Тобайас Смоллет - Приключения Перигрина Пикля

— Я не претендую и не притязаю, милостивый сэр, — сказал он, — на то, чтопы принять вас соответственно вашим достоинствам и заслугам, но вы пудете таким ше шеланным гостем в моем педном коттедже для моей шены и семьи, как сам принц Уэльский; и вряд ли мошет случиться, чтобы я так или иначе не нашел средства и способа получить от вас признание, что еще шиво чувство товарищества у древнего притта. Потому что, хотя я всего-навсего простой аптекарь, в моих шилах струится такая же хорошая кровь, как у всякого другого в этой стране (и я могу описать, изопразить и доказать свою родословную к удовлетворению всего мира); и вдопавок, плагодаря попечению и милости пожьей, я имею возможность угостить друга прекрасной параньей ногой и путылкой превосходного вина, и ни один торговец не мошет предъявить мне счет.

Его поздравили с блестящим положением и уверили, что наш юноша навестит его по возвращении из Франции в том случае, если поедет через Кентербери. Так как Перигрин выразил желание ознакомиться с его делами, он весьма любезно удовлетворил его любопытство, сообщив, что его жена перестала рожать, подарив ему предварительно двух мальчиков и девочку, которые живы и здоровы; что он пользуется уважением соседей и благодаря своей практике, которая значительно расширилась тотчас же после издания «Родрика Рэндома», отложил несколько тысяч фунтов. Он начал подумывать о том, чтобы уехать к своей родне в Глеморгеншир, хотя его жена возражала против этого намерения и протестовала против его осуществления с таким упорством, что ему великих трудов стоило утвердить свои прерогативы, убедив ее как доводами рассудка, так и примерами, что он — король и жрец в своей семье и что она обязана слепо подчиняться его воле. Он также сообщил компании, что видел недавно своего друга Родрика Рэндома, который приехал из Лондона с целью навестить его, выиграв предварительно процесс против мистера Топхола, который принужден был выплатить деньги Нарциссы, что мистер Рэндом живет, по-видимому, очень счастливо со своим отцом и супругой, которая порадовала его сыном и дочерью, и что Морган получил в подарок от него штуку очень тонкого полотна, собственноручно сотканного его женой, несколько кадушек лососины и две кадки соленой свинины, самой нежной, какую ему когда-либо случалось отведывать, а также бочонок превосходных сельдей для сальмагунди, каковое, как знал Рэндом, было его любимым блюдом.

Когда эта тема разговора была исчерпана, итальянцу предложили показать свое искусство, и через несколько минут он ввел всю компанию в соседнюю комнату, где, к великому их изумлению и испугу, они увидели тысячу змей, ползающих по потолку. Морган, потрясенный этим феноменом, которого никогда еще не видывал, начал набожно произносить заклинания, мистер Джолтер в страхе выбежал из комнаты, Гантлит выхватил кортик, и даже Перигрин пришел в замешательство. Заметив их растерянность, фокусник попросил их удалиться, и когда он позвал их через секунду, ни одной ехидны не было видно. Он вызвал изумление многими другими трюками, и прежнее мнение о нем валлийца и отвращение к его особе начало укрепляться, покуда итальянец в благодарность за учтивое с ним обращение не открыл им всех тех способов, с помощью коих совершал эти чудеса, которые были результатом любопытного сочетания натуральных причин; тогда Морган уверовал в его искусство, попросил прощения за вспыхнувшие подозрения и предложил иностранцу провести с ним несколько дней в Кентербери. Одновременно рассеялись сомнения Годфри и Джолтера, а Перигрин засвидетельствовал свое одобрение, сделав фокуснику щедрый денежный подарок.

Проведя вечер в этой дружеской компании, каждый удалился в свою комнату, а наутро, когда они завтракали вместе, Морган заявил, что остается, дабы присутствовать при благополучном отплытии нашего героя, а затем иметь удовольствие в обществе мистера Гантлита вернуться к себе домой. Тем временем, по совету шкипера, слугам было приказано доставить на борт запас вина и провизии на случай какого-либо происшествия; и так как пакетбот не мог отплыть раньше часу, компания поднялась на вершину холма, чтобы осмотреть замок, где они увидели меч Юлия Цезаря и карманный пистолет королевы Елизаветы, продекламировали Шекспира, созерцая меловые утесы по обеим сторонам, и устремляли взгляд по направлению к городу Кале, окутанному густым облаком, которое не очень усладило их взоры, ибо оно, казалось, предвещало непогоду.

Обозрев все достопримечательности этого места, они вернулись на пристань, где после прощальных приветов и дружеского объятия двух молодых джентльменов Перигрин со своим гувернером вступил на палубу, паруса были подняты, и они вышли в море с попутным ветром, тогда как Годфри, Морган и фокусник вернулись в гостиницу, откуда выехали перед обедом в Кентербери.

Едва успело судно пройти две лиги, как ветер, изменив направление, подул им прямо в лоб, и они вынуждены были держать круто к ветру и взять другой курс. Так как на море поднялось довольно сильное волнение, наш герой, находившийся внизу, в своей каюте, стал ощущать дурноту, и, следуя совету шкипера, вышел на палубу для успокоения своего желудка, тогда как гувернер, привычный к таким бедствиям, с большим удобством расположился в постели, развлекаясь трактатом о циклоиде с алгебраическими доказательствами, которые неизменно увлекали его воображение самым приятнейшим образом.

Тем временем ветер, усилившись, перешел в шторм, началась жестокая килевая качка, волны заливали палубу, шкипер был встревожен, команда растеряна, пассажиры измучены тошнотой и страхом, и воцарилось всеобщее смятение. В разгар этой суматохи, когда Перигрин, вцепившись в поручни гакаборта, мрачно смотрел вперед, изумленным его взорам внезапно представилась физиономия Пайпса, словно вынырнувшего из трюма. Сначала он принял его за призрак, порожденный его испуганным воображением, но недолго пребывал в страхе и ясно разглядел, что это был Томас, который, бросившись на шканцы, завладел рулевым колесом и отдал приказ матросам с такою властностью, как будто был командиром судна. Шкипер увидел в нем ангела, посланного ему на помощь, а команда, быстро распознав в нем, несмотря на его ливрею, искушенного моряка, исполняла его приказания с таким проворством, что в короткий срок замешательство рассеялось и было сделано все необходимое для того, чтобы благополучно выдержать шторм.

Наш молодой джентльмен тотчас угадал причину появления Тома на борту и, когда суматоха немного улеглась, поднялся наверх и попросил его не щадить сил ради спасения судна, обещая принять его снова на службу, с которой он никогда не будет уволен иначе, как по собственному желанию. Это заявление возымело удивительное действие на Пайпса, который, не давая никакого ответа, передал штурвал шкиперу, сказав: