Луи Селин - Банда гиньолей

Она любезно соглашалась выполнять кое-какие поручения… оказывать Титусу разные услуги… Но именно услуги ему лично, она на этом настаивала… отнюдь не в качестве cлужанки!.. Помилуйте, какая же она служанка! Шляпы, вуалетки, перчаток она не снимала никогда, так и уборкой занималась, выряженная с головы до пят! с перьями, лорнетом, корсетом, высокими ботинками, ридикюлем…

— Пусть только прикоснется ко мне какой проходимец!.. — Она приходила в ярость от одной мысли о таких наглецах… выхватывала булавку от шляпы и замахивалась!., как кинжалом!..

Светские манеры не мешали ей все-таки немного подворовывать… самую малость!., сущие пустяки… она перепродавала их в базарные дни на Петтикоут-лейн и выручку пускала на мелкие расходы… на ерунду всякую, безделушки, Обрезки отрезков… Титус все ее подловить хотел… Понятно, он догадывался!.. Получалась вроде как игра… Он подозревал ее уже двадцать лет… При этом они прекрасно ладили… С той минуты, как она входила, он не спускал с нее глаз… до самого ее ухода! Чтоб ни одно ее движение, ни малейшее шевеление от него не ускользнуло, он с другого конца комнаты наблюдал за ней в бинокль, цейсовский, морской. Требовал, чтоб окна были открыты, пока она с мебелью возится, видеть хотел, что происходит, но только в эти минуты… Чтоб не ускользнула она с какой драгоценностью! с вещицей коллекционной. Он поднимался на самый верх лестницы, укутывался от сквозняков в три-четыре плаща… поверх парчи басурманской. Надвигал тюрбан пониже, сидел, скрючившись, на ступеньках с карабином на коленях и не спускал с Дельфины… глаз… бинокля, то есть… Так продолжалось часами…

— Дельфина! Дельфина! Hurry up!.. Поторопитесь! Дельфина!..

Она же нарочно поднимала смерчи, сирокко, ураганы пыли… окутывавшей их с головой. Он кашлял, харкал, задыхался, но не сдавался… Сидел себе на насесте и ругал ее на чем свет стоит…

Дабы высвободить немного места, она принималась утрамбовывать горы барахла, чем провоцировала новые обвалы… все рушилось!.. Ее накрывало лавиной, и начиналась свистопляска! она оказывалась погребенной под завалами… Приходилось вытаскивать ее из-под них… как я тогда клиентку… Кричать друг на друга они уже теперь не могли, задыхались от пыли… Страшнее всего, в смысле веса, была коллекция старинных доспехов, помещавшихся на стене слева, и еще зубоврачебные кресла, вставленные одни в другие… Если завалятся… тогда все! конец… Навопившись, наругавшись, задохнувшись, он решал положить безумию конец!..

— Стоп! Дельфина! Хватит! Я больше не могу!

Передышки просил!.. Тогда она открывала другое окно, в другом тупике, и в помещение врывался ветер… обрушивая все, что не рухнуло раньше!., теперь уже до следующей недели!.. Дельфина торжествовала на развале!..

Столько усилий понапрасну!

Пожалуйте куплетик! А уж довольна-то! Так Титусу и надо!.. Победа за ней!.. Клиентам уже надоедало ждать под дверью… они ворчали, хмурились…

Клабен кричал в сердцах:

— Да поторопитесь же, наконец, Дельфина! Вы же видите, я простужаюсь!..

Ей надо было еще поправить постель — немыслимую груду мехов… в самой глубине норы… Он никогда не покидал помещения, никогда не раздевался, ни шаровар не снимал, ни пелеринок, ни тюрбана, так во всем и зарывался под шубы собольи, выдровые, норковые… Сон его был тревожен: грабителей опасался… От сквозняков его защищала гигантская портьера-гобелен, как сейчас ее вижу, необъятную, она разделяла дом пополам, изображен на ней был «Блудный сын»…

