Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля

Лишенная всех радостей жизни и доведенная до крайней нужды жестокостью моего преследователя, отнявшего у меня даже носильное платье, я покорила сердце лорда Д., ныне покойного, о котором я скажу мало, ибо его нрав хорошо известен. Замечу только, что он вызывал во мне почти такое же отвращение, как и мой тиран. Однако, когда пришлось между ними выбирать, я предпочла принять предложения этого нового любовника, весьма щедрые, и поскольку мне нужен был только приют и ничего больше, согласилась последовать за ним в его поместье, куда послала платья, купленные мною в кредит.

Однако, по зрелом размышлении я передумала и известила его о своем решении письменно, прося выслать назад мои вещи. В ответ на это послание я ждала, что он явится, взбешенный неудачей, и распорядилась не пускать его в дом. Но, несмотря на эту меру предосторожности, он нашел способ пробраться ко мне. Первое, что я увидела на следующее утро у себя в спальне, был мой любовник с кнутом в руке, против которого, зная мужчин, я не считала себя защищенной. Правда, я не очень испугалась, так как полагала, что превзойду его храбростью, если дело примет плохой оборот. Но, вопреки моим ожиданиям и его обычному обращению с женщинами, он вежливо поздоровался со мной и начал пенять на содержание письма. Я сказала ему напрямик, что опрометчиво согласилась на его предложения только ради своей собственной выгоды, но, поразмыслив над этим, сочла неблагородным жить с ним при таких обстоятельствах; поскольку же он мне не нравится, а притворяться я не могу, наши отношения никогда нас не удовлетворят. Он согласился с тем, что довод справедлив, но был очень огорчен предшествующим моим поведением. Он отказался от притязаний, вернул платья и в дальнейшем никогда не укорял меня; однажды он признался, что все еще любит меня и всегда будет любить, так как я плохо с ним обошлась — заявление, свидетельствующее о странном его нраве. Со своей стороны я сознаюсь, что мое поведение в данном случае можно извинить только печальным моим положением, которое часто бывало отчаянным, и я удивляюсь тому, что удержалась от поступков еще более предосудительных.

В конце концов все мои надежды на благополучный исход процесса не осуществились; дело было решено в пользу мужа. Но и тогда я отказалась сдаться. Покинув свое убежище, я сняла квартиру на Сафок-стрит и бросила вызов своему тирану. Но, опасаясь доверить охрану моей квартиры чужим людям, я сняла отдельный дом на Кондуит-стрит, и как только появилась в обществе, меня окружили самые разнообразные поклонники. Мне кажется, я получала все знаки внимания, какие только возможны в этом мире, но не находила того, что я почитала самым важным, — человека, способного воспылать любовью и внушить ответное чувство. Но такой человек и неоценим и редко встречается. Я весьма обязана тем, кто добивался моего расположения, хотя они были не очень мне признательны, потому что я никогда не изъяснялась в своих чувствах, если не любила; подобное притворство является рабством, непосильным для честной натуры. Исключая одного достойного юноши, с которым я иногда встречалась, все они были ничтожными людьми. Один был надоедлив, другой до смешного легко воспламенялся, третий вовсе лишен образования, а четвертый оказался ветреником. Короче говоря, я встретила среди мужчин столько же незначительных лиц, сколько и среди женщин. Кое-кому из них я пыталась внушить свои убеждения, в то время как они старались обратить меня в свою веру. Но вскоре обе стороны убедились в тщете своих усилий, и мы мудро предоставили друг другу жить по собственному разумению.

Наконец, мне посчастливилось познакомиться с одним аристократом — быть может, первым лицом в Англии по своему благородству, уму, чувствам, великодушию и честности. Едва ли я должна упоминать, что это был лорд ***. Этот великий, этот прекрасный человек умеет внушать удивление, любовь и уважение. Обладая такими достоинствами, какие редко выпадают на долю одного человека, он отличается скромностью, которая не может не расположить любое общество в его пользу. Он как будто ничего не замечает и, однако, видит все; его манера рассказывать и придавать прелесть пустякам свойственна ему одному; и хотя у него много странностей, все они способствуют его обаянию. После всего мною сказанного можно предположить, что я была в него влюблена; но это не так; любовь капризна и причудлива; я удивляюсь, чту и уважаю его в высокой степени; и когда я говорю, что он напоминал моего дорогого усопшего друга, мистера Б. — или, вернее, мистер Б., будь он жив, напоминал бы лорда *** — я воздаю высшую хвалу, на какую способна, обоим, как живому, так и мертвому.

Дружба и беседы лорда *** делали меня счастливой; но в конце концов я снова подверглась неутомимым преследованиям мужа, который в один прекрасный день, когда я находилась в обществе своего благородного друга, появился в карете перед моим домом в сопровождении некоего джентльмена, который с весьма независимым видом потребовал, чтобы его впустили. Преданный лакей, долго у меня служивший, в испуге прибежал наверх и сообщил о том, что происходит внизу.

Я приказала ему ничего не отвечать и покрепче запереть дверь. Это неожиданное нападение так меня поразило, что, по словам лорда ***, он был несказанно удивлен при виде ужаса, отразившегося на моем лице в тот момент, когда карета остановилась у двери.

Мой жалкий муж, которого в дом не впустили, удалился, угрожая вернуться с подмогой. Я немедленно поставила солдата охранять дверь с внутренней стороны, чтобы на будущее время обезопасить себя от нападений. Согласно обещанию муж вернулся со своими помощниками, воодушевленный присутствием констебля, и снова потребовал, чтобы его впустили. Солдат приоткрыл по моему приказанию окошко в двери, чтобы ему ответить; как только мой муж увидел красный мундир, на него напал такой страх, что он немедленно обратился в бегство. Рассказывая об этом событии, он, подобно Фальстафу, превратил мою стражу в целую шеренгу мушкетеров. Он пытался также узнать имя джентльмена, который любезно прислал мне солдата из своей роты, и жаловался на него герцогу Н., надеясь, что тот прикажет ему подать в отставку, но ожидания его, к счастью, не оправдались.

Убедившись в том, что в Англии я никогда не обрету покоя и не избавлюсь от постоянных волнений, уже отразившихся на моем здоровье и расположении духа, я решила снова уехать во Францию — лучшее убежище от преследования моего тирана. Но, прежде чем предпринять этот шаг, я попыталась скрыться в окрестностях Виндзора, где скоро была обнаружена мужем и вынуждена оттуда бежать. Я переехала в Челси, где в силу своего положения жила в великой тревоге; мое спокойствие непрестанно нарушалось человеком, который всегда был недоволен мною и тем не менее не мог без меня жить.