Оноре Бальзак - Сельский священник

Пока они ехали по участкам, густо заросшим деревьями, то поднимаясь, то спускаясь по возвышенностям, всегда очень тесно расположенным в горах Франции, Вероника предавалась созерцанию лесных чудес. Сначала больше всего ее поразили вековые деревья, но в конце концов она к ним привыкла. Потом ее внимание стали привлекать высокие, словно искусственно посаженные ровными рядами, рощи, или одиноко стоящие на прогалине сосны фантастической высоты, или — явление более редкое — какие-нибудь кусты, в других местах низкорослые, но здесь достигающие гигантских размеров и, очевидно, такие же древние, как породившая их земля.

Клубившиеся на голых скалах тучи вызывали в ней никогда не изведанные чувства. Она замечала белесые борозды, проведенные ручьями талой воды, издали похожие на шрамы. Выезжая из лишенного растительности ущелья, она восхищалась укоренившимися в выветренных склонах скалистых утесов вековыми каштанами, прямыми, как альпийские ели. Вероника ехала так быстро, что могла, словно с высоты птичьего полета, охватить глазом обширные полосы движущихся песков, лесные зажоры с редкими деревьями, опрокинутые гранитные глыбы, нависшие скалы, темные лощины, поляны, покрытые цветущим или иссохшим вереском, луга, заросшие низкой травой, участки земли, удобренные вековыми наслоениями ила, — одним словом, горную природу центральной Франции со всей ее печалью и великолепием, со всеми ее резкими и нежными чертами и причудливыми видами. И чем дальше всматривалась она в эти разнообразные по форме, но овеянные единой мыслью картины, тем сильнее овладевала ею, отвечая ее тайным чувствам, глубокая печаль, запечатленная в этой дикой, заброшенной и бесплодной природе. А когда, поднимаясь по пересохшему руслу, где среди песков и камней росли лишь чахлые, скрюченные кустики, она увидела в просвете между двумя скалами раскинувшуюся внизу равнину, и зрелище это повторилось снова и снова, — она почувствовала, как поразил ее суровый дух этой природы и вызвал новые для нее думы, навеянные глубоким смыслом лежавших вокруг разнообразных картин. Ибо нет ни одного уголка в лесу, который не имел бы своего значения; каждая прогалина, каждая чаща подобны лабиринту человеческих мыслей.

Кто из людей с развитым умом или глубоко раненным сердцем, гуляя в лесу, не внимал его шуму? Неприметно возникает голос леса, ласковый или грозный, но чаще ласковый, чем грозный. Если доискиваться причин охватившего вас торжественного и простого, сладостного и таинственного чувства, то, пожалуй, их можно найти в возвышенном и безыскусном зрелище всех этих покорных своей участи созданий. Рано или поздно сердце ваше преисполнится потрясающим ощущением вечности природы, и в глубоком волнении вы обратите свою мысль к богу. Так и Вероника в безмолвии горных вершин, в благоухании леса, в безмятежном спокойствии воздуха обрела, как сказала она вечером г-ну Бонне, уверенность в небесном милосердии. Она прозрела возможность мира более возвышенного, чем тот, в котором замкнулись ее грезы. Она испытала нечто похожее на счастье. Давно уже не знала она такого покоя. Было ли вызвано это чувство сходством, какое нашла она между окружавшими ее картинами и иссохшей пустыней своей души? Или она испытала радость при виде потрясенной природы, подумав, что и материя была наказана, хотя не совершила греха? Во всяком случае, она была глубоко взволнована. Колора и Шампион то и дело удивленно переглядывались, словно заметив, что она преобразилась у них на глазах. В каком-то месте обрывистые склоны пересохшего потока показались Веронике особенно суровыми. Внезапно она почувствовала страстное желание услышать шум воды, бурлящей в этом выжженном русле.

«Любить вечно!» — подумала она.

Устыдившись этих слов, словно произнесенных чьим-то голосом, она отважно пустила вскачь своего коня и, не слушая предупреждений проводников, помчалась к первой вершине Коррезских гор. Вероника одна поднялась на верхушку пика, называемого Живая скала , и остановилась, стараясь охватить глазом всю округу. Теперь, когда она услышала тайный голос множества моливших о жизни созданий, она почувствовала как бы внутренний толчок, побудивший ее посвятить великому делу всю свою непреклонную волю, которую она не раз проявляла, вызывая восхищение друзей. Она привязала коня к дереву, присела на обломок скалы и, блуждая взором по владениям мачехи-природы, почувствовала ту приливающую к сердцу материнскую любовь, какую испытала она, взглянув впервые на своего сына. Невольные размышления, очистив, по прекрасному выражению Вероники, ее душу, подготовили ее к высшему уроку, заложенному в этом зрелище, и она словно пробудилась от летаргического сна.

— Тогда я поняла, — сказала она священнику, — что души наши надо возделывать так же старательно, как землю.

Бледное ноябрьское солнце озаряло обширную панораму. С востока надвигались серые тучи, гонимые холодным ветром. Было около трех часов дня. Веронике понадобилось четыре часа, чтобы доехать сюда, но, как все люди, терзаемые глубоким и тайным горем, она не обращала внимания на внешние обстоятельства. В этот миг жизнь ее поистине слилась с могучим дыханием природы.

— Не оставайтесь здесь долго, сударыня, — произнес вдруг чей-то голос, заставивший ее вздрогнуть. — Не то вы не сможете вернуться. Вы находитесь далеко от жилья, а ночью по лесу не проедешь. Но это еще пустяки, здесь вас ждут опасности пострашнее: через несколько минут всю гору охватит смертельный холод; никто не знает его причины, но он убил уже не одного человека.

Госпожа Граслен увидела перед собой загорелое до черноты лицо со сверкающими, как угли, глазами. Вдоль щек свешивались густые пряди черных волос, а подбородок окаймляла густая борода веером. Человек почтительно приподнял огромную широкополую шляпу, какую носят крестьяне в центральной Франции, и обнажил облысевший, но великолепной формы лоб; подобный лоб иногда привлекает всеобщее внимание к просящему подаяния нищему. Вероника ничуть не испугалась. Она была в таком состоянии, когда в женщине умолкает мелкая осмотрительность, делающая ее пугливой.

— Как вы сюда попали? — спросила она.

— Мой дом тут недалеко, — ответил незнакомец.

— Что же вы делаете в этой пустыне? — удивилась Вероника.

— Живу.

— Но как и чем?

— Мне немного платят за то, что я присматриваю за этой частью леса. — Человек показал на склон горы, смотревший в противоположную сторону от монтеньякской равнины.

Тут г-жа Граслен заметила дуло его ружья и охотничью сумку. Если и были у нее какие-нибудь опасения, то теперь она окончательно успокоилась.

— Вы лесник?

— Нет, сударыня. Чтобы стать лесником, надо принести присягу, а чтобы присягать, надо пользоваться всеми гражданскими правами.