Фредерик Стендаль - Красное и чёрное

Но Жюльен продолжал твердить о своём призвании. Фуке наконец решил, что друг его немного свихнулся. На третий день, едва забрезжил рассвет, Жюльен покинул своего приятеля: ему хотелось провести этот день в горах среди утёсов. Он разыскал свою маленькую пещерку, но в душе его уже не было мира: его нарушило предложение Фуке. Подобно Геркулесу, ему предстояло выбрать, но выбрать не между пороком и добродетелью, а между посредственностью, которая обеспечивала ему надёжное благосостояние, и всеми героическими мечтами юности. «Значит, у меня нет настоящей твёрдости, — говорил он себе. Это сомнение мучило его больше всего. — Должно быть, я не из той глины вылеплен, из какой выходят великие люди, раз я боюсь, как бы эти восемь лет, пока я буду добывать себе кусок хлеба, не отняли у меня той чудесной силы, которая побуждает творить необыкновенные дела».

Когда Жюльен снова увидел живописные развалины старинной вержийской церкви, он подумал о том, что за всё это время, с позавчерашнего дня, он ни разу не вспомнил о г-же де Реналь. «В тот день, когда я уходил, эта женщина напомнила мне, какое расстояние нас разделяет, она разговаривала со мной, как с мальчишкой-простолюдином. Ясное дело, она хотела дать мне понять, как она раскаивается в том, что позволила мне накануне удержать её руку. А до чего всё-таки красивая ручка! Прелесть! И как она умеет глядеть, эта женщина, с каким благородством!»

Возможность скопить некую толику денег на подрядах с Фуке дала некоторый простор течению мыслей Жюльена; они уже не так часто омрачались досадой и не заставляли его мучиться горьким сознанием своей бедности и ничтожества в глазах окружающих. Он словно стоял на каком-то возвышении и, взирая оттуда сверху вниз, мог спокойно обозревать и горькую нищету, и достаток, который для него был богатством. Он отнюдь не глядел на своё положение глазами философа, но он был достаточно прозорлив, чтобы почувствовать, что из этого маленького путешествия в горы он вернулся другим человеком .

Его удивило необыкновенное волнение, с каким его слушала г-жа де Реналь, когда он, по её просьбе, стал кратко рассказывать о своём путешествии.

Фуке когда-то подумывал о женитьбе и неоднократно разочаровывался в любви; в разговорах со своим другом он откровенно рассказывал о своих неудачах. Не раз осчастливленный раньше времени, Фуке обнаруживал, что не он один пользуется взаимностью своего предмета. Жюльена очень удивляли эти рассказы; он узнал из них много нового. Вечно наедине со своим воображением, полный недоверия ко всему окружающему, он был далёк от всего, что могло хоть сколько-нибудь просветить его на этот счёт.

Всё это время, пока он отсутствовал, г-жа де Реналь не жила, а мучилась; мучения её были самого разнообразного свойства, но все одинаково невыносимыми. Она в самом деле занемогла.

— Не вздумай выходить вечером в сад, — сказала ей г-жа Дервиль, увидя появившегося Жюльена. — Ты нездорова, а вечером сыро, и тебе станет хуже.

Госпожа Дервиль с удивлением заметила, что её подруга, которую г-н де Реналь вечно упрекал за то, что она чересчур уж просто одевается, ни с того ни с сего надела ажурные чулки и прелестные парижские туфельки. За последние три дня единственным развлечением г-жи де Реналь было шитьё; она скроила себе летнее платье из очень красивой, только что вошедшей в моду материи и беспрестанно торопила Элизу, чтобы та сшила его как можно скорей. Платье было закончено всего через несколько минут после того, как вернулся Жюльен, и г-жа де Реналь тотчас же его надела. У её подруги теперь уже не оставалось никаких сомнений. «Она влюблена, несчастная!» — сказала себе г-жа Дервиль. Ей были теперь совершенно понятны все эти странные недомогания её приятельницы.

Она видела, как та разговаривала с Жюльеном: лицо её то бледнело, то вспыхивало ярким румянцем. Взгляд, полный мучительной тревоги, не отрывался от глаз молодого гувернёра. Г-жа де Реналь с секунды на секунду ждала, что он вот-вот перейдёт к объяснениям и скажет, уходит он от них или остаётся. А Жюльен ничего не говорил просто потому, что он вовсе об этом не думал. Наконец после долгих мучительных колебаний г-жа де Реналь решилась и прерывающимся голосом, который явно изобличал её чувства, спросила:

— Вы, кажется, собираетесь покинуть ваших питомцев и переходите на другое место?

Жюльена поразил неуверенный голос и взгляд, которым смотрела на него г-жа де Реналь. «Эта женщина любит меня, — сказал он себе, — но после того как она на минутку позволит себе такую слабость, в которой она по своей гордости сейчас же раскается, и как только она перестанет бояться, что я уйду от них, она снова будет держаться со мной так же надменно». Он мигом представил себе это невыгодное для него положение; поколебавшись, он ответил:

— Мне будет очень тяжело расстаться с такими милыми детьми, тем более из такой порядочной семьи; но, возможно, мне придётся это сделать. Ведь у каждого есть обязанности и по отношению к самому себе.

Выговорив это словечко: «порядочной» — одно из аристократических выражений, которыми Жюльен только недавно обогатил свой словарь, — он проникся чувством глубочайшего отвращения.

«А я в глазах этой женщины, значит, непорядочный?» — подумал он.

Госпожа де Реналь слушала его и восхищалась его умом, его красотой, а сердце её сжималось: ведь он сам сказал ей, что он, может быть, их покинет. Все её верьерские друзья, приезжавшие в Вержи во время отсутствия Жюльена, наперебой расхваливали ей удивительного молодого человека, которого посчастливилось откопать её мужу. Разумеется, это было не потому, что они что-нибудь понимали в успехах детей. Но то, что он знал наизусть Библию, да ещё по-латыни, приводило верьерских обывателей в такой восторг, что он у них, пожалуй, не остынет ещё сто лет.

Но так как Жюльен ни с кем не разговаривал, он, разумеется, ничего не знал об этом. Будь у г-жи де Реналь хоть чуточку хладнокровия, она бы догадалась поздравить его с тем, что он заслужил такую блестящую репутацию, а это тотчас же успокоило бы гордость Жюльена и он был бы с ней и кроток и мил, тем более что ему очень понравилось её новое платье. Г-жа де Реналь, тоже очень довольная своим нарядным платьем и тем, что сказал ей по этому поводу Жюльен, предложила ему пройтись по саду, но вскоре призналась, что не в состоянии идти одна. Она оперлась на руку беглеца. Но это не только не прибавило ей силы, а наоборот, почувствовав прикосновение его руки, она совсем изнемогла.