Эрнест Хемингуэй - Зеленые холмы Африки

– Не думаю. У вас лицензия на четырех. Как только попадется что-нибудь подходящее, действуйте.

– А трудно их убить?

– Да, они живучи, не то что куду. Если подраните такую антилопу, подходите с опаской.

– А сколько времени в моем распоряжении?

– Нам ведь пора уезжать отсюда. Постарайтесь вернуться завтра к вечеру. А в общем – смотрите сами. Мне кажется, наступает решительная минута. Вы убьете куду.

– Знаете, что мне это напоминает? Когда я был еще мальчишкой, мы прослышали, что в черничных зарослях за Пидженом и Стердженом течет река, в которой никто еще никогда не удил рыбу.

– И что же оказалось?

– Вот слушайте. Мы добрались туда с большим трудом, пришли вечером, уже в сумерки, и увидели глубокую заводь, а дальше река текла длинной и ровной полосой. Вода была нестерпимо холодная, просто ледяная, и когда я бросил в нее окурок, на поверхность выскочила большая форель, за ней другая, третья, они хватали и снова выплевывали окурок до тех пор, пока от него не осталась одна труха.

– И крупные были форели?

– Крупнее я в жизни не видывал.

– Господи помилуй! – сказал Старик. – И что же дальше?

– Я размотал удочку, закинул ее, а было уже совсем темно, над нами летал козодой, стоял жуткий холод, и я поймал трех рыб одну за другой, – они клевали, едва наживка касалась воды.

– И вы их вытащили?

– Всех трех.

– Бессовестный лгун!

– Клянусь богом, это правда.

– Ну, хорошо, верю. Остальное доскажете, когда вернетесь. Так это были крупные форели?

– Я же сказал – крупнее не бывает.

– Господи твоя воля! – пробормотал Старик. – Как же такому молодцу не подстрелить куду! Ну, в путь!

В палатке я рассказал обо всем жене.

– Ты в самом деле решил ехать?

– Да.

– Тогда живей! – сказала она. – Не теряй времени на разговоры. Собирайся!

Я взял плащ, запасные башмаки и носки, купальный халат, коробочку с хинином, цитронелловое масло от москитов, записную книжку, карандаш, обоймы с патронами, кинокамеру, аварийный набор инструментов, нож, спички, чистую рубашку, книгу, две свечи, деньги, флягу…

– Что еще?

– Мыло взял? Захвати гребень и полотенце. А носовые платки?

– Возьму.

Моло уложил все в рюкзак, я тем временем разыскал свой бинокль, М'Кола взял полевой бинокль Старика и флягу с водой, а Кэйти вынес ящик с провизией.

– Захватите побольше пива, – посоветовал Старик. – Вы можете оставлять его в машине. Виски осталось немного, но одну бутылку, так и быть, возьмите.

– А вы как же?

– Не беспокойтесь. В том лагере есть еще. Мы послали туда две бутылки с мистером К.

– Мне довольно одной фляжки, – сказал я. – Давайте разольем эту бутылку.

– Тогда возьмите побольше пива. У нас его вдоволь.

– Это еще что такое? – спросил я, указывая на Гаррика, который садился в машину.

– Он говорит, что вы и М'Кола не сможете объясняться с местными жителями. Вам понадобится переводчик.

– Он мне как бельмо на глазу!

– Но вам и впрямь понадобится человек для того, чтобы переводить на суахили то, что будут говорить тамошние жители, которых вы встретите.

– Ну, ладно. Но скажите ему, чтобы он не вздумал командовать и держал свой проклятый язык на привязи.

– Мы проводим вас до вершины холма, – сказал Старик. Вандеробо вскочил на подножку, и машина тронулась. – За Дедом заедем в деревню.

Все обитатели лагеря вышли из палаток.

– Соли взяли достаточно?

– Да.

В деревне нам пришлось ждать, пока Дед и Гаррик выйдут из своих хижин. Только что перевалило за полдень, но небо заволокли тучи. Я глядел то на жену, такую милую, спокойную, изящную в своем защитном костюме, сапогах и надетой набекрень широкополой шляпе, то на Старика, рослого, грузного, в выцветшей вельветовой безрукавке, побелевшей от стирки и солнца.

– Ну, до свиданья! Будь умницей.

– Не беспокойся. Как жаль, что я не могу поехать с тобой.

– Это охота в одиночку, – сказал Старик. – Нужно налететь быстро, сделать свое грязное дело и так же быстро убраться, а у них и без того слишком большой груз.

Вышел Дед и забрался на заднее сиденье рядом с М'Кола, напялившим мою старую защитную куртку, в которой я когда-то охотился на перепелов.

– М'Кола надел вашу куртку, – сказал Старик.

– Он любит таскать в карманах всякую всячину, потому и надел ее, – объяснил я.

М'Кола понял, что мы говорим о нем. Я уже успел позабыть про невычищенное ружье. Теперь я вспомнил об этом и сказал Старику:

– Спросите, откуда у него куртка. М'Кола, ухмыляясь, ответил что-то.

– Говорит, что она его собственная.

Я тоже улыбнулся, а М'Кола потряс лысой головой, и так, по молчаливому уговору, история с ружьем была забыта окончательно.

– Куда же запропастился Гаррик? – спросил я. Наконец он вышел с одеялом в руках и примостился на заднем сиденье рядом с М'Кола и Дедом. Вандеробо сел впереди, между мной и Камау.

– Какой у тебя интересный сосед, – сказала Мама. – Смотри же, будь молодцом.

Я поцеловал ее на прощанье, и мы шепотом обменялись несколькими словами.

– Все нежничают да воркуют, – буркнул Старик. – Смотреть противно!

– До свиданья, старый ворчун.

– До свиданья, истребитель быков.

– До свиданья, родная.

– Счастливого пути и удачной охоты!

– У вас достаточно горючего, но мы оставим здесь тоже небольшой запас! – крикнул Старик уже вдогонку.

Я помахал рукой, мы двинулись через деревню вниз по холму и выехали на узкую дорогу, которая шла по сухой, поросшей кустарником равнине у подножия двух высоких голубых холмов.

Во время спуска я оглянулся. Двое в широкополых шляпах – один рослый и плотный, другая маленькая и грациозная, – шагали назад, к лагерю. А я перевел взгляд на расстилавшуюся впереди однообразную равнину.

Дорога была узкая, а равнина, по которой мы ехали, выглядела довольно уныло. Только раз мы увидели нескольких тощих газелей, мелькнувших белыми пятнами на фоне желтой, выжженной солнцем травы и серых стволов. Мое веселое возбуждение угасло при виде этой равнины, где нечего было и мечтать о хорошей охоте, и вся затея показалась фантастической, совершенно бессмысленной. От вандеробо сильно пахло; я стал разглядывать мочки его ушей, растянутые и аккуратно закрученные, его странное, совсем не негритянское лицо с тонкими губами. Заметив, что я посматриваю на него, он дружелюбно улыбнулся и почесал грудь. Я оглянулся: М'Кола спал. Гаррик сидел очень прямо, подчеркивая свою бдительность, а Дед, вытянув шею, глядел на дорогу.

Дорога теперь перешла в тропу, протоптанную скотом, но, к счастью, мы были уже у края равнины. Скоро она осталась позади, показались высокие деревья, и мы попали в самый очаровательный уголок Африки, какой мне доводилось видеть. Трава здесь была ровная, такая свежая и зеленая, как молодая травка на недавно скошенном лугу, а вековые деревья – развесистые, высокие, без подлеска, под ними лишь ярко зеленел дерн, словно в оленьем парке, и мы ехали в тени, перемежавшейся солнечными полянками, держась едва заметной тропы, которую указывал вандеробо. Мне просто не верилось, что мы попали в этот рай. Такое может лишь пригрезиться в волшебном сне, и я, желая убедиться, что это не сон, протянул руку и дотронулся до уха вандеробо. Он подскочил от неожиданности, а Камау прыснул со смеху. В эту минуту М'Кола коснулся моего плеча и указал на открытую поляну, где в каких-нибудь двадцати шагах от машины, подняв голову и настороженно глядя на нас горящими глазами, стоял, ощетинившись, огромный дикий кабан с загнутыми кверху длинными, мощными клыками. Я сделал Камау знак остановить машину, и с минуту зверь и мы пристально разглядывали друг друга. Я поднял ружье и прицелился кабану в грудь. Он стоял неподвижно и все глядел на нас. Тогда я знаком велел Камау ехать дальше, машина тронулась и свернула направо, в сторону от кабана, который даже не шевельнулся и не выказал ни малейшего страха.