Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля

— Эй вы, старая провиантская шлюпка, берите рулевое колесо, так держать, парень, так держать!

И заметался по кораблю, обрасопливая паруса, и управлялся со снастями с такой быстротою и ловкостью, что все на палубе были поражены его сноровкой.

Мистер Джолтер отнюдь не оставался равнодушным к необычайному крену судна, завыванию ветра и шуму, раздававшемуся над его головой; в пугливом ожидании он смотрел на дверь каюты, надеясь увидеть кого-нибудь, кто бы мог рассказать о погоде и о том, что происходит на палубе; но никто не появлялся, а он был слишком хорошо знаком с наклонностями своего желудка, чтобы хоть в какой-то мере изменить позу. Он долго лежал в мучительном напряжении, как вдруг юнга, ввалившись в его каюту, упал с таким шумом, что ему почудилось, будто мачту унесло за борт, и, усевшись в постели, он с нескрываемым ужасом спросил, какова причина этого смятения. Юнга, оглушенный падением, отвечал трагическим голосом:

— Я пришел закрыть глухие иллюминаторы.

Услышав слова «глухие иллюминаторы», смысла коих он не понял, бедный гувернер в отчаянии задрожал. Память изменила ему, он опустился на колени в постели и, устремив глаза в книгу, которую держал в руке, начал изрекать вслух с великим жаром:

— Период полного колебания по циклоиде относятся ко времени, в течение которого падающее тело пройдет по оси циклоиды DV, как длина окружности к ее диаметру.

По всей вероятности, он продолжал бы доказывать эту теорему, не начнись у него такого приступа тошноты, что он принужден был бросить книгу и уступить своему недомоганию; поэтому он растянулся во всю длину и, взывая к небесам, стал готовиться к смертному часу, как вдруг шум наверху замер; а так как он не мог постигнуть причину этого зловещего молчания, ему почудилось, что либо все люди смыты за борт, либо, отчаявшись спастись, они перестали бороться с бурей. В то время как он терзался мучительной неизвестностью, которую, впрочем, озаряли слабые лучи надежды, в каюту вошел шкипер; тогда он спросил голосом, ослабевшим от страха, что происходит напалубе, и шкипер, поднеся ко рту большую бутылку бренди, глухо ответил:

— Теперь все кончено, сударь.

Тут мистер Джолтер, почитая себя погибшим, в ужасе завопил:

— Господи, помилуй нас! Христос, помилуй нас!

И повторял эту молитву как бы машинально, пока шкипер не вывел его из заблуждения, пояснив смысл своего замечания и объявив, что шторм прекратился.

Такой неожиданный переход от страха к радости вызвал у мистера Джолтера чрезвычайное волнение, как душевное, так и телесное, и прошло не меньше четверти часа, прежде чем он вновь обрел власть над своими органами. К тому времени погода прояснилась, ветер снова стал попутным, и на расстоянии пяти лиг показалось Кале; поэтому лица всех просветлели от радостного ожидания, и Перигрин, рискнув спуститься в каюту, утешил своего гувернера сообщением о счастливом завершении дел.

Возликовав при мысли о скорой высадке, Джолтер начал воспевать хвалу тем краям, куда они направлялись. Он заявил, что Франция — страна учтивости и гостеприимства, каковыми отличается поведение людей всех чинов и рангов, от пэра до крестьянина, что джентльмен и иностранец не только не страдает от оскорблений и надувательства, как в Англии, но к нему относятся с величайшим почтением, чистосердечием и уважением; что поля там плодородны, климат приятный и здоровый, фермеры богаты и трудолюбивы, а все подданные — счастливейшие из смертных. Он мог бы долго распространяться на свою излюбленную тему, если бы его воспитанник не вынужден был выбежать на палубу, в результате предостережения, сделанного ему его желудком.

