Чарльз Диккенс - Домби и сын

Между тѣмъ маленькое общество увеличилось новымъ лицомъ. Это былъ мужчина въ синемъ плащѣ, съ густыми черными бровями, y котораго вмѣсто правой кисти торчалъ изъ рукава крюкъ, a въ лѣвой рукѣ была голстая палка, шишковатая, какъ и его носъ. На шеѣ красовался y него огромный черный шелковый платокъ, a высокіе воротники рубашки были такъ толсты и грубы, что скорѣе походили на парусъ. Ясно, что это былъ гость, для котораго поставленъ третій стаканъ, и онъ, по-видимому, хорошо это зналъ. Повѣсивъ за дверью на гвоздь свой плащъ и жесткую клеенчатую шляпу, отъ которой на лбу его оставалась красная полоса, какъ будто отъ желѣзныхъ тисковъ, — онъ взялъ стулъ, придвинулъ къ столу и сѣлъ прямо передъ стаканомъ. Этого посѣтителя называли капитаномъ; вѣроятно, былъ онъ штурманъ или шкиперъ, а, можетъ быть, и то и другое вмѣстѣ.

Лицо его, загорѣлое и суровое, прояснилось, когда онъ пожалъ руку дядѣ и племяннику; но, по-видимому, онъ былъ не слишкомъ разговорчивъ и выражался лаконически.

— Ну, что? — спросилъ онъ.

— Ладно! — отвѣчалъ Соломонъ, подвигая вино.

Гость приподнялъ бутылку и, осмотрѣвъ внимательно, сказалъ съ особымъ выраженіемъ:

— Ta?

— Ta самая! — отвѣчалъ продавецъ морскихь инструментовъ.

Капитанъ налилъ стаканъ и, насвистывая какую-то мелодію, казалось, размышлялъ о необыкновенномь праздникѣ.

— Вальтеръ, — сказалъ онъ, приглаживая своимъ кркжомъ рѣдкіе волосы и указывая на Соломона: — "Чти дядю твоего и воспитателя твоего со страхомъ и трепетомъ, да благо ти будетъ, и долголѣтенъ будеши на водѣ". Отыщи этотъ текстъ въ своей книгѣ и загни листокъ. Да благословитъ тебя Богъ!

Онъ такъ былъ доволенъ приведенной цитатой, что повторилъ ее опять, говоря, что ужъ лѣтъ сорокъ не читалъ этого.

— Я никогда не затруднялся, если мнѣ нужны были правила въ жизни, — замѣтилъ онъ. — Я не тратилъ словъ, какъ другіе.

Эта сентенція напомнила ему, что теперь они былъ не совсѣмъ бережливъ на слова. Онъ задумался и молчалъ до тѣхъ поръ, пока старикъ Соль не вышелъ въ лавку за свѣчей; тогда, обратясь къ Вальтеру, гость, безъ всякаго предварительнаго введенія, сказалъ:

— Мнѣ кажется, онъ могъ бы сдѣлать часы, если бы захотѣлъ?

— Непремѣнно, — подтвердилъ мальчикъ, — я не сомнѣваюсь въ этомъ, капитанъ Куттль.

— И какъ бы они пошли! — сказалъ гость, выводя своимъ крюкомъ воздушные фантастическіе зигзаги. — Чортъ побери! какъ бы они пошли!

Двѣ или три минуты капитанъ Куттль, казалось, былъ погруженъ въ созерцаніе своихь идеальныхъ часовъ, и смотрѣлъ неподвижно на мальчика, какъ-будто лицо его служило циферблатомъ.

— Да, онъ напичканъ познаніями, — продолжалъ капитанъ, указывая на инструменты. — Посмотри, чего тутъ нѣтъ? Земля, воздухъ, вода — все ему покорно. Хочешь подняться къ облакамъ на аэростатѣ, спуститься на дно моря подъ водолазнымъ колоколомъ, — все къ твоимъ услугамъ! Задумай, пожалуй, достать и взвѣсить полярную звѣзду, онъ и тутъ къ твоимъ услугамъ!

Ясно, почтенный капитанъ питалъ глубокое уваженіе къ морскимъ инструментамъ, и его философія вовсе не знала или находила очень небольшое различіе между продажей и изобрѣтеніемъ этихъ вещей.

— Ахъ, — сказалъ онъ съ глубокимъ вздохомъ, — хорошо понимать эти штуки, хорошо и не понимать! Не знаю, что лучше. Пріятно сидѣть здѣсь и знать, что тебя могутъ взвѣсить, вымѣрить, намагнитизировать, наэлектризировать, на… и чортъ знаетъ, что еще, — и не понимать, какимъ образомъ!

Удивительная мадера, соединяясь съ благопріятнымъ случаемъ, развязала языкъ капитана, и онъ со славой произн. есъ эту назидательную рѣчь. Но, казалось, почтенный морякъ никакъ не могъ себѣ растолковать, какимъ образомъ высказалъ онъ то, что бродило y него въ головѣ цѣлые десятки лѣтъ, всякій разъ какъ по воскресеньямъ обѣдалъ онъ въ этой лавкѣ. Онъ снова задумался и замолчалъ.

