Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля

Он удалился тогда только, когда я пошла в соседнюю комнату и обратилась к отцу с просьбой назначить день нашей свадьбы; в таком случае я с радостью отправлюсь с ним в поместье; если же он отвергнет мою просьбу, чтобы остаться и испросить согласие родственников моей матери, что было весьма сомнительно, я выйду замуж за лорда В-ма при первом удобном случае, чего бы это ни стоило. Отец дал согласие на брак, но не назначил дня свадьбы, которую он предложил отсрочить до той поры, когда все придут к соглашению, чего, как я опасалась, никогда не случится.

Тогда я решила про себя не обмануть упований возлюбленного и убежать из дому, если возможно, в эту же ночь, хотя исполнение такого плана было крайне затруднительно, так как отец был настороже, а моя горничная, спавшая в одной комнате со мной, всецело была ему предана. Несмотря на эти соображения, я нашла средства склонить одну из служанок на мою сторону, и она заказала наемную карету, которая должна была ждать всю ночь; спать я пошла с моей Эбигейл, которую разбудила в пять часов утра — эту ночь я не сомкнула глаз — и послала уложить кое-какие вещи для предполагаемой поездки.

Пока она этим занималась, я вскочила и кое-как оделась, стоя на подушке, чтобы отец, лежавший в комнате под моей спальной, не услышал шагов и не заподозрил моего умысла.

Одевшись с великой спешкой и как попало, я бросилась вниз по лестнице, ступая как можно тяжелее, чтобы он принял меня за одного из слуг, и, когда моя сообщница открыла дверь, выбежала на улицу, хотя не знала, в какую сторону идти; к несказанному моему огорчению, ни кареты, ни портшеза не оказалось.

Пройдя пешком немалое расстояние в надежде найти более удобный способ передвижения и не только обманувшись в этом, но и заблудившись в моих странствиях, я стала опасаться встречи с кем-нибудь, кто меня знал; если бы это произошло, мое намерение обнаружилось бы немедленно благодаря всем обстоятельствам, сопровождавшим мое появление в такой час; так как я надела те самые вещи, какие сняла вечером, то мое одеяние было чрезвычайно странным. Туфли на мне были очень тонкие, а на широком обруче я носила розовую атласную стеганую юбку, обшитую серебром, поверх которой надела белое канифасовое платье на четверть ярда короче юбки; косынку и передник я надела второпях и не пришпилила булавками; чепчик не покрывал волос, спадавших в полном беспорядке мне на уши, а мое лицо выражало надежду и страх, радость и стыд.

Находясь в столь затруднительном положении, я обратилась к почтенному члену общества — чистильщику сапог, которого усердно просила нанять мне карету или портшез, суля ему щедрую награду за хлопоты; но, к несчастью, он был хром и не мог поспеть за мною; по его совету и указаниям я вошла в первую попавшуюся харчевню, где и оставалась некоторое время в великом смущении среди множества бедняков, которым сочла нужным дать денег, чтобы они меня не обидели, опасаясь при этом, как бы они меня не ограбили. Наконец, мой посланец вернулся с портшезом, которым я немедленно завладела; боясь, что в это время моя семья уже забила тревогу и послала прямо на квартиру лорда В-ма, я приказала нести себя туда кружным путем, чтобы остаться незамеченной.

Эта стратагема увенчалась успехом согласно моим желаниям. В великом смятении я взбежала по лестнице к моему верному возлюбленному, который ждал меня с крайним нетерпением и тревогой. Глаза его загорелись восторгом, он сжал меня в объятиях, как самый дорогой для него дар небес, сообщил, что мой отец уже посылал к нему разыскивать меня; затем, приветствуя мое решение самыми восторженными речами, он приказал нанять карету. Дабы мы не подверглись риску быть разлученными, он проводил меня до церкви, где мы и сочетались законным браком пред лицом неба.

Тогда опасения его рассеялись, но мои возродились с удвоенной силой; я страшилась увидеть отца и разделяла его печаль, вызванную моей непокорностью; я любила его с самой почтительной нежностью, и мне легче было бы вынести любое огорчение, чем причинить ему малейшую неприятность; но любовь неодолима, если она является полной владычицей; она преодолевает все препятствия и поглощает все прочие соображения. Так было со мной, и теперь, когда я сделала непоправимый шаг, моим первым желанием было избегать отца. Поэтому я просила лорда В-ма позаботиться о каком-нибудь уединенном местечке, куда мы могли бы уехать; он немедленно препроводил меня в Блекхит, где мы были встречены весьма любезно некоей веселой дамой, которая, по-видимому, приняла меня за одну из своих сестер.

Приметив ее заблуждение, я пожелала, чтобы лорд В-м образумил ее, после чего она была оповещена о нашем положении и привела нас в отдельную комнату, где я потребовала перо и бумагу и написала отцу письмо в защиту своего поступка, противного его воле в столь важном деле.

Когда это было исполнено, мой муж сказал, что необходимо лечь нам в постель и закрепить наш союз, дабы отец, открыв наше местопребывание, не разлучил нас до завершения брака. Я просила об отсрочке до вечера, полагая неприличным ложиться в постель днем; но он нашел способ уничтожить все мои доводы и убедить меня в том, что теперь мой долг — повиноваться. Не желая навлечь на себя обвинение в упрямстве и строптивости в первый же день моего испытания, я позволила ему отвести меня в комнату, которую погрузили в темноту по моему настоятельному требованию, чтобы я могла скрыть стыдливость и смущение, уступая правам дорогого супруга, любившего меня до безумия.

В пять часов дня нас пригласили к обеду, который мы заказали к четырем. Но мы забыли о таких пустяках, предаваясь блаженству. Однако мы встали, и, спустившись вниз, я очень смутилась, увидя дневной свет и встречаясь глазами с моим любимым супругом. Я ела мало, говорила еще меньше, чувствовала себя счастливой, хотя пребывала в смущении, и меня обуревали разнообразные чувства, из коих иные причиняли боль, но зато другие были восхитительны и несли усладу; мы были на вершине счастья, удовлетворив наши желания, и переживали все то, что любовь могла подарить, а чувствительность — вкусить.

Когда стемнело, мы вернулись на городскую квартиру лорда В-ма, где я нашла письмо отца, уведомляющего, что он никогда больше не пожелает меня видеть. Но было одно обстоятельство, показавшееся мне радостным предзнаменованием его прощения. Он начал письмо обычным обращением «дорогая Фанни», которое затем зачеркнул и заменил словом «madame» [60] Сударыня ( франц. ). , но это позволило мне надеяться, что его отцовская любовь не угасла.

За ужином нас посетила младшая сестра лорда В-ма, которая высмеяла наш безрассудный брак, хотя призналась, что завидует нашему счастью, и предложила мне воспользоваться ее платьями, пока я не получу своих. Она была очень весела, прямодушна, учтива, дружелюбна и весьма благовоспитанна. Подарив нас своим обществом вплоть до наступления ночи, она ушла только тогда, когда мы удалились в спальню.