Шкипер, видя его состояние, очень добросовестно напомнил ему о холодной ветчине и птице, равно как о корзине с вином, которую он приказал доставить на борт, и спросил, не пора ли накрывать на стол. Он не мог выбрать более благоприятный момент для того, чтобы доказать свою незаинтересованность. Перигрин скорчил кислую гримасу при упоминании о еде, умоляя его ради Христа не говорить больше об этом предмете. Тогда он спустился в каюту и задал тот же вопрос мистеру Джолтеру, который, как было ему известно, питал не меньшее отвращение к его предложению, и, встретив у него такой же прием, отправился в кубрик и повторил свой учтивый совет камердинеру и лакею, которые лежали, страдая от двустороннего извержения, и отвечали на его любезность неистовыми проклятиями. Потерпев, таким образом, неудачу и вопреки своим добрым намерениям, он приказал юнге спрятать провизию в один из ящиков, согласно обычаям судна.

Начался отлив, когда они приблизились к побережью Франции, и судно не могло войти в гавань, а посему они должны были лечь в дрейф и ждать лодку с берега, которая меньше чем через полчаса подошла к борту. Мистер Джолтер поднялся на палубу и, с невыразимым удовольствием вдыхая французский воздух, спросил лодочников (дружески называя их mes enfants [12] Дети мои ( франц. ). ), сколько они возьмут за то, чтобы доставить его с воспитанником и поклажей на пристань. Но как же он был поражен, когда эти учтивые, чистосердечные, разумные лодочники потребовали за такую услугу луидор! Перигрин с саркастической усмешкой заявил, что начинает понимать справедливость его панегирика французам, а огорченный гувернер ничего не мог сказать в свое оправдание кроме того, что их развратило общение с жителями Дувра. Однако его воспитанник был столь возмущен их вымогательством, что наотрез отказался их нанять, даже когда они сбавили цену наполовину, и поклялся, что предпочтет скорее остаться на борту до той поры, пока пакетбот не сможет войти в гавань, чем поощрять такую наглость.

Шкипер, который, по всей верроятности, питал какую-то симпатию к лодочникам, тщетно доказывал, что не может лечь в дрейф или стать на якорь у берега с подветренной стороны; наш герой, посоветовавшись с Пайпсом, отвечал, что нанял его судно для переезда в Кале и не угодно ли ему исполнить взятое обязательство.

Шкипер, весьма расстроенный этим повелительным ответом, который отнюдь не доставил удовольствия мистеру Джолтеру, отослал лодку, несмотря на просьбы и уступки лодочников. Подойдя немного ближе к берегу, они стали на якорь и ждали, пока прилив не помог им пройти отмель. Тогда они вошли в гавань, и наш джентльмен со своими спутниками и поклажей был доставлен на пристань матросами, которых щедро вознаградил за труды.

Его немедленно обступило великое множество носильщиков, которые, подобно голодным волкам, завладели его багажом и начали расхватывать отдельные вещи, не дожидаясь его распоряжений. Взбешенный этой дерзкой назойливостью, он приказал им остановиться, присовокупив немало проклятий и ругательств, какие подсказывало ему раздражение; и, видя, что один из них как будто не обращает никакого внимания на его слова и удаляется со своей ношей, он выхватил дубинку из рук своего лакея и, мгновенно догнав парня, поверг его на землю одним ударом. В ту же секунду он был окружен толпой этих canailles [13] Негодяй, каналья! ( франц. ). , которые негодовали на оскорбление, нанесенное их собрату, и немедленно расправились бы с обидчиком, если бы Пайпс, видя хозяина своего в беде, не призвал на помощь всю команду и не сражался столь мужественно, что неприятель вынужден был отступить с явными следами поражения, грозя посвятить в их ссору коменданта. Джолтер, который знал пределы власти французского губернатора и боялся его, начал дрожать от страха, слыша их несмолкающие угрозы; но они не посмели обратиться к этому судье, который, при беспристрастном изложении дела, сурово наказал бы их за жадность и наглость. Перигрин, без дальнейших неприятностей, прибег к помощи своих спутников, которые взвалили на плечи его поклажу и последовали за ним к воротам, где их задержали часовые, покуда не будут зарегистрированы их имена.