Николай Степанченко - МЕДСЕСТРА

Мы зашли в полутемный коридор и поговорили с насмерть перепуганными родителями. Те описали ситуацию и после недолгих препирательств разрешили ломать дверь. Гулливер оказался красавцем. Мощным ударом ноги он вышиб дверь и переступил порог. Окна в комнате были наглухо зашторены. В глубине комнаты виднелся силуэт девушки, которая пригнувшись, словно команч в засаде, держала в руках большой темный предмет. Дальше все произошло очень быстро. «Что это у нее в руках такое?…» — бормотнул доктор. Гулливер сделал несколько быстрых шагов вперед и победно закричал: «Я взял ее!» — «Осторожно!» — крикнули мы с доктором одновременно, увидев, что Виолетта собирается сделать и что именно у нее в руках. Гулливер недоуменно повернул к нам свою веснушчатую лопоухую башку и в этот момент Виолетта окатила санитара из отхожего ведра всем его содержимым… Девушку мы, конечно, «взяли». Был февраль месяц. Водитель, увидев всего в потеках Гулливера, отказался брать его в машину и он своим ходом пробежал весь путь до станции, пока мы отвозили Виолетту в больницу Павлова. Бежать ему было недалеко, однако на станцию его тоже не пустили. Персонал смеялся, бросал ему сигареты издалека, но близко никто не подходил. В два часа ночи жена на такси привезла парню чистую одежду. К этому моменту шмотки на нем уже закаменели и перестали вонять так пронзительно. Именно с моего нежелания работать вместе с Гулливером и начались мои странствия по киевским станциям Скорой помощи. Стараясь не попадать с ним в одно дежурство, я своими руками выстроил ту ситуацию, когда начальство вольно или невольно наказывает тебя — формально вроде идет тебе на встречу, разводя с нежелательными персоналиями, но на практике засовывая тебя то в одну дыру, то в другую. Впрочем, может это и к лучшему.

На скорой, к сожалению, мне не удалось вписаться в коллектив так-же как в реанимации, где смена и блок у меня практически не менялись в течении полутора лет. Мне пришлось кочевать с бригады на бригаду и даже несколько раз сменить подстанцию. Зато я поработал практически со всеми скоропомощными врачами-психиатрами Киева и всех их повидал вблизи.

Эти сутки, запомнившиеся мне на скорой лучше других, я провел с доктором Сергеем Николаевым. Должен сказать, что далеко не все воспоминания с течением времени трансформировались в курьезные — события этого дня до сих пор снятся мне. Именно после этих суток я понял, что никогда не буду больше медсестрой. Вскоре так и вышло. Но обо всем по порядку. Утро началось с того, что мы даже не покурив, уже в 9:15, ехали на вызов. Нарушив правила входа в квартиру к психбольному, первым в помещение вошел я. К тому моменту на скорой я работал всего около месяца. Навстречу мне, в полутемный, захламленный коридор, сделал шаг высокий, бледный парень. В его руках было зажато по банке дихлофоса. Я даже не понял, что именно произошло.

Парень сделал еще один шаг вперед и с двух рук, как ковбой, «стрельнул» струями вонючего исектицида мне по глазам. Мгновенно я перестал не только видеть что-либо, но и связно соображать. Меня вырвало. Сквозь туман я слышал звуки борьбы. Пришел в себя я уже в ванной комнате, где Николаев, стащив с меня одежду, поливал мне голову водой из душа. Минут через десять я стал более-менее нормально видеть, о чем и сообщил доктору.

Пока я валялся в отключке, не понимая где пол, а где потолок, Николаев вдвоем с санитаром, вполне показательно приняли парня, который до меня успел облить отравой своих детей, жену и соседей. Притихший, он сидел в углу комнаты со связанными под коленями руками. Его правое ухо по цвету и консистенции напоминало вареник с вишней. Он бессмысленно глядел на нас, пуская слюни и матерясь вполголоса. Загрузились, поехали. Возле метро Большевик, наткнулись на страшную аварию. Мы медленно ползли вдоль тротуара, когда Николаев понял, что у него закончились сигареты. Санитар открыл дверь и сделал шаг наружу из медленно едущей кареты. Он как раз успел бы сгонять к ларьку и вернуться назад, пока мы ползли в огромной пробке.

Не раздумывая ни секунды, в приоткрытую дверь, не расчитывая траекторию, под ноги людям на остановке, выпрыгнул наш боец с завязанными за спиной руками.

Люди, ожидавшие троллейбуса, отшатнулись. Мы замерли, водила резко тормознул. Доктор врезался головой в стеклянную переборку, отделявшую салон от водительской кабины и трехэтажно выругался. От торможения дверь РАФа распахнулась настежь.

— Спасите, Христа ради, убивают, кагебешники проклятые! — орал наш всклокоченный «белочник» извиваясь в луже у ног толпы на остановке. Ухо у него уже было хорошее, а при падении он ободрал еще щеку и локоть. В общем он действительно имел вид диссидента истязаемого палачами из «карательной психиатрии».

— Да шож такое, да как жеж так! — нарастающе забубнела, начитавшаяся страшилок в Спид-инфо толпа. Подбежал санитар, так и не купивший Николаеву сигарет. Втроем, стараясь незаметно взять нашего пацента побольнее, мы практически на руках занесли его обратно в машину. В приемном отделении больницы им. Павлова его приветливо встретили местные санитары. Доктор в приемнике, скептически осмотрев привезенного нами, с укоризной оглядел нас, тоже растерзанных, распространяющих сильный запах дихлофоса и скорее утвердительно, чем вопросительно сказал — Он же у вас падал. — Падал-падал, тяжело дыша, подтвердили мы.

Не успели мы вернуться на базу, как по бортовой транкинговой рации “Алтай” получили следующий вызов.

В это раз нас ждали в линейном отделении милиции на центральном ж/д вокзале. Задержанный наркоторговец, то ли румын, то ли цыган вдруг начал вести себя неадекватно. Он застенчиво сообщил дежурному, что хочет сам себе сделать минет, а потому отпустить его нужно совершенно незамедлительно. Дежурный такое сообщение расценил как признак явного психического нездоровья, а потому вызвал нас.

Когда мы приехали, речь об минете больше не шла. Пушер, ни слова не говоря, бросился на приветливо улыбнувшемуся ему доктора Николаве с непонятно откуда взявшейся отверткой. Отбились, связали, за ухо отвели в машину, поехали. В стационаре принялись тщательно обыскивать нашего то ли цыгана то ли румына. Мало ли — вдруг он еще одну отвертку где-то припрятал. Больше острых предметов мы не нашли. Зато обнаружили в складках его одежды пачку зеленых купюр.

Глаза Николаева засветились. Когда он, баюкая деньги в ладонях, сделал шаг в сторону от нашего пациента, в комнату стремительно вошел дежурный врач приемника и застыл, разглядывая деньги в веснушчатых руках Николаева. Доктор Николаев угас. Деньги описАли и положили в больничный сейф.

За этот день на станции мы пробыли в общей сложности минут пятнадцать. Все остальное время мы провели на колесах. К вечеру мы попали на вызов в квартиру, в которой на первый взгляд никого не было. Вызов поступил от матери, вызвавшую психбригаду сыну, который “странно” себя ведет.