Осаму Дадзай - Исповедь «неплноценного» чловека

— Вы совсем не изменились, — сказал я.

— Да что вы! Я уже совсем старуха, хожу, костями гремлю. А вот вы и в самом деле молодой.

— Какой там молодой... Детей трое... Вот, приехал чего-нибудь купить для них.

Обменявшись банальными фразами, обычными, когда собеседники давно не виделись, мы стали вспоминать общих знакомых. И тут, несколько сменив тон, она спросила, не знал ли я человека по имени Ёдзо. Я ответил, что не знал. Она куда-то вышла и через минуту принесла три тетрадки с тремя фотокарточками и протянула мне:

— Может, пригодится для романа.

Я не очень склонен писать на темы, которые мне навязывают, и потому хотел тут же вернуть эти записи, но случайно взглянул на фотографии, о которых писал вначале. Что-то в них поразило меня, я согласился просмотреть тетради и снимки, обещав вернуть их, когда буду уезжать из Фунабаси. На всякий случай поинтересовался, не знает ли она, где живет такой-то, преподаватель колледжа, и — вот что значит слой жителей новоприбывших! — будучи, как и мой приятель, эвакуирована сюда, она оказалась с ним знакома, более того, он иногда заглядывает и это кафе и живет недалеко отсюда.

В тот же вечер, выпив с приятелем, я остался у него ночевать, но не спал ни минуты, поглощенный чтением тетрадей.

Все, о чем в них говорится, — дело прошлое, но, несомненно, и сейчас читатель найдет в дневнике много интересного для себя. Я решил, что лучше будет не прикасаться своей рукой к этим запискам и в неизменном виде опубликовать их в каком-нибудь журнале.

Я попрощался с приятелем и, надев на спину рюкзак с гостинцами для детишек (удалось достать только сушеные продукты), направился в кафе.

— Спасибо вам за все. Только у меня есть просьба, — без обиняков перешел я к сути. — Не могли бы вы дать мне эти записи на какое-то время?

— Конечно, пожалуйста.

— Их автор жив?

— Вот этого я не знаю. Лет десять назад на адрес моего бара в Кёбаси пришла бандероль с этими тетрадями и фотографиями. Послал их, безусловно, Ёдзо, но ни обратного адреса, ни даже имени на бандероли не было указано. Во время бомбежек тетради удалось вместе с другими вещами спасти, но перечитала их только недавно, и...

— И плакали?

— Да нет, не то, чтобы плакала... Ох, не знаю... Ведь человек же... И жизнь так с ним обошлась... Кошмарно все это, кошмар какой-то...

— Да... Но прошло уже десять лет. Возможно, он умер. Тетради эти он, конечно, отправил вам в благодарность. Кое-где в записях проглядывает что-то вроде самолюбования, мне кажется. Кстати, и вам пришлось из-за него несладко. Если все это правда и если бы я был его другом, то, возможно, я тоже повез бы его в больницу для душевнобольных.

— Отец, его отец во всем виноват. Ёдзо, каким мы его знали, был очень славный, очень порядочный человек... Если б только он не пил так... Да пусть даже и пил... Он был прекрасный ребенок, чистый, как Бог.

1Ё-тян — уменьшительно-ласкательный вариант имени Ёдзо.

2В Японии учебный год начинается 1 апреля.

3Сётоку-тайси — принц, живший в 572—621 гг. Правил Японией как регент и в годы своего правления содействовал поникновению в страну буддизма и китайской культуры.

4Кусуноки Масасигэ — полководец XIV в.

5Кансай — район Осака-Киото.

6Танка — классическая форма японского стихотворения, пятистишие с чередованием слогов 5-7-5-7-7.

7Псевдоним, придуманный героем, изображается иероглифами, по звучанию означающими «выживший самоубийца».

8Стихи Омара Хайяма даны в переводе И. Тхоржевского (см. Георгий Гулия. Сказание об Омаре Хайяме. М., 1976).

9В Японии есть поговорка: «Луну затмевают облака, цветы сдуваются ветром».

10 Игра слов, основанная на слоговом харатере японского письма. «Преступление» по-японски — «цуми», «мед» — «мицу».