Эдвард Бульвер-Литтон - Пелэм, или приключения джентльмена

— Где я пропадала? — молвила она в ответ на его сердитый вопрос. — Ходила посмотреть новую церковь; все говорили, что уж очень она superbe. [376] Великолепна (франц.).

— Сдается мне, — ответил мужчина, — что в нашем положении такие зрелища не могут доставить удовольствия.

— Почему же, Тиррел? — спросила женщина; она тем временем взяла его под руку, и они медленно пошли дальше, а я следовал в нескольких шагах позади. — Сейчас мы ведь богачи по сравнению с тем, что было, а если ты снова примешься за игру, твои двести фунтов легко могут превратиться в крупное состояние. Проигрыши научили тебя многому, и теперь ты сможешь извлечь большую пользу из своей ловкости.

Тиррел не дал ей прямого ответа; казалось, он спорит с самим собой.

— Двести фунтов — из них двадцать уже прожиты! Еще несколько месяцев — и ничего не останется! Что это, как не краткая передышка накануне голодной смерти? Но если только мне повезет, эти деньги могут стать основой богатства.

— А почему бы и нет? Многие разбогатели, начав с еще меньшей суммы, — сказала женщина.

— Верно, Маргарет, — согласился игрок, — и даже если не повезет, мы этим только ускорим на месяц или два неизбежную развязку — лучше мгновенная гибель, нежели медленная пытка.

— А что, если ты попытаешь счастья в какой-нибудь другой игре, где ты более опытен, или где шансов на выигрыш больше, чем в rouge et noir? — спросила женщина. — Разве ты не мог бы сорвать солидный куш с этого высокого, красивого мужчины, о котором Торнтон говорит, что он несметно богат?

— Эх! если б это было возможно, — со вздохом, задумчиво сказал Тиррел. — Торнтон уверяет, что выиграл у него тысячи и что эти деньги для такого богача, при его доходах, капля в море. Торнтон добродушный, беспечный, простой парень — он, пожалуй, согласится уделить мне часть добычи; но в какую игру лучше всего вовлечь этого богача?

Тут я поравнялся с достойной парочкой, затем обогнал ее — и не слыхал продолжения разговора.

«Ну что ж, — подумал я, — если этот бесценный человек действительно умрет голодной смертью — так ему и надо! Он ее заслужил с лихвой — и своими замыслами в отношении незнакомца и в особенности своим отзывом о Торнтоне. Будь он только мошенник — его еще можно было бы пожалеть; но мошенник и дурак одновременно— вот сочетание отвратительных черт, которое мало покарать временно, чистилищем общественного мнения; здесь справедливым возмездием будет только окончательная гибель».

Я быстро дошел до дома, где жил Торнтон. Все та же старуха, погруженная все в ту же повесть Кребильона, дала мне все тот же ответ, после чего я снова поднялся по темной крутой лестнице, казалось говорившей о том, что стезя порока не такая уж легкая, как принято думать. Я постучал в дверь и, не получив ответа, открыл ее. Первое, что я увидел, был темный, плотный сюртук Уорбер-тона — его обладатель сидел спиной ко мне и с жаром говорил что-то Торнтону; тот полулежал в кресле, перекинув одну ногу через подлокотник.

— А, мистер Пелэм! — воскликнул хозяин дома, проворно изменив свою не слишком изящную позу. — Очень рад вас видеть. Мистер Уорбертон — мистер Пелэм, мистер Пелэм — мистер Уорбертон.

Новый таинственный знакомец выпрямился во весь рост и весьма небрежным кивком ответил на мое любезное приветствие. Человек, не получивший хорошего воспитания, счел бы его невежей. Я же только предположил, что он не знает светских обычаев. Подлинно светский человек никогда не бывает неучтив. После этого молчаливого знака снисхождения de sa part [377] С его стороны (франц.). он повернулся ко мне спиной и опустился на кушетку.

«Я ошибался, — сказал я себе, — когда думал, что он стоит выше такого проходимца, как Торнтон. Они отлично подходят друг к другу».

— Дорогой сэр, — обратился ко мне Торнтон, — я душевно сожалею, что не мог позавтракать с вами, — мне помешала встреча совсем особого рода… verbum sap. [378] Сокращенное написание латинской поговорки: verbum sapienti sat est — мудрому достаточно одного слова (лат.).

Надеюсь, мистер Пелэм, вы сообразили — черные глаза, белоснежная кожа, а щиколотки… — Говоря так, мужлан потирал свои огромные руки и хихикал.

— Что же, — ответил я, — не мне вас осуждать, хоть я и потерпел ущерб; черные глаза и тонкие щиколотки все извиняют. А какого мнения на этот счет мистер Уорбертон? — спросил я, обращаясь к тому, с кем жаждал завязать разговор.

— Право, — ответил он сухо, не меняя при этом своей неучтивой позы, — дело самого мистера Торнтона решать, изысканные ли у него вкусы по некоторой части и уважительны ли те извинения, которые он принес.

Это было сказано саркастическим, язвительным тоном. Торнтон досадливо закусил губу—скорее, так мне казалось, из-за этого тона, нежели из-за самих слов, и его серые глазки засверкали мрачным, злобным огнем, гораздо больше соответствовавшим выражению его липа, нежели беспечная веселость и enjouement, [379] Игривость (франц.). обычно искрившиеся в них.

«Видно, не такая уж это тесная дружба, — подумал я, — а теперь нужно изменить план атаки».

— Скажите, прошу вас, — спросил я, обращаясь к Торнтону, — у вас в Париже столько знакомых, не встречался ли вам некто Тиррел?

Уорбертон вскочил с кушетки и тотчас снова опустился на нее. Торнтон бросил на меня косой быстрый взгляд, разительно напоминавший взгляд собаки, еще не решившей, кусаться или удрать.

— Я знаю мистера Тиррела! — ответил он после минутного молчания.

— Что он за человек? — спросил я с равнодушным видом. — Страстный игрок, не так ли?

Время от времени не прочь перекинуться в картишки, — ответил Торнтон. — Надеюсь, вы с ним незнакомы, мистер Пелэм?

А почему бы нет? — в свою очередь спросил я, избегая прямого ответа. — Эта столь распространенная склонность не может повредить его репутации, если только вы не считаете его скорее авантюристом, нежели картежником — иначе говоря, человеком, умеющим слегка помогать фортуне!

— Упаси меня бог говорить подобные вещи, — возразил Торнтон, — старый юрист никогда не попадется в такую ловушку!

— Чем правдивее отзыв, тем решительнее его объявляют клеветой, — сказал Уорбертон, зловеще ухмыляясь.

— Нет, — продолжал Торнтон, — я ничего дурного не знаю о мистере Тирреле — ровно ничего! Возможно, он человек весьма почтенный, так я считаю. Но в качестве вашего друга, мистер Пелэм, — тут в голосе Торнтона зазвучали ласковые нотки, — я советую вам как можно меньше общаться с людьми такого пошиба.

— Теперь, — сказал я, — вы по-настоящему возбудили мое любопытство; вы ведь знаете — нет ничего соблазнительнее тайны.

По лицу Торнтона я заключил, что он ждал совсем иного ответа, а Уорбертон раздраженно сказал: