Луи Селин - Банда гиньолей

— Вирджиния! Вирджиния!

— Hello! Hello!

— В путь, девочка!

Я не видел ее, а она была здесь, совсем рядом. Какое счастье! Играла с кроликом в прятки меж деревьев!

— Идем, малышка! Вперед!

Я увлекаю ее за собой. Здесь нельзя оставаться!.. Случится что-то страшное… Начинаю привыкать. Не хочу, чтобы они снова подозревали меня… Крольчонок спрыгнул с ее рук, пискнул…

Так я и думал — они распечатали бутыль совершенно особого газа… тут же отравились и впали в буйное помешательство… Удар по мозгу… В точности, как запертые в клетке, обкуренные отравой звери, бешено кидающиеся, кусающиеся, бросающиеся на все! За дело, чудовища в человечьем обличьи! Невероятный прилив сил… Самое страшное происходит от первого вдоха, а потом опьянение… На это уходит, по сути, вся бутыль «Фероциуса 92», а к ней в придачу еще добавочек — запаянный стеклом пузырек, интрант «Фероциуса», метилметиловый газ, подвергнутый сверхперегонке до 15 интрантов, которому не было равных в мире по ядовитости и убойной силе. Достаточно было милликрона!.. Создавший его человек не мог прийти в себя от изумления, удивлению его не было границ… Он преподавал ботанику в одном из лицеев Дорчестера и занимался опытами лишь несколько часов в неделю… В сущности, от нечего делать он и обработал ипероль солями метана, а затем подверг с помощью стеклянного тяжа сверхсжатию такому, что тонна ужималась до объема наперстка. Представляете себе?.. Двое наших ухарей разом втянули носом все содержимое, по тонне на ноздрю!.. Последствия — мгновенные… они тут же, багрово-синие от ярости, набросились друг на друга, схватились за грудки, начали тузить один другого сперва кулаками, потом чем попадалось под руку, всякими инструментами, какие у них там были… Побоище!.. Наконец-то полковник, пребывавший в неуверенности, опасавшийся, что его надуют, не веривший научным отчетам, столь сомневавшийся в «Фероциусе», получил доказательства… Он так разошелся, что раз сто, а то и двести, съездил второму хмырю по мордасам… Но два весьма ценных противогаза с клапанами и перьями превратились в нечто бесформенное, оказались разбитыми в прах… Мастерская пребывала в ужасном виде — крыша обвалилась, окна выбиты, все оборудование раскидано, разбито вдрызг, разнесено вдребезги, растоптано. Картина жуткая!.. Плоды усилий впавшего в буйство безумца… Они колошматили друг друга с диким, немыслимым, невообразимым остервенением… сами не зная, почему и зачем… кромсали друг другу лицо… выдирали клочья кожи с мясом от носа до затылка… стамесками, рубанками отхватывали огромные кровавые лоскуты… рашпилями срывали куски ушей… Когда припадок кончился, они предстали в таком отталкивающем виде — окровавленные, едва стоящие на ногах, с вылезшими на лоб глазами — что все перепугались, собаки, и те попрятались. О челяди и говорить нечего, поднялся крик, с одной из кухарок сделалось дурно… Они уже решили, что их обвинят в заговоре, в покушении на убийство своих хозяев, и собирались известить полицию, чтобы сразу все привести в ясность и избежать кривотолков, но полковник воспротивился… он уже обрел обычное свое здравомыслие, хладнокровие и уверенность вместе с внезапными позывами к мочеиспусканию, а также привычкой приниматься ни с того ни с сего вопить «England rule the gases», высоко вскидывая правую руку и вытягиваясь в струнку. Это происходило с ним совершенно непредсказуемо…

Засим следовало троекратное «Hip hurray!». Состеныч, чье темя было сплошь усажено лиловыми шишками в придачу к порезам и разбитым губам с запекшейся на них кровью, не оставался перед полковником в долгу, радостно вторя ему во всю глотку таким же троекратным «Гип-гип ура!» Они совершенно не злились друг на друга за мордобой. Даже наоборот, похоже было, что это их еще более сблизило и сдружило… Само собою, такое событие нужно было срочно спрыснуть, отметить… Они опорожнили не менее трех штофов виски… Состен, пивший только воду, совершенно окосел, а полковник еще пять или шесть раз поднимал стопку за здравие душеньки Состена — он называл его «the gallant Frenchman»… Его Величества Георга V и великого magnificent Жоффра… Это для разогрева… А там — за great Сару Бернар, за короля сербского Петра, за «Даму с камелиями…» Никого не забыл!.. Между ними установилось полное понимание… Оба были совершенно согласны в том, что все надо было начинать сызнова… повторить весь эксперимент от начала до конца… Они были прямо-таки счастливы, что в припадке бешенства разгромили все оборудование, переломали все фильтры, слюдяные пластины, детали из листового железа, что это они славно придумали и заодно, черт побери, сделали одно очень нужное дело — избавились от хлама!.. Теперь они начнут сначала, но с применением совершенно иных методов, методов, ни на что не похожих… запатентованных приемов… гораздо более хитроумных… чем можно было вообразить даже при совершенно уж изощренном хитроумии!.. Да мне, задрипанному вахлаку… и в голову бы такое не пришло! Как их корчило от смеха, как они издевательски ржали… глядя на мою растерянность и предвкушая грядущие потрясения и чудеса!.. Смертоносные газы «Фероциус»… многое открыли им в целом и навсегда — такова была, безусловно, воля судеб. Чудовищное зелье точно разбудило их… исторгло из состояния дурацкой уверенности… С такой вот закалкой… оковав душу и тело броней… они были теперь в полной боевой готовности. Все нужно было пересматривать — противогазы оказались несовершенны… и тому были представлены доказательства. Нужно было переделать всю оснастку менее чем за четыре недели до конкурса… На редкость трудная задача!.. Они хлопали друг друга по спине с такой силой, что трещали ребра!.. Особенно мощны были шлепки полковника… Такой коротышка… а Состен каждый раз отлетал от него, отскакивал, как мячик, на три или четыре метра, и влипал в стену. Просто удивительно, честное слово, как это они не угробили тогда друг друга? Вот о чем я размышлял, глядя на них. Если что и спасло им жизнь, так это уж точно всякие ухищрения… утолщения, припаянные к шлемам… всякие там высокие щетинистые гребни, вся эта механика! Высокое греческое искусство, медузы и горгоны, пелопонесские воины… Это, конечно… приняло на себя удары… уберегло, что ни говори, их черепушки… Только вот приходилось начинать… с самого начала… и в том же точно духе. Украшения и украшения! Полковник требовал… чтобы они были всюду — эгретки, султаны… Я должен был найти боа, роскошные перья за семь гиней, дабы увенчать его шлем, его каску со всеми железяками.

«Зрелищность — это все» — таков был его девиз… Изящная механика!

«Smart, smart! We will be smart!» Тут бесполезно было с ним спорить… «Мы будем изящны! Smart first! Прежде всего изящны!»