Дзюнъитиро Танидзаки - МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж)

Глядя на высокие кусты хаги за окном с начинающими осыпаться цветами, Сатико вспоминала крохотный садик рядом с домом в Мино, где умерла мать. Мужчины большей частью разговаривали о войне в Европе. Женщины, как всегда, восторгались моложавостью Юкико и Кой-сан, однако делали это вполне тактично, так, чтобы Тацуо не почувствовал в их словах укола. Правда, один из гостей, Томацури, некогда служивший приказчиком в магазине покойного Макиоки, изрядно захмелев, громогласно переспросил:

— Значит, госпожа Юкико всё ещё не замужем? — Но и этого, как видно, ему показалось мало, и он продолжал наседать: — А почему, позвольте полюбопытствовать?

— Видите ли, — нарочито спокойно произнесла в ответ Таэко, — мы с Юкико и так уже выбились из графика и поэтому решили подождать, пока для нас отыщутся по-настоящему хорошие мужья.

— Но не слишком ли долго вы ждёте?

— Ничего. Недаром ведь говорят: «Тише едешь — дальше будешь».

Кое-кто из дам принуждённо засмеялся. Юкико молчала, с улыбкой слушая этот диалог. Тацуо сделал вид, будто не понял, о чем идёт речь.

— Томацури-кун! А Томацури-кун! — позвал со своего конца стола смуглолицый Цукада, сверкая золотыми зубами. Он сидел в одной рубашке, сняв китель защитного цвета. [101] «…китель защитного цвета…» — По мере того гак усиливалась агрессия Японии в Китае и на Индо-Китайском полуострове, накалялась и военная атмосфера в стране. Правительство объявило «всеобщую мобилизацию духа». Одним из проявлений патриотизма стал считаться отказ от обычной гражданской одежды. Для демонстрации своей преданности государству мужчинам надлежало носить одежду военного образца — китель и бриджи цвета хаки. — Ходят слухи, что вы удачно спекульнули на бирже.

— Какое там! Но в скором времени я действительно надеюсь разбогатеть.

— Неужели? И каким же образом?

— В этом месяце я еду в Китай. Моя сестрица, знаете ли, живёт в Тяньцзине. Она танцевала там в кабаре. Кто-то из армейских чинов заметил её и завербовал в шпионки.

— Да ну!

— Да. Не так давно она вышла замуж за китайца и, представьте себе, живёт припеваючи. Время от времени она подкидывает тысчонку, а то и две.

— Ничего себе! Вот бы мне такую сестрицу!

— Она написала мне: не будь, мол, растяпой и приезжай в Тяньцзинь, там, дескать, легко заработать.

— Возьмите меня с собой. Я в любое время расстанусь со своим плотницким ремеслом.

— А что? По мне любое занятие хорошо, лишь бы давало деньги. Я пошёл бы даже сторожем в «весёлый» квартал.

— Конечно, конечно, — согласился Цукада. — О-Хару, будь добра, налей мне ещё чарочку.

Стоило Цукаде чуточку подвыпить, как он сразу же принимался ухаживать за О-Хару. Бывая в Асии и угощаясь на кухне сакэ, он всякий раз заводил с ней один и тот же разговор: «Послушай, О-Хару, выходи за меня замуж. Если ты согласна, я хоть сейчас выставлю свою старуху за дверь. Нет, кроме шуток. Даю тебе честное слово!» О-Хару только дружелюбно посмеивалась в ответ и подносила плотнику очередную чарку. Но сегодня Цукада был особенно настойчив. Улучив подходящий момент, О-Хару сказала:

— Пойду принесу с кухни подогретого сакэ.

— Постой, О-Хару, куда же ты? — крикнул ей вслед Цукада, но девушка уже направлялась к чёрному ходу. Выбежав на заросший травой задний двор, она вынула из-за чёрного атласного пояса пудреницу и припудрила раскрасневшееся лицо. Затем, удостоверившись, что поблизости никого нет, открыла лакированный портсигар, полученный в подарок от приказчика из галантерейной лавки, достала оттуда сигарету, торопливо сделала, несколько затяжек и, притушив окурок, засунула его обратно в портсигар. После этого она направилась в кухню.

Двадцать шестого числа Цуруко уезжала в Токио. После обеда в ресторане «Харихан» она вместе, с сёстрами немного прогулялась по району Синсайбаси, чтобы напоследок насладиться атмосферой любимого города, а затем, не возвращаясь в Асию, всё они поехали на вокзал.

— Когда же мы теперь увидимся, Цуруко? — спросила Сатико.

— Боюсь, не скоро, если, конечно, ты не приедешь в Токио, — ответила Цуруко, высовываясь из окна вагона третьего класса. Она не стала заказывать билеты в спальный вагон, ссылаясь на то, что с детьми ей всё равно не удалось бы заснуть. — В следующем месяце будет выступать Кикугоро.

— Он недавно приезжал в Кобэ, и мы ходили на его выступление в театр «Сётику», по, честно говоря, я не получила такого удовольствия, как прежде, когда видела его в Токио и Осаке. Конечно, в «Ясуне» [102] «Ясуна» — популярная танцевальная пьеса театра Кабуки. Не в силах смириться со смертью своей возлюбленной, Ясуна скитается в поисках её по всей стране, в тоске прижимая к груди её одежду. он был великолепен, но вместо Эндзю-даю выступал другой сказитель…

— Говорят, что в пьесе, которую Кикугоро собирается исполнить в следующем месяце, будет эпизод рыбной ловли с бакланами на реке Нагарагава и он появится на сцене с настоящими, живыми птицами.

— Должно быть, это какая-то новая пьеса. Но ты ведь знаешь, я больше всего люблю Кикугоро в танцевальных пьесах.

— Кстати, тётушка Томинага очень хвалила нашу Кой-сан. Она, дескать, и не подозревала, что Кой-сан так хорошо танцует.

— А разве Юкико не едет с нами? — спросил Масао, заметив, что та по-прежнему стоит на платформе позади Сатико.

Юкико улыбнулась и начала что-то говорить в ответ, но тут раздался звонок к отправлению, и её слов никто не расслышал.

Поскольку с самого начала было совершенно ясно, что она хочет остаться в Асии, Цуруко не стала настаивать на её возвращении вместе со всеми, и, хотя Юкико не спросила у неё разрешения задержаться, всё решилось само собой.

Послушавшись совета Юкико, Сатико не стала заводить со старшей сестрой разговор о Таэко. Последняя, как видно, истолковала её молчание в свою пользу и ездила в Нисиномию уже не таясь. Если бы она выбирала для своих встреч с Окубатой дневное время, было бы ещё полбеды, но она могла по нескольку вечеров кряду не появляться в Асии даже к ужину, и Сатико было неприятно ловить на себе сумрачные взгляды мужа. В последнее время и она, и Тэйноскэ, и Юкико старались не произносить вслух даже её имени, но это лишь усугубляло общую неловкость.

Опасаясь, как бы поведение сестры не послужило дурным примером для Эцуко, Сатико и Юкико пытались внушить ей, что Кой-сан приходит домой поздно, потому что занята работой в студии, но девочка, судя по всему, не очень-то этому верила. С некоторых пор она тоже избегала упоминать за столом о Таэко. Сатико не раз просила сестру вести себя более осмотрительно, хотя бы ради Тэйноскэ и Эцуко, та кивала в ответ и несколько дней возвращалась домой вовремя, но вскоре, всё начиналось сначала.