Герман Вук - Городской мальчик

Во сне он убил человека и схоронил его на пустыре за Хозяйством. Что за человек, он не помнил, но убийство было совершено и следы заметены уже давно, он почти забыл о нем. И вот почему-то отцу вздумалось вырыть яму за Хозяйством, и он выбрал как раз то самое место, где было зарыто тело. Отец, мистер Кригер и мистер Пауэрс рьяно взялись за дело и быстро вырыли большую темную яму, которая с каждым мгновением становилась все глубже. Не на шутку перепуганный Герби, наблюдавший за раскопками, понял, что скоро обнаружится труп. И вдруг его объял такой смертельный ужас, что он проснулся: «преступник» вспомнил про улику, которую оставил на трупе и которая тотчас укажет на убийцу. Еще не оправившись от кошмара, Герби сел в постели и силился припомнить улику и наконец выхватил из памяти ее ускользающий образ, хотя это не имело никакого смысла. То была коробка из-под сигар, в которую Герби накануне сложил вырученные на горке деньги.

Сон до того походил на явь, что мальчик, спросонок решив проверить, не убил ли он кого-нибудь на самом деле, принялся перебирать в уме события ночной поездки в город и испытал немалое облегчение, когда окончательно проснулся и выбросил из головы этот нелепый бред. Теперь мысли его обратились к сигарной коробке. Некоторое время он провел в воображаемых спорах с мистером Гауссом; тот норовил не отдать деньги под разными предлогами, которые Герби с презрением разбивал один за другим. Затем мальчик посмаковал свой вчерашний шумный успех и представил, какие удовольствия в роли повелителя лагеря готовит ему наступающий день. Мало-помалу тягостное чувство вины, вызванное страшным сном, рассеялось, как рассеялся утренний туман под лучами восходящего солнца. Прошла, казалось, целая вечность, и когда наконец протрубил горн, Герберт Букбайндер был уже таким же веселым, как те, кто только что проснулся, и быстрее всех вскочил с постели.

– Эй, Герби, а ты-то зачем встаешь? Ты же дядя Гусь, – зевнул Ленни.

– Нет еще, – тотчас возразил дядя Сид и потер тыльной стороной ладони синеватый, щетинистый подбородок. – День лагеря начинается только в десять.

– Ну да, а то вожатым пришлось бы сдавать хижины на чистоту, – съязвил Тед, влезая в стоптанные грязные шлепанцы. – Мистер Гаусс ввел это правило после первого года, за ним не заржавеет. Во была потеха, когда вожатых заставили драить полы и всякое такое. А теперь это фигня, а не праздник.

– Замолчать, и все марш на построение, – приказал дядя Сид, и мальчики вышли за дверь, а он плюхнулся спиной на кровать и закрыл глаза.

Спустя час, во время завтрака, старший вожатый подошел к столу Тринадцатой хижины и сказал как бы между прочим:

– Герби, после завтрака зайди ко мне в палатку. Дядя Сид, поручите кому-нибудь из ребят застелить Гербину кровать.

– Хорошо, сэр, – ответил дядя Сид.

Товарищи Герби поглядели на будущего капитана с уважением и завистью, а тот скромно уставился в тарелку.

– Эй, Герб, а кого ты назначишь старшим вожатым? – спросил Ленни, навалив в тарелку толстяка щедрую порцию яичницы-болтухи. – Не забудь старых дружков. Мы уж вон сколько лет дружки, сам знаешь.

– Вы? – Тед с отвращением наморщил тонкий птичий нос. – Да ты ему житья не давал все лето! Как у тебя хватает наглости рассчитывать на место дяди Сэнди? Будь доволен, если он назначит тебя Умным Сэмом.

Ребята за столом прыснули.

– Точно подмечено, – одобрил дядя Сид. – А пока что, Ленни, я поручаю тебе застелить Гербину кровать. Если подстроишь какую-нибудь пакость, два дня проведешь в койке.

– Зачем мне подстраивать гадость? С удовольствием застелю Гербину кровать, – ответил Ленни с пугающей гримасой радости на лице. – Мы с Герби старые дружки. Точно, Герби? Помнишь, как мы учились у миссис Горкин, а, Герби? Здорово было, да? Слушай, а интересно, чего там поделывают в Хозяйстве наши отцы.

При упоминании о Хозяйстве Герби поперхнулся, сделал вид, что у него полный рот яичницы, и неопределенно хмыкнул. Ленни в течение всего завтрака продолжал выступать в роли закадычного друга и так увлекся, напоминая Герби о связывающих их многочисленных трогательных узах, что даже забыл поесть. Герби изо всех сил старался не отвечать.

– Представляешь, Герб, какие штуки можно отколоть, если ты будешь за Капитана, а я за дядю Сэнди? Ух, мы бы весь лагерь перевернули вверх тормашками. Они у нас запомнят ребят с улицы Гомера!

Герби встал:

– Извините, дядя Сид, можно мне раньше выйти из-за стола? А то, наверно, дяде Сэнди надо скорей поговорить со мной.

– Конечно, иди прямо сейчас… Капитан! – улыбнулся дядя Сид.

– Не забудь, Герби, – крикнул вдогонку Ленни. – Мы с тобой не разлей вода, точно? Лучшие друзья – Герби и Ленни! Законные ребята с улицы Гомера!

Появление новоиспеченного друга в лице Ленни почему-то расстроило Герби. Он шел по столовой, и десятки ребят по-приятельски окликали его, однако почтение не доставляло ему ожидаемого удовольствия. Все это слишком сильно смахивало на случай, который он наблюдал неделей раньше. Живчик – ничтожный, гадкий Живчик – пережил краткую вспышку ослепительной популярности, когда почтальон привез ему посылку с четырьмя палками салями. По глубине уважения и сердечности, которые хлынули на него, можно было подумать, будто Живчик внезапно вырос на два фута. В голове у сосунка помутилось от всеобщей любви, бедолага схватил нож и кружок за кружком нарезал и отдал все четыре палки салями клубку протянутых рук. Но вот исчез последний кружок, и Живчик столь же внезапно ужался до своего настоящего роста. Герби отчетливо вспомнил, как худенький очкарик сидит один на огромном, с латунными полосами, чемодане, еще держит в руках сальный нож и озирается в опустевшей хижине. Велика ли разница, подумал Герби, между Живчиком с его колбасой и генералом Помойкиным в роли Капитана? Невеселые это были размышления для одиннадцатилетнего мальчика, которому улыбается удача, и, как все циничное, размышления эти лишь отчасти были правильными. Слава Живчика была столь мимолетной, потому что взошла целиком благодаря колбасе, а не поступку. Но надо признать, тем летом Герби многое узнал о некоторых явлениях нашей жизни. И до следующего заката ему предстояло узнать еще больше.

Он робко постучал по подпорке при входе в палатку дяди Сэнди. Добродушный голос пригласил его войти.

– Здорово, Герб. Садись. – Дядя Сэнди показал дымящей трубкой на треногий табурет возле узкого стола. Стол представлял собой кусок доски, прибитый к четырем брускам. – Прежде всего, поздравляю. Ты замечательный мальчуган.

– Если бы не Элмер Бин, Тед и не мой двоюродный брат Клифф, у меня бы ничего не вышло. Мне повезло, – сказал, садясь, Герби.