Он кхекал, кашлял, хлюпал носом… будто вправду простужается!.. На Дельфину злился… Уборка между тем подходила к концу… оползни товара были кое-как остановлены… дрожащие склоны укреплены… Дельфина закрывала ставни, Титус зажигал шар водяной лампы… и еще курильницу, кадильницу византийскую, раскачивавшуюся под потолком… когда она начинала потрескивать и дымиться, он глубоко втягивал носом… после чего был готов приступить к торговле!.. Клиент усаживался напротив… завязывалась беседа… но тотчас прерывалась… «Оах! кхе! кха!..» — он разражался приступом кашля! «Астма! Астма разыгралась! сидеть вот так на холоде! в пыли!.. Мать честная!..» От астмы он чего только не перепробовал, всевозможные лекарства, все, что удавалось отыскать в рекламных объявлениях… и от эмфиземы тоже… все, что узнавала Дельфина из разговоров в округе с домохозяйками, страдающими этим недугом!., кроме того, средства, которые поставлял Клодовиц, мази, порошки, пузырьки всех размеров и цветов… Всякие новшества!.. Дельфина забегала в госпиталь и непременно возвращалась с каплями, с двумя-тремя ампулами новоизобретенного чудодейственного средства!.. Он все пробовал!.. Диковинные благовония и шарлатанские порошки… все перенюхал… самые одуряющие ароматы, самые гнусные зловония… абсолютно все, что потребляют от астмы… от удушья туманами… Когда прихватывало его! то-то в панику впадал!.. Видели б вы его глаза!., из орбит от ужаса вылезали!.. В критические минуты разогревал разных растений полные тарелки… Однажды сенегальской травы нагрел такой, что едкая вонь с ног сшибала, а на ночь какую-то толченую скорлупу нюхал… которую в трубке тоже курят… Чтоб задобрить его, чтоб он поменьше сквалыжничал насчет продления договора, клиенты чрезвычайную озабоченность его состоянием выказывали, о болезни его с ним заговаривали, расспрашивали о здоровье, сочувствовали, пастилки всякие приносили, таблетки эвкалиптовые, которые с сахаром жечь надо для ингаляций… Тоже вонища невообразимая! Он любым россказням следовал, что бы ни посоветовали, но улучшений не наблюдалось… Скорее, даже ухудшения… В носу у него хлюпало все сильней… особенно после той бомбы, когда ночью цеппелин прилетал; она разорвалось в Милл-Уолл, в полутора километрах от него, меньше даже!., все вокруг дрожало, дом его тряхнуло… он уже думал — конец!., его тогда приподняло из-под мехов, взметнуло в воздух и шмякнуло плашмя всем его весом! Ох! какая встряска! катапультация! Реакция наступила через день, у него сделался приступ, да такой сильный и острый, что, как прихватило его на нижних ступеньках собственной лестницы, так он и остался лежать-хрипеть!., язык на циновку свесил… воздух ртом ловит!., пролежал по меньшей мере двое суток, ни спуститься, ни подняться, ни вообще шевельнуться не мог, ни на помощь позвать… Лавка закрыта, ответить никому не в силах, клиенты ждали, ждали, да и подняли тревогу, соседей позвали, сторожей в парке, пожарных, чтоб те замок выломали, — думали, помер. Такой вот тип был.

У Каскада на него особенно не жаловались, находили, что он не самый большой жулик из себе подобных живоглотов, наживающихся на нищете, кровопийц, вампиров и прочих. Он, конечно, краденым не брезговал, но кто из его алчных собратьев не балуется перекупкой… и от Каскада ему тоже кое-что перепадало, но только по мелочи, безделицы всякие, барахлецо, которое девицы у клиентов лямзили, пустяки… в шутку вроде как… можно сказать, подарки… Каскад их не поощрял… воровок не любил… но поди им запрети… они за должное почитали все карманы обшарить!., там карандашик золотой!., там мундштук!., все что-нибудь приносили… а то даже и часы с цепочкой!.. Каскад этого в доме не терпел!., крик поднимал! Чтоб с глаз долой и немедленно! тотчас!.. Вот для чего нужен был Титус! ох, эквилибрист!.. никогда ни одного вопроса!., в переделку!., и — оп! с концами!.. А после тотчас забывал… И никаких накладок… ни единого обмана!.. А главное, не помнил ничего уже в ту же секунду!., ни предметов, ни девиц, кто принес!.. Все забывал с быстротой молнии! Он даже и с нами такой фокус проделывал!.. В лицо нас не помнил!.. То-то и было в нем привлекательного! память эта молниеносная!.. Через его лавку народу невесть сколько проходило… по пять человек, по десять! разные люди… и скромные, и вызывающие!., скандалисты буйные и жмоты-крохоборы… Беда, она не разбирает… но основу составляли, завсегдатаями у него были люди маленькие, народец разный из кварталов напротив… поденщики, рабочие, мелкие торговцы… Больше с того берега Темзы… Ист-Уолл… Уоппинг… Беклтон… отставников много, подавальщиц, морячек, ремесленников — кто только ни приходил… но немало было и людей с самолюбием, которым не хотелось, чтоб видели, как они тащат свой скарб в ломбард… Конкуренция у него была могучая! В Ист-сайде он не один такой существовал!.. На Майл-Энд ломбардов пруд пруди, в каждом доме по ростовщику, один на другом, дверь в дверь… никак нельзя, чтоб тебя тут в очереди видели. А вот у Клабена местечко укромное!., окон вокруг никаких, исключительно вид на парк… Кроме того, это ж целое путешествие, переправляться надо… И потом… если встретишь кого в аллее… неловкость почувствуешь… проще простого сделать вид… будто приехал погулять… и проходишь себе мимо с достоинством…