Луи Селин - Банда гиньолей

— Какие же гроши он собирается, по-твоему, прикарманить? Премию за противогазы? Да у него денег — куры не клюют!

— Просто не желает видеть нас более!.. А тебя, юбочник, он вообще терпеть не может! Взревновал, но прикидывается, что твой Фреголи. Ни сном ни духом!.. А потом — раз! — и вытащит эдакий вот ножище! Говорю тебе со знанием дела: душа у них — мрак кромешный!.. Помнишь хлыст? Как он девчонку отлупцевал? Так воспитывается характер! Семейная черта!

— Это в каком смысле?

— А ты не пытайся понять. Извращенность — и все тут! Я бы на твоем месте поостерегся, а ты сам нарываешься на неприятности своим беспутством! Дерешь его племянницу! Только не все коту масленица! Ты еще горько раскаешься! Ты еще не знаешь всех их подвохов!..

В мою душу начинали закрадываться сомнения…

— Когда все это ему осточертеет, у него будет сколько угодно возможностей выкинуть фортель. Брысь, катитесь отсюда, шпана! Повод всегда найдется. «Заберите этих ворюг! Понятия не имею, откуда они взялись!» В Скотланд Ярде никогда не задают вопросов, когда дело касается иностранцев — упечь в каталажку эту шушеру!..

«Они шпионы?» — «Конечно! Интересуются изобретениями, все время крутятся вокруг патентов! Жуткая мразь! Злоупотребили доверием добрейшего полковника!» Сам понимаешь, он просто блаженствует, прет напролом. Это все его рук дело… И как кстати! Все достанется ему, все пойдет в его карман: и слава, и деньги! «Да, да, война! Просто ужасно! К нам стекаются злоумышленники из всех стран мира. Избавьте нас от них, дорогой констебль! Сдаю их вам собственноручно во имя обороны Империи, во имя победы короля Георга! Повесьте это отребье!»

А уж легавые просто не помнят себя от радости! Вот счастье привалило! Даже если бы один-единственный шпион, шпиончик, шпионище в маске, весь в черном… Что им сутенер или старый рецидивист? В гробу они их видели!.. А тут на тебе, два шпиона зараз! Пальчики оближешь!.. Вот уж зауважают легашей по нынешним-то временам! Это вам не карманная кража!.. Ну что, раскумекал?

Да, я малость раскумекал. А все-таки это ему скорее всего мерещилось. Он всегда все истолковывал в худшую сторону, водился за ним такой грешок. Да к тому же переволновался из-за шпаны, нагрянувшей к нам вместе с Бигуди. Они до полусмерти напугали его своими загадочными намеками… Да что говорить, я сам переполошился при появлении Сороконожки. Только я понимал, что со мной происходит, — подверженность галлюцинациям!

— Надо предупредить Вирджинию! — принял я решение. — Она должна знать, что нам грозит беда!

Однако Состен решительно воспротивился:

— Говорю тебе, дурья голова, они оба заодно!

Именно это повергало его в ужас. Затем и разбудил меня, чтобы запугать…

— Ну же, признайся, ты решил выйти из игры, ищешь только предлога!

Молчание…

— Значит, к Виккерсу не пойдешь?

Он окончательно сник, не говорил ни «да» ни «нет». Сидел все так же по-портновски и лишь покачивал из стороны в сторону головой, как фарфоровый Будда…

— Издеваешься надо мной? Я вконец озлился.

— В какое положение ты нас ставишь? Полковник просто взбеленится!

— Золотые слова! Ты-то, простофиля, чем рискуешь? Тебе что за печаль, ежели дело не выгорит? Ты-то в тепле и покое! Тебе вдыхать не придется! Отдавать концы не тебе, а мне!.. А ежели выгорит, тем лучше! Ты в любом случае в выигрыше. Какой же ты циник! Таким, как ты, война только на руку: живи да радуйся! Жертва — это я!

Снова расплакался, содрогаясь от рыданий, измочил простыню.

— Стало быть, перестал верить в «Веги»? Значит, вся эта возня вокруг Гоа — обыкновенное очковтирательство?

Я приставал к нему с вопросами, лишь бы он перестал распускать нюни, чуть-чуть приободрился.

— Стало быть, признаешь, что морочил мне голову? Добивался, чтобы я согласился дышать газом? Для того и затеял всю эту мороку? Ну, признаешь?..

Он молчал.

— Ты для меня последний негодяй! Наобещал, наврал с три короба и ушел в кусты в самую трудную минуту. Худшую гнусность не придумаешь. Тебе есть, чем гордиться! Герой!..

Ведь, если рассудить, это он заварил кашу, откопал полковника, оборудование, крышу над головой и все прочее. Столько тут всего было накручено, такой подозрительный оборот все приняло, что ничего, кроме каторги, нам не светило. Никуда не денешься! Мэтью… Виккерс… Легавые… Бигуди… Шпионы… Консульство… Многовато! Да к тому же и Привидения!.. Оставалось лишь сдаться… А еще и моя забеременевшая бедняжка… Все свалилось нам на голову разом!

Ничего не скажешь, на редкость удачное стечение обстоятельств! Неприятности сыпались на нас градом… Я мог ничтоже сумняшеся поздравить себя с успехом… Ромео-болван! Похвастать было нечем, сам виноват… А вообще, нет… Просто поддался безотчетным побуждениям. В обычном состоянии, в трезвом рассудке я не притронулся бы к ней — уж очень любил с самого начала, восхищался ее красотой, испытывал к ней чувство почтительного восхищения… Наслаждался ее прелестью, мягкостью, беззаботностью… Не причинил бы ей ни малейшего зла своими ухватками… Когда бы не «Туит-Туит», не опьянение, не обстоятельства, не усталость… Теперь-то я хорошо понимал. Главное, голова у меня съехала набекрень… На меня напал вдруг безумный страх… Я набросился на нее, как пес… Я мог бы искусать ее, удавить… Теперь мне стало ясно. Я лишь отчасти был виноват, только от ответственности не уйдешь. Я и не пытался ловчить перед собой. Я сказал об этом Состену.

— Мысли у меня малость путаются, но за свои поступки я несу ответственность, тут никаких разговоров быть не может! Черным по белому написано в моем освобождении от воинской службы: «Подвергся трепанации, психика травмирована, но сознает ответственности за свои поступки». На том и стою! Честь и Совесть — заповедь нашей семьи!..

Он оторопело воззрился на меня полными слез глазами.

— Да, да, повторяю во всеуслышание! К твоему сведению, ты разбудил меня. На том стоял и буду стоять. А раз разбудил, то слушай, что я тебе скажу. Я не пустышка, как ты. Я держу свое слово, хотя и ранен, и перенес трепанацию… Живой или мертвый! Мы все 14-го года призыва такого захваса!

У него отнялся язык.

— Я не из тех, кто идет на попятную! Я буду отцом! Я — такой!..

Я испытал чувство гордости, произнеся эти слова.

— Несчастный шкетик! Сам еще ребенок! О чем вы толкуете?

Я вызвал в нем вспышку возмущения.

— Черт вас побери, я никого и ничего не бросаю!

Он так ярился, что кровать под ним готова была рассыпаться на части.

— Это уже слишком! Я не позволю оскорблять себя! Сопляк, балбес! Будьте осторожнее в выборе выражений!

Вне себя от негодования, он выпрямился, бешено вращая глазами.

— А, слезы высохли! — хохочу я. — Злись, злюка, злись, за злыдню держись!