Жюль-Амеде Барбе д'Оревильи - Дьявольские повести

Но вернемся к нашему англичанину, к этому мистеру Хартфорду, которого молодые люди величали просто Хартфордом, хотя серебряный колокольчик его макушки уже прозвонил пятьдесят лет, и я до сих пор вижу его голову в венчике коротких волос, блестящих, как шелковая шапочка священника. Он был одним из фаворитов маркиза. И неудивительно: он был игроком высокого класса, одним из тех людей, для кого жизнь (она, кстати, у него самого была сущей фантасмагорией) обретала смысл и становилась подлинно жизнью, лишь когда он держал в руках карты, словом, человеком, который без устали повторял, что счастье приходит дважды: во-первых, когда выигрываешь, во-вторых, когда проигрываешь, — великолепный афоризм, отчасти заимствованный им у Шеридана [116] «Школа злословия» (III, 3). и применяемый на практике так, что ему не ставили в вину приверженность к этому правилу. Впрочем, за исключением пристрастия к картам, порока, за который маркиз де Сент-Альбан простил бы ему самые незаурядные добродетели, мистер Хартфорд слыл человеком, отличающимся всеми фарисейскими и протестантскими достоинствами, каковые англичанин разумеет под удобным словом honorability. [117] Почтенность, степенность ( англ. ). Его считали безупречным джентльменом. Маркиз часто приглашал его погостить недельку в своем замке Ваннийер, а в городе виделся с ним каждый день. Словом, в этот вечер все, в том числе маркиз, удивлялись, почему опаздывает всегда точный и обязательный иностранец.

Шел август. Окна, выходившие в один из тех прекрасных садов, какие встречаются только в провинции, были распахнуты, и девушки, теснясь около них и всматриваясь в каменные фестоны под ними, оживленно переговаривались. Маркиз, сидевший за карточным столом, хмурил широкие седые брови. Локтями он опирался на стол. Его красивые старческие руки, сцепленные под подбородком, поддерживали голову, а лицо выражало недоумение по поводу того, что ему приходится ждать, и это делало его похожим на Людовика XIV, которого он напоминал величавостью. Наконец слуга доложил о мистере Хартфорде. Затем явился и тот, как обычно безукоризненно одетый, в ослепительном белье, с перстнями на всех пальцах, как это мы потом видели у мистера Булвера [118] Булвер — Эдуард Джордж Булвер-Литтон (1803–1873), английский писатель и государственный деятель. с индийским фуляром в руке и — поскольку он только что отобедал — с ароматной пастилкой во рту, отбивающей запах анчоусов, harvey-sauce [119] Яблочная подлива к баранине ( англ. ). и портвейна.

Но Хартфорд явился не один. Он подошел к маркизу, поздоровался и представил ему — как щит против возможных упреков — своего приятеля шотландца мистера Мармера де Каркоэла, который во время обеда свалился на него наподобие бомбы и был лучшим игроком в вист во всех Трех королевствах. [120] То есть Англии, Шотландии, Ирландии.

Такое обстоятельство, а именно то, что перед ним лучший игрок в вист во всех трех частях Великобритании, изогнуло в очаровательной улыбке бледные губы маркиза. Партия тут же составилась. Мистеру де Каркоэлу так не терпелось начать игру, что он даже не снял перчаток, безукоризненностью своей напоминавших знаменитые перчатки Брайена Бреммеля, которые выкраивались тремя специальными мастерами: один занимался большим пальцем, двое других — остальной рукой. Он оказался партнером господина де Сент-Альбана. Сидевшая напротив маркиза вдовствующая госпожа де Окардон уступила чужеземцу свое место.

Так вот, сударыни, этот Мармер де Каркоэл казался по осанке мужчиной лет двадцати восьми, но жгучее солнце, неведомые труды, а может быть, и страсти надели на него маску тридцатипятилетнего человека. Лицо у него было некрасивое, но выразительное. Свои черные очень жесткие и прямые волосы он стриг чуточку слишком коротко и часто сдвигал их рукой с висков, отбрасывая назад. Жест этот получался у него естественным, но каким-то зловеще красноречивым. Шотландец словно отгонял от себя угрызения совести. Это поражало с первого взгляда и, как все глубокое, не переставало поражать и в дальнейшем.

Я знал Каркоэла много лет и могу заверить, что этот мрачный жест, повторенный раз десять за час, неизменно оказывал действие и наводил многих на одну и ту же мысль. Правильный, хотя и низкий лоб шотландца говорил о смелости. Выбритая верхняя губа (тогда не носили усов, как теперь) была так неподвижна, что привела бы в отчаяние Лаватера [121] Лаватер, Иоганн Каспар (1741–1801) — швейцарский богослов, создатель физиономики (физиогномики) — искусства по лицу и жестам определять характер и психику человека. и всех, кто полагает, будто тайна человеческой натуры явственней передается подвижными линиями рта, чем выражением глаз. Когда он улыбался, глаза его не улыбались, а рот обнажал жемчужно-белые зубы, которые бывают иногда у англичан, сынов моря, хоть те и чернят их на китайский лад своим отвратительным чаем. Лицо у него было вытянутое, впалощекое и от природы оливкового цвета, но с теплым загаром, приобретенным под лучами солнца, которое, судя по тому, как оно кусается, никак не могло быть приглушенным солнцем туманной Англии. Длинный прямой нос, выступавший тем не менее за кривую лба, разделял черные, словно у Макбета, вернее, не столько черные, сколько мрачные глаза, очень узко посаженные, что, как говорят, служит приметой чудаковатости или определенной интеллектуальной необычности. Одевался он изысканно. Небрежно сидя за столом для виста, он казался выше, чем на самом деле, из-за небольшой непропорциональности верхней части тела, потому что был скромного роста, хотя в остальном превосходно сложен и полон той же дремлющей силы и гибкости, что и тигр в своей бархатной шкуре. Хорошо ли он говорил по-французски? Гармонизировал ли его голос, этот золотой резец, которым мы запечатлеваем наши мысли в душе слушателя и обольщаем ее, — гармонизировал ли он с вышепомянутым жестом, который, стоит мне о нем вспомнить, встает у меня перед глазами? Твердо могу утверждать одно — в тот вечер голос шотландца никого не заставил задрожать. Он в самом обычном диапазоне произносил «вист» и «онёр» — единственные выражения, которые в этой игре нарушают через равные промежутки времени величественную тишину, окутывающую игроков.

Итак, в просторной гостиной, полной людей, для которых появление еще одного англичанина отнюдь не представляло собой чрезвычайное событие, никто, кроме лиц, сидевших за столом маркиза, не обратил внимания на приход незнакомого вистёра, притащившегося туда за Хартфордом. Девушки даже не повернули головы, чтобы глянуть через плечо на пришельца. Их поглощала дискуссия (в то время уже начинали дискутировать) о составе бюро своей конгрегации и отставке одной из ее вице-председательниц, которой не было в тот вечер у госпожи де Бомон. Это было куда важнее, чем разглядывать какого-то англичанина или шотландца: они уже несколько пресытились постоянно ввозимыми англичанами и шотландцами. Мужчина, который, как и другие, интересуется только бубновыми или трефовыми дамами! К тому же протестант, еретик! Будь это хотя бы ирландский лорд-католик!.. Что до особ повзрослее, которые уже играли, когда доложили о мистере Хартфорде, то они лишь бросили беглый взгляд на иностранца, сопровождавшего его, и вновь со всем вниманием углубились в свои карты, словно лебеди, погружающиеся в воду на всю длину шеи.