Теодор Шторм - Всадник на белом коне

Сразу же следует оговориться, что русскоязычный перевод заглавия новеллы не совсем точно передает нюансы немецкого названия «Der Schimmelreiter» (дословно: «Всадник, едущий на сивой лошади»), ибо словосочетание «белый конь» теснейшим образом связано для русских с победой и триумфом («въехать в город на белом коне»), чего у Шторма нет. Для немецкого читателя таких ассоциаций вообще не возникает. Напротив, всякая попытка пафосного восприятия названия свелась бы на нет вторым значением слова «der Schimmel» — «плесень».

Последняя новелла Шторма многоаспектна и философски глубока. Она создавалась в 1885–1888 годы и была закончена в месяцы последнего творческого взлета, когда смертельно больной писатель милосердно позволил обмануть себя фиктивным диагнозом знакомых врачей и вопреки всем грозным симптомам поверил, что его болезнь (рак желудка) — всего лишь вполне излечимое расширение аорты.

В сюжетную канву повествования о несгибаемом Хауке Хайене писатель вплел несколько распространенных среди жителей Фрисландии легенд об обычаях восточных фризов, о плотинах и их строителях, о трагедиях, приключавшихся на морских побережьях в стародавние времена. Шторм по роду своей профессиональной деятельности судьи, адвоката, полицмейстера (фогта) постоянно сталкивался с жителями побережья и островов-халлигов, вел в суде их гражданские и уголовные дела, знал их быт и обычаи и как литератор собирал и публиковал изустные североморские предания. При работе над этой повестью, помимо консультаций у специалистов, ему очень помогли литературные источники, например, книга «Народные сказания Восточной Пруссии, Литвы и Западной Пруссии» {20} , в которой — особенно в легенде «Прорыв плотины при Зоммерау» — среди прочего рассказывалось и о человеческих жертвоприношениях, совершавшихся суеверными жителями маршей во имя безопасности плотин. В частности, там шла речь о несчастном нищем, которого строители сбросили во время бури в пробой плотины и засыпали землей — только так удалось заткнуть промоину в дамбе. Эта легенда приведена в разделе «Дополнения» настоящего издания.

Однако лишь в 1949 году ученым-германистам удалось обнаружить главный литературный источник, давший писателю непосредственный импульс для создания новеллы. Сам Шторм, как и его герой-повествователь из вводной части, не мог впоследствии вспомнить точно, в каком издании «когда-то в детстве» эту историю вычитал. А вычитал он ее, как показали исследования, не «когда-то в детстве», не в восьмилетнем возрасте, а не ранее 1844 года (Шторму было тогда 27 лет), во втором томе книги «Плоды для чтения с нив новейшей литературы на родине и за рубежом», вышедшем в Гамбурге, куда эта история, в свою очередь, попала из прусского журнала «Данцигский пароход» {21} . Журнальная версия рассказа (она приводится в разделе «Дополнения» настоящего издания) фигурировала под названием «Призрачный всадник. Дорожное приключение».

В этом обнаруженном сравнительно недавно журнальном первоисточнике рассказывалось о всаднике в черном плаще, появляющемся на белом коне на берегу Вислы всякий раз в том месте, где во время бури возникает опасность прорыва противопаводковых плотин. Когда-то этот призрак был человеком, исполнявшим должность плотинного присяжного, и по его вине во время большого наводнения была прорвана дамба и погибло много людей, из-за чего он тогда покончил жизнь самоубийством. Теперь призрак всадника, как бы искупая свою вину перед земляками, продолжает стеречь дамбу и во время бури каждый раз бросается вместе с конем в то место, где плотине угрожает опасность прорыва.

К тому же в 1988 году исследователи обнаружили, что в том же районе, в деревне Гюттланд на Висле, жил в XIX веке человек по прозвищу, аналогичному названию новеллы — «Der Schimmelreiter», о чем Шторму, возможно, также было известно {22} .

Сходства и различия сюжетных вариантов в журнальной публикации 1838 и 1844 годов и в новелле Шторма видны невооруженным глазом. Так, в «Дорожном приключении» речь шла, как было сказано, о речных плотинах, защищавших Вислу от напора паводковых вод вблизи города Данцига, неподалеку от впадения реки в Балтийское море. Шторм же перенес действие на побережье другого моря — Северного, на другую сторону Ютландского полуострова, в местность неподалеку от Хузума. Она, как никакая другая в Германии, более всего подходила, чтобы стать художественным пространством этого мощного, трагичного, замешенного на сильных страстях и могучих характерах, но в то же время по-балладному призрачного и окрашенного в мистические тона произведения.

В настоящее время исследователи пытаются выяснить, не читал ли Т. Шторм и роман Э. Золя «Радость жизни» (1883), ибо сходство тем, интонаций и некоторые особенности стиля позволяют предположить его знакомство с этим произведением французского коллеги, немецкое издание которого находилось в библиотеке писателя.

В одном из эпизодов романа Золя описано трагическое происшествие на побережье Нормандии. Герой романа Лазар предлагает жителям рыбацкой деревушки Бонвиль защитить деревню от опустошительных для их местности приливов, построив вдоль побережья дамбу и деревянную ограду. Жители деревни, однако, отказываются от этого проекта, и в результате деревня оказывается разрушенной большим приливным наводнением.

В литературе эпохи романтизма еще с легкой руки французской писательницы Ж. де Сталь («О Германии», 1809) утвердилась идея разделения европейских литератур на два крыла — «северное» и «южное». Мрачноватой, туманной, подсознательно-интуитивной «северной» литературе противопоставляется более социально ориентированная, рациональная и динамичная, светлая и пылкая «южная». «Всадник на белом коне» в этом отношении — произведение типично «северное» (Ф. Ницше назвал бы его «дионисийским»). Оно пронизано стихией народных суеверий, мрачных предчувствий и затрагивает к тому же весьма серьезную для приморского европейского Севера тему.

Североморское побережье европейского континента находится во многих местах ниже уровня моря и потому подвержено сильному воздействию приливов и отливов. Строительство надежных плотин здесь — вопрос жизненной важности.

Ландшафт и природные условия побережья Северного моря довольно специфичны. Неким средостением между собственно морем и собственно сушей служит здесь обширная, протянувшаяся от побережья Нормандии и Голландии вплоть до Северной Фрисландии полоса мелководья — так называемые «ваттены», четыре раза в сутки обнажающиеся во времена отливов и столько же раз уходящие под воду. Приливно-отливные колебания уровня моря составляют в этой местности в безветренную погоду в среднем 3,8 м. Среди «моря ваттенов» вдоль всего побережья тут и там встречаются халлиги — не защищенные плотинами острова, бывшие когда-то, как и сами ваттены, частью материка, но отделенные, оторванные от него в историческом прошлом морской стихией, примерно один раз в столетие разражающейся в этих местах штормами небывалой силы {23} .