Чарльз Диккенс - Домби и сын

Кареты опять стоятъ y церковныхъ дверей. М-ръ Домби, подъ руку съ новобрачной, проходитъ черезъ два ряда маленькихъ женщинъ, и каждая изъ нихъ съ этой мимуты разъ навсегда удерживаетъ въ памяти фасонъ и цвѣтъ каждой статьи невѣстина костюма, и все это, по возвращеніи домой, возобновляется на куклѣ, которой вѣчно суждено выходить замужъ. Клеопатра и кузенъ Фениксъ садятся въ одну карету. Въ другой каретѣ помѣстилась Флоренса съ невѣстиной подругой, которую чуть не вручили жениху по ошибкѣ вмѣсто Эдиѳи, майоръ Багстокъ и м-ръ Каркеръ. Лошади приплясываютъ и припрыгиваютъ; кучера и лакеи сіяютъ гирляндами и новыми ливреями. Весело потянулся торжественный поѣздъ по улицамъ города, и тысячи любопытныхъ глазѣютъ на него изъ своихъ оконъ; тысячи степенныхъ холостяковъ сь завистью смотрятъ на счастливую чету, но утѣшаютъ себя мыслью, что такое счастье — увы! — не можетъ быть продолжительнымъ.

М-съ Токсъ выступаетъ, наконецъ, изъ-за памятника и тихонько пробирается изъ галлереи. Красны глаза y прелестной дѣвы, и платокъ ея омочень слезами. Глубока рана въ ея сердцѣ, но она надѣется, что молодые будутъ счастливы. Она совершенно признаетъ блистательную красоту новобрачной и смиренно допускаетъ, что ея собственныя прелести сравиительно довольно слабы; но величественный образъ м-ра Домби, его сиреневый жилетъ, его панталоны оленьяго цвѣта глубоко запали въ ея душу, и м-съ Токсъ плачетъ навзрыдъ, возвращаясь домой на Княгининъ Лугъ. Капитанъ Куттль еще слышитъ стройные звуки божественной службы; сотни разъ повторяетъ аминь и чувствуетъ замѣтную склонность къ благоговѣйнымъ размышленіямъ. Въ такомъ расположеніи духа ходитъ онъ по всей церкви съ лощеною шляпою въ рукахъ и съ умиленіемъ читаетъ надпись на гробницѣ маленькаго Павла. М-ръ Тутсъ, сопровождаемый вѣрнымъ Гусемъ, оставляетъ Божій храмъ въ лютомъ припадкѣ мучительной страсти. Гусь еще не построилъ надежнаго плана относительно пріобрѣтенія Флоренсы, думаетъ, однако, что на первый случай не мѣшаетъ дать хорошаго пинка м-ру Домби. Служанки м-ра Домби выходятъ изъ потаенныхъ мѣстъ и располагаются бѣжать въ Брукъ-Стритъ, но ихъ задерживаютъ новые припадки м-съ Перчъ, которой нуженъ стаканъ холодной воды. Наконецъ м-съ Перчъ оправилась, и всѣ побѣжали, куда слѣдуетъ. М-съ Миффъ и м-ръ Саундсъ сидятъ на церковной паперти, разговариваютъ и считаютъ собранныя деньги. Могильщикъ идетъ на колокольню встрѣчать новаго покойника похороннымъ звономъ.

Наконецъ кареты подъѣхали къ резиденціи м-съ Скьютонъ, и трубачи съ куклами и плясунами встрѣтили счастливый поѣздъ торжественнымъ маршемъ. Густыя толпы прихлынули со всѣхъ сторонъ, когда м-ръ Домби, подъ руку съ новобрачной, торжественно входилъ въ чертогъ кузена Феникса. За ними въ стройномъ порядкѣ слѣдуютъ свадебные гости. Но зачѣмъ въ эту минуту м-ръ Каркеръ, пробиваясь черезъ толпу, вспомнилъ нищую старуху, которая остановила его въ лемингтонской рощѣ? Зачѣмъ Флоренса, въ эту же минуту, выходя изъ кареты, съ трепетомъ припомнила отвратительное лицо доброй бабушки, ограбившей ее въ дѣтствѣ.

Привѣтствіямъ, поздравленіямъ, комплиментамъ нѣтъ и счету въ этотъ счастливый день. Оставляя гостиную, общество усаживается за столомъ въ темнобурой залѣ, которой никакія усилія декоратора не могли сообщить веселаго вида, — нѣтъ нужды, что сухопарые негры подлѣ канделябровъ убраны роскошными цвѣтами и бантами.

Завтракъ — великолѣпный, честь и слава моднаго ресторатора. М-ръ и м-съ Чиккъ также присутствуютъ среди гостей. М-съ Чиккъ съ удивленіемъ находитъ, что природа какъ будто нарочно истощила всѣ свои дары, чтобы олицетворить въ обворожительной Эдиѳи настоящую Домби. М-съ Скьютонъ чувствуетъ большое облегченіе и выпиваетъ даже очень исправно свою долю шампанскаго. Высочайшій лакей, страдавшій поутру мигренью, теперь въ добромъ здоровьи, пасмуренъ, угрюмъ и смертельно ненавидитъ другого высочайшаго лакея, y котораго вырываетъ изъ рукъ тарелки съ очевидною яростью. Компанія холодна, спокойна и отнюдь не раздражаетъ избыткомъ веселости черные гербы и картины, погруженные на стѣнахъ въ глубочайшій трауръ. Кузенъ Фениксъ и майоръ Багстокъ веселятся за всѣхъ; м-ръ Каркеръ улыбается во все время, и особенно при взглядѣ на м-съ Домби, которая, однако, не обращаетъ на него ни малѣйшаго вниманія.

Завтракъ кончился, и слуги удалились, кузенъ Фениксъ величаво подымается со своего мѣста и обращаетъ на себя всеобщіе взоры. Его манжеты бѣлы, какъ снѣгъ; его щеки послѣ обильныхъ изліяній шипучей влаги рдѣютъ свѣжими розами. Кузенъ Фениксъ смотритъ настоящимъ лордомъ.

— Милостивые государыни и государь! — начинаетъ кузенъ Фениксъ. — Хотя, быть можетъ, въ домѣ частнаго джентльмена это есть вещь не совсѣмъ обыкновенная, однако, я долженъ просить позволенія напомнить вамъ, что приходитъ, наконецъ, пора предлагать то, что обыкновенно называется… словомъ сказать, предлагать тосты.

Майоръ аплодируетъ. М-ръ Каркеръ, выставивъ голову впередъ черезъ столъ по направленію къ особѣ кузена Феникса, улыбается и дѣлаетъ одобрительные жесты.

— Это, смѣю вамъ напомнить, есть… словомъ сказать…

— Слушайте! слушайте! — восклицаетъ майоръ энергическимъ тономъ убѣжденія.

М-ръ Каркеръ слегка хлопаетъ руками и, опять, наклонившись впередъ черезъ столъ, улыбается и дѣлаетъ самые одобрительные жесты, какъ будто онъ особенно былъ пораженъ этимъ послѣднимъ замѣчаніемъ и лично желалъ выразить оратору благодарность за доставленное удовольствіе.

— Это есть, милостивые государыни и государи, такой случай, когда, не опасаясь нарушенія общихъ приличій, можно и должно дѣлать отступленія отъ обыкновенныхъ формъ и условій свѣтской жизни. Въ жизнь свою я не былъ ораторомъ и не отличался даромъ слова. Когда, какъ членъ палаты депутатовъ, я имѣлъ честь поддерживать адресъ и долженъ былъ при этомъ случаѣ говорить рѣчь, то, сознавая въ себѣ свой природный недостатокъ, я принужденъ былъ на двѣ недѣли сдѣлаться больнымъ…

Майоръ и м-ръ Каркеръ пришли въ яростный восторгъ отъ этой черты изъ автобіографіи лорда. Поощренный ораторъ обращается теперь лично къ нимъ и продолжаетъ такимъ образомъ:

— И, словомъ сказать, несмотря на то, что я былъ двѣ недѣли чертовски боленъ, я чувствую, вы понимаете, на мнѣ лежитъ обязанность. A какъ скоро англичанинъ чувствуетъ, что на немъ лежитъ обязанность, онъ долженъ, во что бы то ни стало, выполнить ее наивозможно лучшимъ способомъ, какой только ему извѣстенъ. Итакъ, джентльмены, сегодня благороднѣйшая британская фамилія имѣла удовольствіе соединиться въ лицѣ моей возлюбленнѣйшей и совершеннѣйшей родственницы, которую теперь я вижу присутствующею, словомъ сказать… присутствующею…