Чарльз Диккенс - Домби и сын

При каждомъ новомъ стукѣ колесъ вся компанія останавливалась и прерывала разговоръ и вслушивалась; не разъ даже раздавалось общее восклицаніе: "вотъ они! воть они!" но оказывалось, что это были не они, и фальшивая тревога оканчивалась ничѣмъ. Кухарка, видимо, начала сокрушаться о приготовленномъ обѣдѣ, м-ръ Таулисонъ больше и больше свирѣпѣлъ противъ французовъ, всѣ чувствовали какое-то неопредѣленное безпокойство, и только одинъ обойщикъ, чуждый всякихъ треволненій, спокойно продолжалъ бродить по комнатамъ, погруженный въ блаженное самосозерцаніе.

Флоренса готова встрѣтить отца и свою новую мать. Радость или грусть волнуетъ ея сердце, робкая дѣвушка сама не знаетъ; но ея щеки зардѣлись яркимъ румянцемъ и заискрились необыкновеннымъ блескомъ. Въ людской поговариваютъ втихомолку: какъ прекрасна сегодня миссъ Флоренса, какъ она выросла! какъ похорошѣла, бѣдняжечка! Затѣмъ слѣдуетъ пауза. Кухарка, какъ душа общества, чувствуетъ, что ей надобно высказать свое мнѣніе. Она говоритъ: удивительно для меня… но что именно удивительно, не объясняетъ. Горничная также удивляется, и вмѣстѣ съ ней чувствуетъ глубокое удивленіе м-съ Перчъ, надѣленная отъ природы завидною способностью приходить въ изумленіе отъ всего, что поражаетъ удивленіемъ другихъ особъ, хотя бы предметъ такого удивленія скрывался во мракѣ неизвѣстности. М-ръ Таулисонъ пользуется благопріятнымъ случаемъ настроить дамскія сердца на печальный тонъ. Онъ говоритъ:

— Чѣмъто окончится вся эта исторія! Посмотримъ, поглядимъ!

— Какъ, подумаешь, все устроено на свѣтѣ! — восклицаетъ кухарка, — право! A ужъ насчетъ миссъ Флоренсы, м-ръ Таулисонъ, я готова побиться объ закладъ, ей не будетъ хуже ни отъ какихъ перемѣнъ.

— Какъ бы не такъ! — возражаетъ Таулисонъ и, скрестивъ руки, хранитъ глубокое молчаніе, увѣренный, что его пророчество навело ужасъ на все общество.

М-съ Скьютонъ, готовая встрѣтить милыхъ дѣтей съ отверстыми объятіями, уже давно нарядилась въ дѣвическій костюмъ съ коротенькими рукавчиками. Зрѣлыя прелести Клеопатры цвѣтутъ теперь въ тѣни ея собственныхъ комнатъ, которыми она овладѣла только что сегодня. Уже нѣсколько часовъ брюзга-старуха сидитъ подъ окномъ и крайне досадуетъ на запоздалый обѣдъ.

Гдѣ же счастливая чета, ожидаемая этимъ благословеннымъ домомъ? Неужели паръ, вода, вѣтеръ и лошади, — все замедляетъ свой ходъ, чтобы продлить блаженство этой четы? неужели слишкомъ много благовонныхъ цвѣтовъ на ея дорогѣ, и она запуталась между розами и лиліями?

Вотъ она, наконецъ, вотъ счастливая чета! Быстро подъѣхала карета къ великолѣпному дому и остановилась y подъѣзда; м-ръ Таулисонъ и компанія бѣгутъ на встрѣчу, отворяютъ дверь, и молодые супруги рука объ руку входятъ въ свой чертогъ.

— Милая Эдиѳь! — кричитъ на лѣстницѣ взволнованный голосъ. — Милый Домби! — И коротенькіе рукавчики обвиваются поперемѣнно вокругъ милаго и милой.

Флоренса также спустилась въ залу, но, не смѣя подойти съ своимъ привѣтствіемъ, робко выжидаетъ, пока пройдутъ первые восторги нѣжнѣйшаго свиданія. Глаза Эдиѳи встрѣтили ее еще на порогѣ. Небрежно поцѣловавъ въ щеку чувствительную родительницу, Эдиѳь поспѣшила къ Флоренсѣ и обняла ее съ нѣжностью.

— Какъ твое здоровье, Флоренса? — спросилъ м-ръ Домби, протягивая руку.

