Луи Селин - Банда гиньолей

— What is «menage»? — спрашивает… Слово, произнесенное им недавно. Не понимает она «menage».

— Menage… menage… What is it?

— Menage? Помилуйте! Sweet home! Darling, deary Virginie! Домашний очаг, дражайшая Вирджиния!

Забавно, забавно!.. Очень кстати!.. Он чистит ей виноград. Приятели — водой не разольешь… Мальчишка с девчонкой… Заигрывание, подогретое шампанским… Дружно смеются: он — в пронзительно дребезжащем регистре, она — в воркующем… Она в восторге от собственной бесшабашности… Я-то хорош!.. Он гремит костяком, смеется всякой своей глупости… А я, так совсем дурак дураком! Кислятина!.. Что-то брюзгливо бормочу… Может быть, мне тоже нужно было трепыхаться, изображать похотливого интеллектуала? Делать разные намеки?.. Но тут, перебивая меня, он неожиданно вскакивает и поднимает бокал за наше здоровье… собирается произнести тост. Устроил вспышки света вокруг головы, вроде мерцания светляков.

— Передавайте сюда деньги! — возгласил он. — Money, money for the kids! Деньги для влюбленных!

Только все это балагурство, озорство! Денег у него — куры не клюют, о чем он и сообщает мне, наклонившись к самому моему уху.

— Money! Да мне девать их некуда, дружище! Да они понятия не имеют, простаки, простофили!..

Отметает их взмахом руки, точно стряхивая пыль. — Пшик!

И снова дрыгать ногами. Он так неистовствует, что стол трясется… В диком восторге… Малышка не отстает…

— Клубника, Фердинанд! Клубника! — потчует она меня… Сама не понимает, что говорит…

Бац — новое переключение! Не оставаться здесь больше ни секунды! Уходим немедленно!

— Bill! — бросает он. — Счет!

Гуляки вываливаются на палубу!.. Я почти ни к чему не притронулся — такая гадость была во рту от вони… Одна малышка воздала должное угощению… Глянул на счет, и в глазах потемнело!.. Тут он запустил обе руки в свое рубище, прямо в брюхо себе… прямо туда… Достал оттуда, из самого своего нутра, целую охапку фунтов… фунтов стерлингов… Снова полез, снова стал рыться. Теперь на свет божий являются пачки долларов, целые ворохи… Швырнул все это на стол…

— Хоть завались!.. — верещит он. — Хоть завались!.. Богатенький я, деточки, хотя по виду не скажешь!

Он наполняет две тарелки стерлингами, сваленными кучей бумажками, казначейскими билетами Французского банка… Все мокрое, замусоленное, в какой-то слизи…

— А теперь золото! — возвещает он.

При словах сих все головы поворачиваются к нам… Охота ему перед всеми покрасоваться!.. А у них и глаза на лоб полезли… В волосах у него… в общем, в той поросли, что торчит у него на голове… вспыхивают огоньки… Просто кишат, клубками копошатся, вроде светящихся трупных червей… Фосфорическое свечение гниющей плоти… Признаюсь, ошарашил он меня… Начал выгребать из себя пригоршни золота… Преспокойно роется в своем нутре… Насыпал тарелку, другую. Это будет почище забавы с пробочкой!.. Холмики луидоров. У халдеев отвисла челюсть: вот так фокус-мокус!.. Умопомрачение… Ведовство… Золотые россыпи на чай!.. Чистопробные золотые катятся, подскакивают… Знать, разжился на гнусных делишках! Может позволить себе щедрость… Где же он наскреб весь этот Клондайк? В карманах брюк? Ну, ловкач! Ну, жох!

— You're more fun than a box of monkeys! Вы потешнее целого короба мартышек!

Это ему объявила малолетка. Какой успех! А ему все мало — и витийствует, и дрыгается, тем более, что она подзуживает: «ц-ц-ц… ц-ц-ц!» Пусть достает еще сокровищ… Пусть хорошенько пороется… Он и дерет себя, как уличный пес, точно у него там дупло… Чего только не вытаскивает: снова звонкая монета, стерлинги… двадцатифранковики… и все это швыряет под потолок… И вот цирковой номер: запрокинув свою гнусную образину, он ловит ртом сыплющиеся сверху луидоры… глотает их… а они оказываются у него в штанах. Роется в своей утробе обеими руками — глядите, мол, меня всего видно насквозь… Невиданный фокус!.. Малышка совершенно опьянела… уже ничего не соображает, лицо красное, пунцовое… Славно погуляла!.. Совсем ее развезло: юбка задралась, бедра заголились… Ноги положила на сиденье. Оба они просто не в себе…

— Я буду звать вас Скоморох!

