Оноре Бальзак - Вендетта

Между тем пришло время, когда забота о завтрашнем дне вывела молодоженов из их Эдема: чтобы жить, надо было работать. Джиневра, у которой был особый дар подражания старинным мастерам, стала делать копии с картин; у нее нашлись заказчики среди антикваров. В свою очередь, Луиджи ревностно принялся искать себе занятие; однако молодому офицеру, все таланты которого сводились к искусству военной стратегии, трудно было найти им применение в Париже. Наконец, устав от бесплодных попыток найти работу, в отчаянии оттого, что вся тяжесть существования падает на плечи Джиневры, он вдруг вспомнил о своем красивом почерке. Луиджи проявил такую же настойчивость, как его жена, и обошел всех парижских стряпчих, нотариусов и адвокатов. Его искренность и трудное положение, в котором он находился, располагали к нему, и он получил такое множество бумаг для переписки, что даже взял себе в помощь нескольких молодых писцов. Постепенно он стал принимать заказы в больших количествах. Прибыль от его конторы по переписке и плата за картины Джиневры мало-помалу принесли молодым супругам довольство, которым они гордились, потому что обязаны были им своему трудолюбию. Это была лучшая пора в их жизни. В труде и любовных радостях быстро проходило время. Вечером, встретившись в комнатке Джиневры после трудового дня, они были вполне счастливы. Музыка прогоняла усталость. Никогда печаль но омрачала лица Джиневры, никогда не позволила она себе ни слова жалобы. Она появлялась перед Луиджи только с улыбкой и с сияющими глазами. Одна заветная мысль, которая помогла им находить удовольствие в самой тяжелой работе, владела обоими: Джиневра говорила себе, что работает для Луиджи, а Луиджи думал о том, что работает для Джиневры. Иногда, оставшись одна, Джиневра мечтала о том, каким полным было бы счастье, если бы жизнь ее, исполненная любви, протекала подле родителей; в такие минуты, изнемогая под бременем угрызений совести, она впадала в глубокую тоску; в ее воображении, как тени, проносились мрачные картины; она видела перед собой то старого отца, оставшегося в одиночестве, то мать, плачущую вечерами тайком от неумолимого Пьомбо; их седовласые головы, их сумрачные лица возникали перед ней внезапно, и ей начинало казаться, что она никогда больше не увидит их иначе чем в призрачном свете воспоминаний. Эта мысль преследовала ее, превратилась в предчувствие. Она отметила годовщину своего замужества, преподнесла мужу желанный подарок — автопортрет. Это было самое выдающееся произведение молодой художницы. Не говоря уже о необычайном сходстве, ей удалось с волшебной силой воссоздать и свою цветущую красоту, и чистоту духовного облика, озаренного счастьем любви. Окончание работы над шедевром Джиневры они торжественно отпраздновали.

Прошел еще год полного довольства. История их жизни в ту пору могла бы уложиться в три слова: «Они были счастливы».

Итак, за те годы с Луиджи и Джиневрой не произошло ничего, достойного упоминания.

В начале зимы 1819 года торговцы картинами предложили Джиневре заменить копии каким-нибудь другим видом живописи; ее копии старинных картин перестали быть прибыльным товаром, среди художников-копиистов усилилась конкуренция.

Джиневра Порта поняла, какую ошибку сделала в свое время, не научившись писать жанровые картинки, — сейчас они могли бы принести ей известность; она стала писать портреты, но и здесь ей пришлось вести борьбу с огромным числом художников, которые были еще беднее ее.

Однако Луиджи и Джиневра не теряли надежды на будущее, так как скопили немного денег. Но к концу зимы Луиджи пришлось работать без отдыха. Ему тоже нужно было вести борьбу с конкуренцией: цена на переписку настолько упала, что он уже не мог пользоваться трудом помощников и тратил больше времени, чем раньше, чтобы заработать те же деньги. Его жена написала несколько полотен, которые не лишены были достоинств, но скупщики картин неохотно покупали тогда даже произведения известных художников. Джиневра предлагала свои работы за бесценок, но так и не продала. Положение супругов было ужасающим: оба душой утопали в блаженстве; любовь расточала перед ними свои сокровища, а над этой жатвой наслаждений призраком смерти вставала бедность, и оба они старались скрыть друг от друга свою тревогу. Когда к глазам Джиневры подступали слезы, она подавляла их, зная, как страдает ее Луиджи, осыпала его ласками, а Луиджи, выражая жене самую нежную любовь, таил про себя терзавшую его тоску.

Они искали забвения мук в исступлении страсти, и бурные ее порывы, слова любви и ласки были проникнуты безумием. Они боялись будущего. Какое чувство может сравниться силой со страстью, которую завтра задушит смерть или нужда? Когда они говорили друг с другом о своей бедности, каждый рад был обмануться, и оба с одинаковым жаром хватались даже за видимость надежды.

Однажды ночью Джиневра в ужасе поднялась с постели, не найдя подле себя Луиджи. И, увидев отблеск света, мерцавший на темной стене внутреннего дворика, догадалась, что муж работает по ночам: когда она засыпала, Луиджи уходил наверх, в свой кабинет.

Пробило четыре, светало. Джиневра легла в постель и притворилась спящей. Луиджи вернулся разбитый усталостью и бессонной ночью. Посмотрев на уснувшего мужа, Джиневра с болью заметила, что на его прекрасном лице уже легли морщины, оставленные трудом и заботами. Слезы выступили на глазах Джиневры.

«Это из-за меня он пишет по ночам!»

Но тут у нее явилась мысль, которая сразу осушила слезы: она решила действовать по примеру Луиджи.

В тот же день, заручившись рекомендательным письмом антиквара Элиаса Магю, которому она сбывала свои картины, Джиневра отправилась к богатому торговцу гравюрами и получила от него заказ. Днем она занималась живописью и хозяйством, с наступлением ночи — раскрашивала гравюры. Итак, эта молодая чета, одержимая любовью, всходила на брачное ложе лишь затем, чтобы тотчас его покинуть; оба притворялись спящими и самоотверженно разлучались, как только одному из них удавалось обмануть другого.

Однажды ночью, в каком-то ознобе от усталости, которая уже начинала его одолевать, Луиджи встал и распахнул слуховое окошко своей рабочей комнаты; чистый утренний воздух и небо заставили его на миг забыть о страданиях; но, опустив глаза, он увидел прямоугольник света на стене внутреннего дворика, куда выходили окна мастерской Джиневры; бедняга понял все и, бесшумно спустившись по лестнице, застал жену врасплох за раскрашиванием гравюр.

— О Джиневра!

Джиневра вздрогнула от неожиданности и, покраснев, вскочила с табурета.

— Разве я могу спать, когда ты изнемогаешь от усталости? — сказала она.