Цѣлуя ее, трепещущая Флоренса встрѣтилась съ глазами отца. Холоденъ былъ взоръ м-ра Домби; но любящее сердце дочери замѣтило въ немъ что-то, похожее на участіе. Ей даже показалось, что при взглядѣ на нее, м-ръ Домби обнаружилъ чувство изумленія безъ всякой примѣси недоброжелательства или негодованія. Не смѣя болѣе поднять на него глазъ, она, однако, чувствовала, чго онъ взглянулъ на нее еще разъ и взглянулъ благосклонно. О, какой лучъ радости оживилъ все существо ея при отрадной мысли, что теперь новая маменька откроетъ ей неразгаданный секретъ пріобрѣтать любовь своего отца.

— Надѣюсь, м-съ Домби, вы не долго станете переодѣваться, — замѣтилъ м-ръ Домби.

— Я сейчасъ буду готова.

— Подавать обѣдъ черезъ четверть часа.

Съ этими словами м-ръ Домби всталъ и ушелъ въ свой кабинетъ. М-съ Домби ушла къ себѣ на верхъ, a м-съ Скьютонъ и Флоренса отправились въ залъ, гдѣ нѣжная маменька вмѣнила себѣ въ обязанность пролить нѣсколько неудержимыхъ слезъ, въ знакъ радости о счастьи дочери. Она отирала ихъ еще вышитымъ кончикомъ носового платка, медленно и осторожно, когда зять ея снова вошелъ въ комнату.

— Ну, что, какъ понравился вамъ прелестный Парижъ? — спросила она его, подавляя свое волненіе.

— Холодно было, — отвѣчалъ м-ръ Домби.

— Но зато весело, какъ всегда, — сказала м-съ Скьютонъ.

— Не очень. Что-то скучно, — возразилъ Домби.

— Что вы, какъ можно скучно!

— На меня, по крайней мѣрѣ, онъ произвелъ такое впечатлѣніе, — продолжалъ Домби съ важною учтивостью. — М-съ Домби нашла его, кажется, тоже скучнымъ; она раза два говорила, что ей не весело.

— Проказница! — сказала м съ Скьютонъ, подходя къ входившей въ это время дочери, — можно ли говорить такія вещи о Парижѣ!

Эдиѳь подняла усталыя рѣсницы и прошла въ дверъ, обѣ половинки которой были торжественно растворены, съ цѣлью раскрыть амфиладу новоубранныхъ комнатъ; но Эдиѳь едва взглянула на это убранство и сѣла возлѣ Флоренсы.

— Какъ прекрасно отдѣланы комнаты! — сказала м-съ Скьютонъ, обращаясь къ Домби. — Съ какой точностью умѣли они исполнить каждую мыслы Это не домъ, a дворецъ.

— Да, недурно, — отвѣчалъ Домби, окинувши взоромъ комнаты. — Я сказалъ, чтобы не жалѣли денегъ, и что можно сдѣлать за деньги, надѣюсь, сдѣлаино.

— А чего нельзя за нихъ сдѣлать! — замѣтила Клеопатра.

— Деньги всемогущи, — подтвердилъ Домби.

И онъ торжественно взглянулъ на жену; но жена молчала.

— Надѣюсь, м-съ Домби, — сказалъ онъ, обращаясь къ ней послѣ минутнаго молчанія съ особеиною выразительностью, — надѣюсь, вы одобряете всѣ эти измѣненія?

— Да конечно, — отвѣчала она съ надменною безпечностью. — Должно быть прекрасно, такъ значитъ и прекрасно.

Насмѣшливое выраженіе было, казалось, неразлучно съ ея гордымъ лицомъ; но презрѣніе, съ которымъ она выслушивала намеки на богатство, эти притязанія удивить ее почти сказочной роскошью, — это презрѣніе было на лицѣ ея чѣмъ-то новымъ, выражавшимся ярче всего другого. Замѣтилъ ли это м-ръ Домби, облеченный въ собственное величіе, или нѣтъ, только случаевъ замѣтить это выраженіе представлялось для него довольно; въ настоящую минуту ему очень не трудно было бы понять взглядъ, надменно скользнувшій по предметамъ его гордости и остановившійся потомъ на немъ. Онъ могъ бы прочесть въ этомъ взглядѣ, что всѣ богатства его, будь онѣ хоть вдесятеро больше, не завоюютъ ему ни тѣни покорной мысли въ гордой женщинѣ, связанной съ нимъ узами брака, но возстающей противъ него всею душою. Онъ прочелъ бы въ этомъ взілядѣ, что она презираегъ его сокровища, но и смотритъ на нихъ, какъ на свою собственность, какъ на плату, какъ на низкое и ничтожное вознагражденіе за то, что она сдѣлалась его женою. Онъ прочелъ бы въ немъ, что малѣйшій намекъ на могущество его денегъ, давая ей поводъ выражать свое презрѣніе, все-таки унижалъ ее въ собственномъ мнѣніи и разжигалъ пожаръ внутри ея.