Дзюнъитиро Танидзаки - МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж)

— Простите, Миттян, но мне казалось, что эту милую молодую даму зовут Таэко-сан. Почему вы называете её «Кой-сан»?

— Ну и ну, господин Мимаки — уроженец Киото и не знает, что такое «Кой-сан»!

— «Кой-сан» — осакское слово, — объяснила Сатико, — в Киото его, наверное, не знают.

Итани открыла коробку шоколадных конфет, очевидно полученную от кого-то в подарок, но никто из гостей не притронулся к ним — всё были сыты и пили только чай.

«Надо бы заказать что-нибудь для господина Мимаки», — шепнула Мицуё матери, и та распорядилась по телефону, чтобы в номер подали виски. Мимаки, судя по всему, был не прочь выпить. «Оставьте здесь всю бутылку, любезнейший», — добродушно сказал он официанту и с прежней живостью поддерживал беседу, время от времени отпивая из своего стаканчика.

Итани умело направила разговор в нужное русло. Для начала она спросила Мимаки, где он намерен поселиться, обзаведясь собственным домом, — в Токио или в каком-нибудь другом городе, — и тот, отвечая на её вопросы, принялся рассказывать о себе и о своих планах на будущее.

Только что Миттян назвала его выходцем из Киото, сказал Мимаки, но это не совсем верно. Ещё со времён его деда постоянной резиденцией семьи Мимаки служит дом в районе Коисикава в Токио, и сам он родился в Токио. Отец его — коренной киотосец, но мать была уроженкой Токио, поэтому Мимаки считает себя, так сказать, «полукровкой». В молодые годы Мимаки совершенно не влекло в Киото, его манили дальние страны, Европа, Америка, но в последнее время он стал испытывать нечто вроде ностальгии к городу своих предков. Отец тоже всю жизнь провёл в Токио, но на склоне лет его потянуло в Киото. Должно быть, и самому Мимаки на роду написано поселиться в тех краях.

С некоторых пор, продолжал он, в нём проснулся интерес ко всему исконно японскому, он оцепил достоинства национальной архитектуры. Со временем он надеется вернуться на поприще архитектора, чтобы в дальнейшем проектировать здания, опираясь на традиции японской старины. Таким образом, с точки зрения профессиональных интересов ему было бы желательно жить именно в Кансае. Кроме того, дома, которые он намерен построить в будущем, идеально вписались бы в пейзаж Киото, Осаки или Кобэ, но никак не Токио. Одним словом, он считает, что его дальнейшая судьба будет связана с Кансаем. Кстати, обратился Мимаки к Сатико, в какой части Киото она посоветовала бы ему купить дом? Сатико осведомилась, где находится вилла виконта, после, чего сказала, что выбирать для себя дом Мимаки, очевидно, следует либо в Саге, либо в окрестностях храма Нандзэндзи, либо в районе Окадзаки или Сисигатани.

Беседа затянулась до позднего вечера. К тому времени Мимаки успел опорожнить бутылку на треть, но тем не менее великолепно владел собой, только стал ещё более словоохотливым и много шутил, веселя всю компанию. Мицуё умело подыгрывала ему, они без конца состязались в остроумии, как заправские комики. Сатико с сёстрами смеялись от души, совершенно позабыв про усталость. Около одиннадцати вечера Мимаки внезапно вскочил: какой ужас! Он пропустит последний трамвай! Мицуё поднялась вслед за ним.

На следующее утро сёстры проспали до половины десятого. Сатико не хотела дожидаться, когда откроется ресторан, и заказала в номер гренки, после чего они с Юкико отправились в парикмахерский салон «Сисэйдо». В гостинице тоже была парикмахерская, но накануне Мицуё посоветовала им сделать завивку именно в этом салоне, потому что там применяют какой-то новый состав, который не портит волосы. Перед ними в очереди было человек тринадцать, и оставалось только гадать, сколько времени уйдёт у них на причёску. В парикмахерской Итани в иные дни тоже бывало многолюдно, но там они были свои люди, и Итани никогда не заставляла их сидеть в очереди, здесь же их никто не знал. Вокруг не было ни одного располагающего к себе лица, всё держались на удивление неприступно. Сёстры чувствовали себя словно на вражеской территории. Они старались не переговариваться между собой, чтобы не привлекать внимание своим провинциальным выговором, лишь робко прислушивались к бойкой токийской речи сидящих рядом дам.

— Что-то сегодня чересчур много народу, — сказала одна из них.

— Ничего удивительного, — ответила другая, — сегодня по гороскопу счастливый день, всё справляют свадьбы, так что в парикмахерские просто не пробиться.

«Вот оно что? — подумала про себя Сатико. — Должно быть, Итани специально выбрала этот день ради Юкико…»

Между тем в дверях салона появлялись всё новые посетительницы. Две или три из них умудрились пройти без очереди, сославшись на то, что они «записаны на определённое время».

Сатико и Юкико пришли сюда незадолго до двенадцати, но время уже близилось к двум, и они всерьёз беспокоились, что не успеют к началу банкета. «Ноги моей больше не будет в этом салоне!» — с раздражением думала Сатико. Не сумев толком позавтракать, она уже порядком проголодалась. Ещё больше, однако, её волновала сестра. Юкико любила говорить, что у неё желудок меньше, чем у всех остальных, и поэтому всегда ела понемногу, но зато и голод начинала чувствовать раньше других. «Каково ей сейчас томиться в очереди… Что, если она упадёт в обморок?» — размышляла Сатико, с тревогой поглядывая на бледное, удручённое лицо сестры.

Наконец подошла их очередь. Сатико пропустила сестру вперёд, когда же обслужили их обеих, было уже без десяти пять. Как раз в это время кто-то из служащих сообщил, что госпожу Макиока просят к телефону. Звонила Таэко. Как же так? Скоро пять, а их всё ещё нет. «Мы только что освободились и уже бежим в гостиницу», — ответила Сатико, невольно соскальзывая на осакский диалект. Сёстры опрометью бросились к выходу.

— Запомни, Юкико: прежде чем идти в незнакомую парикмахерскую, нужно свериться с гороскопом.

В вестибюле гостиницы сёстры встретили по крайней мере пять дам в парадных одеждах, с которыми они сидели в очереди в салоне «Сисэйдо». Извиняясь перед Итани за опоздание, Сатико не преминула повторить:

— Прежде чем идти в незнакомую парикмахерскую, нужно свериться с гороскопом.

Третий — и последний — день пребывания сестёр в Токио оказался весьма суматошным.

Поначалу Сатико планировала посвятить этот день посещению театра, а на следующее утро навестить старшую сестру, сделать всё необходимые покупки и ночным поездом уехать домой. Но её сёстры и слышать не хотели о ночном поезде, Таэко сказала, что измучилась от постоянного недосыпания и мечтает как можно скорее очутиться в своей постели. Юкико её поддержала. Нежелание обеих задерживаться в Токио объяснялось, по-видимому, не столько усталостью, сколько стремлением свести к минимуму продолжительность визита в Сибую. Они предложили уехать завтра утренним экспрессом «Ласточка». Сегодня в первой половине дня они успеют сделать покупки, а перед тем, как идти в Кабуки, на несколько минут заедут к Цуруко.