— Послушай, Недъ, — вскричалъ Соломонъ Гильсъ, входя опять въ комнату, — не лучше ли намъ опорожнить эту бутылку прежде, чѣмъ примемся за грогъ?

— Идетъ! — отвѣчалъ капитанъ, наливая свой стаканъ. — A что же твой племянничекъ?

— Выпьетъ и онъ, — отвѣчалъ Соломонъ. — Выпьемте всѣ за благосостояніе торговаго дома Вальтера, за будущую его контору! Кто знаетъ? Сэръ Ричардсъ Виттингтонъ женился же на дочери своего хозяина.

— Прими-ка это къ свѣдѣнію, Вальтеръ! — сказалъ улыбаясь капитанъ.

— Хотя y м-ра Домби и нѣтъ дочери… — началъ Соль.

— Есть, есть, дядюшка! — закричалъ мальчикъ, покраснѣвъ и засмѣявшись.

— Есть? — воскликнулъ старикъ. — Въ самомъ дѣлѣ, я думаю, должна быть.

— О, я навѣрное знаю, — отвѣчалъ мальчикъ. — Объ этомъ я слышалъ сегодня въ конторѣ. Говорятъ, — продолжалъ онъ, понизивъ голосъ, — отецъ не любитъ ея. У него только и на умѣ, какъ бы поскорѣе присоединить сына къ торговому дому, хотя тотъ еще не вышелъ изъ пеленокъ. Онъ высчитываетъ балансъ — и думаетъ о сынѣ, любуется своими кораблями — и съ восторгомъ воображаетъ, что всѣ эти сокровища принадлежатъ ему вмѣстѣ съ сыномъ. Вотъ что говорятъ. Впрочемъ я не знаю.

— Э! да молодецъ ужъ все провѣдалъ о ней! — сказалъ Соломонъ.

— Полно, дядюшка! — отвѣчалъ мальчикъ, смѣясь и краснѣя болѣе прежняго. — Что-жъ дѣлать когда я слышалъ это!

— Боюсь, Недъ, какъ бы этотъ сынъ не загородилъ намъ дорогу! — прибавилъ старикъ, съ улыбкой посматривая на племянника.

— Очень можетъ статься, — отвѣчалъ капитанъ.

— Но мы все-таки выпьемъ за его здоровье, — продолжалъ Соль. — Да здравствуютъ Домби и Сынъ!

— Прекрасно, дядюшка! — весело вскричалъ мальчикъ. — Но тостъ необходимо надобно измѣнить. Вы говорите, что я все провѣдалъ о дочери моего хозяина, и заранѣе меня съ ней соединяете, слѣдовательно… Да здравствуетъ Домби и Сынъ — и дочь!

Рабочая кровь Тудлей пошла въ прокъ маленькому джентльмену. Благородный сынъ м-ра Домби съ каждымъ днемъ замѣтно выросталъ и укрѣплялся. Миссъ Токсъ также съ каждымъ днемъ сильнѣе привязывалась къ Павлу, и ея почти набожная къ нему любовь до такой степени подѣйствовала на м-ра Домби, что онъ началъ считать ее женщиной съ большими природными дарованіями и при многихъ случаяхъ раскланивался съ ней совершенно особеннымъ образомъ. Онъ даже торжественио признался въ своемъ благоволеніи передъ сестрой и не разъ изволилъ говорить ей: — "Луиза! скажи миссъ Токсъ, что я ей весьма обязанъ!" Это необыкновенное вниманіе производило глубокое впечатлѣніе на леди, удостоившуюся такого отличія.

Миссъ Токсъ часто увѣряла м-съ Чиккъ, что ничто не можетъ сравниться съ участіемъ, какое она принимаетъ въ развитіи милаго ребенка, и безпристрастный наблюдатель могъ замѣтить, что поступки ея въ полной мѣрѣ согласовались съ словами. Она съ невыразимымъ наслажденіемъ смогрѣла на невинные обѣды юнаго джентльмена, какъ будто насыщеніе его столько же зависѣло отъ нея, сколько и отъ кормилицы. — Съ такимъ же, если еще не большимъ энтузіазмомъ она присутствовала при маленькихъ церемоніяхъ купанья и туалета, a медицинская часть — наблюденіе за здоровьемъ ребенка — находилась въ полномъ ея распоряженіи. — Однажды, въ припадкѣ скромности, она принуждена была спрятаться въ шкапъ, когда м-ръ Домби вошель въ дѣтскую съ сестрой полюбоваться, какъ сынъ его, ложась въ постель, будеть въ коротенькой рубашечкѣ разгуливать по платью своей кормилицы. — Но миссъ Токсъ никакъ не выдержала, и въ избыткѣ нѣжнаго восторга закричала: "какъ онъ милъ, м-ръ Домби! какой купидончикъ!" — и тутъ же, опомнившись, она за дверью чуть не упала въ обморокъ отъ стыда и замѣшательства.