трепетъ, пробѣжавшій по всѣмъ ея членамъ. Но вдругъ она встала съ обыкновеннымъ спокойствіемъ и, не сказавъ болѣе ни слова, вышла изъ комнаты.

Опять явилась горничная, уничтожавшая размалеванныя прелести расфранченной старушенки, къ которой вмѣстѣ съ фланелевой кофтой возвратились и всѣ старческіе недуги. Она приподняла и съ нѣкоторымъ усиліемъ повела въ другую комнату остовъ Клеопатры, готовой возродиться къ новой жизни съ завтрашнимъ утромъ.

— Насталъ наконецъ день, Сусанна, когда мы воротимся опять въ нашъ спокойный домъ!

Сусанна перевела духъ, откашлянулась, оглядѣлась вокругъ себя и рѣзко отвѣчала:

— Да, миссъ Флой, спокойный, нечего сказать, охъ, какой спокойный домъ!

— Послушайте, Сусанна, — начала Флоренса, подумавъ нѣсколько минутъ, — не случалось ли вамъ, во время своего дѣтства, видѣть когда-нибудь этого джентльмена, который принялъ на себя трудъ заѣзжать ко мнѣ сюда? Онъ былъ здѣсь три раза, Сусанна, кажется, три?

— Да, три, миссъ Флой. Одинъ разъ, когда вы гуляли съ этимъ беззуб…

Кроткій взглядъ Флоренсы пріостановилъ запальчивость миссъ Нипперъ.

— Я хотѣла сказать, когда вы гуляли съ сэромъ Барнетомъ и его леди и молодымъ джентльменомъ. A потомъ еще два раза онъ былъ по вечерамъ.

— Въ моемъ дѣтствѣ, Сусанна, не случалось вамъ видѣть этого господина въ нашемъ домѣ между гостями?

— Да, миссъ… то есть, право, я не помню, видѣла его или нѣтъ. Въ ту пору, когда ваша маменька умерла, я была еще новичкомъ въ вашемъ домѣ, и моя должность, видите ли, состояла въ томъ, чтобы убирать и выметать спальни на чердакахъ

Миссъ Нипперъ вытянулась въ струнку и вздернула носъ, изъявляя очевидное негодованіе противъ м-ра Домби, не умѣвшаго оцѣнить благовременно ея талантовъ.

— Конечно, вы не могли знать всѣхъ, кто посѣщалъ нашъ домъ. A я ничего не помню.

— И y меня тоже осталось мало въ головѣ, миссъ Флой. Помню, впрочемъ, на кухнѣ часто болтали о гостяхъ. Была старая кормилица, что жила прежде Ричардсъ, разсказывала преуморительные анекдоты, и мы всѣ хохотали до упаду. Меня тогда она дразнила Пузыремъ, особенно, когда бывала подъ куражемъ, a это водилось за нею частенько. За это ее и прогнали.

Флоренса въ раздумьи сидѣла y окна, облокотившись на руку, и, казалось, едва слышала, что говоритъ миссъ Нипперъ.

— A впрочемъ, я хорошо помню, миссъ Флой, — продолжала Сусанна, — этотъ самый господинъ, м-ръ Каркеръ, что ли, былъ и тогда при вашемъ папѣ такимъ же великимъ джентльменомъ, какъ и теперь. Трубили по всему дому, что онъ заграбасталъ всѣ дѣла вашего папы въ Сити, и что вашъ папа никого такъ не уважаетъ, какъ м-ра Каркера. Это очень можетъ статься, миссъ Флой, потому что м-ръ Домби, съ вашего позволенія, никого на свѣтѣ не уважаетъ. Я и тогда понимала эти вещи, даромъ что Пузырь…

На этомъ послѣднемъ словѣ Сусанна Нипперъ сдѣлала особенное удареніе, какъ будто передъ ней стояла старая кормилица, которой теперь надлежало отомстить за обидное прозвище.

— A что м-ръ Каркеръ въ ладахъ съ вашимъ пап а , такъ это я знаю изъ того, что всегда болтаетъ этотъ Перчъ, когда заходитъ въ нашъ домъ. Перчъ вообще прежалкая животина, миссъ Флой, и не умѣетъ ни о чемъ разсказать порядкомъ, a таки смыслитъ довольно насчетъ того, какъ идутъ дѣла въ Сити. Вотъ онъ и говоритъ, эта мокрая папильотка, что м-ръ Домби ничего не дѣлаетъ безъ Каркера, что Каркеръ y него правая рука, что онъ просто водитъ за носъ вашего папу. Оно, пожалуй, что все это и правда, миссъ Флой, даромъ что вашъ папа считаетъ себя умнѣе всякаго индійскаго набоба.

Флоренса, пробужденная отъ своей задумчивости, слушала теперь съ большимъ вниманіемъ и не проронила ни одного слова.

— Да, Сусанна, — сказала она, — я очень вѣрю, что м-ръ Каркеръ пользуется большимъ довѣріемъ папы.

Флоренса постоянно думала объ этомъ предметѣ нѣсколько дней. М-ръ Каркеръ въ два послѣдніе визита, говоря тихонько о кораблѣ, утвердилъ нѣкоторый родъ таинственной довѣрчивости между ею и собою, и вмѣстѣ получилъ надъ нею какую-то странную власть, которая начинала ее безпокоить. Отказаться отъ его услугъ или высвободиться изъ паутины, которою онъ ее постепенно опутывалъ, бѣдная дѣвушка была не въ силахъ: для этого требовалось нѣкоторое знаніе свѣта, и нужна была хитрость, чуждая простой и невинной душѣ. Правда, м-ръ Каркеръ говорилъ ей только то, что о кораблѣ ни слуху, ни духу и что, по всей вѣроятности, онъ погибъ; но какое право имѣлъ онъ разсказывать ей объ этихъ вещахъ? Почему зналъ м-ръ Каркеръ, что судьба "Сына и Наслѣдника" интересуетъ Флоренсу? Зачѣмъ принималъ онъ таинственный видъ, когда говорилъ ей о кораблѣ? Всѣ эти вопросы чрезвычайно тревожили робкую дѣвушку.

Безполезно ломая голову о загадочномъ поведеніи м-ра Каркера, Флоренса мало-по-малу начала рисовать его въ своемъ воображеніи какимъ-то грознымъ страшилищемъ, которому суждено играть важную роль въ ея судьбѣ. Напрасно разсудокъ увѣрялъ ее, что м-ръ Каркеръ такой же человѣкъ, какъ и всѣ другіе, притомъ очень пріятный человѣкъ, который постоянно улыбается и бросаетъ на нее умильные взоры; зловѣщая мечта, наперекоръ разсудку, помрачала свѣтлые образы пылкой фантазіи.