— Mr. Gollywoag, if you please! Шутейный Негритосик, коль не возражаете!

— Нет, для меня вы лорд Сороконожка!

Вот так они подтрунивали друг над другом… Золотой дождь! Просто умора! Люди ползают, подбирая целые состояния… То там, то здесь ухватят… На карачках! Теперь за нас взялись — я имею в виду двух наших наглецов… Ворчу я, все не по мне… Таким я им кажусь… Завистник, злопыхатель!..

— Взгляни на Фердинанда!

Вид у меня, конечно, не ахти какой… да только я не стану выворачиваться наизнанку, разбиваться в лепешку ради этой белиберды, этого вздора несусветного, насквозь прогнившего головореза… феномена, вылезшего из могильной ямы!.. Ах ты, сволочь ублюдочная!.. Нервы из-за тебя натянуты, до предела… Опостылело!.. От его вони свободно чувств можно лишиться — нечего сказать, утонченный господин!.. Не поддаваться, не поддаваться… Неужто малышка ничего не ощущает?

— Неужели вы ничего не чувствуете, девочка? Принюхайтесь хорошенько!

До чего меня злит эта сучонка, малолетка распутная!.. Она просто выводит меня из себя!.. Намеки для нее — пустой звук!.. Совсем опьянела — и хоть ты что!.. Мешаю я им веселиться… мешаю. Только это их и волнует… Нет, но с этой падалью, червивой тухлятиной… Она же в восторге от него!.. Женщины порочны до мозга костей, с колыбели…

— Пошли отсюда! Надо поторапливаться!

Как же мне обрыдли все эти затеи! Довольно, посмеялся… Да и выпито изрядно, как ни верти… Куда денешься?.. Опять же шампанское… Все из-за вони, из-за внутреннего борения… Нет у меня привычки к спиртному… Только я все время вижу ее ноги… Вирджинии, то есть… Крепкие, мускулистые, розовые ноги мальчишки-подростка, так-то вот… Я, может быть, и хмелен, да благоразумен… Не какой-нибудь сатир… Ноги просто великолепные, загляденье, но девчонка скверная, с самой колыбели себе на уме… Порочность, растление — изначально… Омерзительные совокупления… Да, да, вот где корень зла!.. Я все видел собственными глазами! С Бигудихой! Комедия! Насмотрелся я за целый день, да уж!.. Такое вот познание бездны… Какие бедра!.. Десять, двенадцать лет… Бигудихе, скажем, пятьдесят… Волосы, между ног, седые совсем! Прелестная парочка… в упряжечке! Порок и криводушие!..

— Я буду звать вас Gollywoag! Шутейный Негритосик!

Слышали уже! Понаобещал Червивый!.. Вирджиния, сердце мое, терзающий меня ангел во плоти, Купидон, своей стрелой внутренности мне рвущий… То не раны, полученные в боях, — то муки, причиняемые совсем недавними уязвлениями… Все прочее не желаю видеть, пропади оно!.. Чтобы перестал трясти околдовывающим тряпьем!.. Но прежде всего — прочь из этой забегаловки! Тут все провоняло из-за него… Да и довольно уже швыряться луидорами… Я зануда? Сколько желчи!.. Это про самого веселого солдатишку в этой шараге!.. Ну, погодите, любезные мои подмастерья!.. Хотя в моих печенках и понатыкано шрапнели, я пока еще самый развеселый ухарь из всей компании. А какое веселье без выпивки? Я ревнив?.. Слова не скажу: каждому и всякому отдаю мою плутовку… Понятное дело, мучаюсь, горит все во мне… Я совсем изнемог не только из-за покалеченных рук и ног, но и из-за этой муки тоже! Посмеюсь в другой раз!.. Будет другое огненное колесо, другая война, и уж она все раздолбает… полетит все прахом!.. Уж тогда я не буду стесняться. Стану для начала генералом!.. Теперь-то я выбился из колеи… Хотя и есть во мне забавность, да худосочная — даже озлиться не могу… разве что куснуть мою бесстыжую плутовку, нахалку… Под клетчатой юбкой… Видел, как Бигудиха кусала ее без всяких церемоний… Любовные забавы посреди города, посреди сквера, у всех на глазах… Обе извивались, услаждались… Еще немного, и она увела бы мою беспутную крошку, прямо на Лестер-сквер, как дважды два!.. А у девчонки юбочка задрана аж до шеи… Под солнышком наставляла мне рога… Клетчатая юбчонка… Вот уж услаждались промеж себя, будьте покойны… Охальный разврат… Я теперь вроде как лунатиком заделался: чуть что, и снова мерещиться начинает… все эти картины, такие развратные, что хоть вой! Нет, нечего больше раздумывать!..