Мигель Астуриас - Зеленый папа

— Майари Пальма, как вы сейчас услышите, была вожаком крестьян, которые отказывались продавать землю. Женщина, арестованная вчера вечером, супруга одного из алькальдов, которую я оставил под домашним арестом, — она беременна и имеет к тому же маленьких детей, — эта женщина показала, что ваша сеньорита притворщица уговорила алькальдов и старейшин идти в столицу и просить защиты от Мейкера Томпсона, а заодно донести на меня, что я был вами подкуплен…

— Здесь есть такая женщина? Как ее зовут?

— Как так «есть»? Разве я не сказал вам, сеньора, что она арестована и имя ее Дамиана Мендоса…

— Вы меня просто огорошили…

— Майари — хотите верьте, хотите нет — вся пошла в своего отца, а он был анархистом в Барселоне и сюда-то приехал, наверное, не просто так, а сбежал откуда-нибудь.

— Да, он имел разные там идеи; но ведь Майари была совсем маленькая, когда он покончил с собой.

— Политические идеи наследуются, донья Флорона, они передаются по крови, и ничего нет опаснее, чем этот вид наследственности. Так же, как от революционера родится революционер, от полицейского — полицейский…

— Но о ней, о ней известно еще что-нибудь? — вмешался Мейкер Томпсон, и в голосе его звучало нетерпение.

— Ничего конкретного. Лично я думаю, что она отправилась в столицу с алькальдами и старейшинами. Я послал сегодня утром телеграмму с донесением и попросил, чтобы ее разыскали и арестовали за подстрекательство. Не сегодня завтра мы получим известие, и вы увидите, вы увидите, донья Флорона, что та, которая, по-вашему, изнасилована и убита крестьянами или плывет, бездыханная, в подвенечном платье, по реке Мотагуа, на самом деле торопится в столицу и болтает всякий вздор; мы, мол, грабим тех, кому за землю предлагалась настоящая цена в золотых песо.

— Ну, ладно; пока есть время, пойду с Джо, посмотрю, как управляются с моими бананами…

— Вот так-то: сеньора Флора ставит дело на широкую ногу, а ее дочка обвиняет меня в том, что я вам продался, сеньор Мейкер Томпсон… И все из-за того, что мне захотелось увидеть прогресс в своей стране, процветающие города, увидеть, как эти берега превратятся когда-нибудь в эмпиреи богатства и цивилизации. Мне надоело любоваться индейцами! Как входишь в казарму, только и видишь одних индейцев, только с ними и возишься день-деньской! Если бы я имел сына, а я его не имею, ибо еще мальчишкой заполучил свой недуг, имей я сына, я бы влепил ему пулю, но не позволил бы стать военным… чтобы влачить такую же жизнь, глядеть на этих индейцев… хотя я и сам похож на чистейшего ишкампарике [43] 43. Ишкампарике — презрительное прозвище индейцев в Гватемале. .

Донья Флора встала со стула — хрупкого скелета из белесых железных прутьев — и вышла вместе с Джо и комендантом, проводившим их до часового.

— Сегодня утром были и другие приятные вести. Славно начался денек! Двое повесились там, в Бананере, где мы поставили заставу, чтобы солдаты помогли вам разбивать плантации.

— А это, комендант, не имеет какого-нибудь отношения к Майари?..

— Я полагаю, не имеет. Те люди, кажется, были колдуны. Когда их схватили, у них в ушах красовались ракушки, а на головах — черепахи; говорят, они ждали появления луны — вчера как раз наступило полнолуние. А в полночь они преспокойно повесились [44] 44. …а в полночь они преспокойно повесились… — Согласно древним поверьям майя, повесившиеся сразу же отправлялись в рай. .

— Ладно, шеф, мы еще зайдем сюда.

— Не будем терять друг друга из виду, сеньор Мейкер Томпсон.

— Мы, наверное, зайдем к нашим родственникам Асейтуно; если будут новости, сообщите нам.

— Хорошо, хорошо, сеньора… Вы говорите, прибыли ваши бананы?

— Да, вчера вечером с товарным поездом, мы тоже на нем приехали. Бананы — один к одному! Только этот вот сеньор скуп до жути и не хочет дать мне больше шестидесяти двух с половиной сентаво за кисть…

— И это лишь в том случае, если плоды будут наливные, в восемь ярусов; цена обычная…

— Дружба — дружбой, а деньги врозь… Бизнес… Бизнес… — были последние слова коменданта при прощании.

Перед тем как вернуться в свой кабинет, остановившись в дверях сторожевого помещения, где солдаты замерли навытяжку, а офицер, шагнув вперед, произнес: «Все спокойно, начальник», — комендант долго созерцал море, будто видел его впервые, будто оно тут и не волновалось все дни и все ночи: образ непостижимого, портрет непостижимого, зеркало непостижимого.

Солнце жгло землю с усердием паяльщика, заливая расплавленным свинцом селение с пальмовыми кровлями, полузасохший кустарник зеленовато-песочного цвета, портовые здания, ярко окрашенные деревянные дома, причал, пути, вагоны, где жили некоторые служащие; трубы на вагонах, окошки, завешенные сетью, и ступеньки, ведущие внутрь.

В бухту, где сапфирная синева стерла грань между морем и небом, входил пароход. Он приближался, сверкая белизной. Вскоре загудела сирена. Вода полыхала солнцем. А на берегу упали первые капли. В полной тиши заулюлюкали огромные каплищи — ливень плыл с побережья к заливу, словно желал преградить путь кораблю-призраку, внезапно исчезнувшему за пологом струй.

И потому не шло больше время, не разгорался вечер. Неуверенность — минута или час? — и бесконечный дождь, и отчаянная жара. Донья Флора по собственной инициативе отправила телеграмму брату, инженеру Тулио Поланко, спрашивая, не заходила ли Майари к нему, ибо о дочери нет никаких сведений с тех пор, как она без разрешения уехала в столицу. Донья Флора послала телеграмму и ее приятельнице, соученице по колледжу, с которой дочь переписывалась, но не сообщила ей, что Майари пустилась в путь без спроса. Главное — не опорочить дочь. И так комендант позволил себе обозвать ее со всей бестактностью неотесанного индейца «подстрекательницей». Тем лучше!.. Пусть подстрекательница… анархистка… что угодно… только бы не умерла!

— У Косме зудит глаз, пойду поищу кошку. Мазнуть бы кошачьим хвостом ему по векам, а то, может, сглазил кто.

Когда жена вышла, старик произнес:

— Ну вот, теперь мы одни, и я хочу вам сказать…Он понизил голос. — Я думаю, она отправилась в столицу или еще куда-нибудь похлопотать, чтобы не отбирали землю у крестьян. Жена моя рассказывала, что ходят слухи, будто Майари была очень недовольна действиями гринго и вашими. Вот видите, кума, как оборачивается дело. Сначала считали самоубийство причиной ее исчезновения, после того как она обманулась в своих надеждах относительно ваших намерений, после того как разочаровалась в своих близких, увидев, что мать и жених выступают рука об руку против бедняков. И нам в голову не приходила другая причина — этот ее план: поднять против вас землевладельцев при поддержке муниципалитетов. Как вам кажется?