Дзюнъитиро Танидзаки - МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж)

Доктор Фунакоси, который принимал роды у Таэко, пользовался репутацией опытного специалиста и порядочного человека. Зная об этом, Сатико посоветовала сестре обратиться именно в эту клинику, однако сама она не была лично знакома с доктором. Перед выходом из дома Сатико на всякий случай захватила с собой кое-что из лекарств, которые в последнее время стали редкостью, — несколько ампул корамина, пронтозила и бетаксина.

Миёси уже был в палате. Увидев сестру, Таэко заплакала. «Как хорошо, что ты пришла, — сказала она. — Я знаю, теперь уже мне не выкарабкаться…» — и заметалась по постели. Время от времени она чувствовала позывы к тошноте, и изо рта у неё выходила какая-то непонятная тёмная кашица. Медицинская сестра объяснила Миёси, что из организма матери выходят яды. Сатико подумала, что это странное, вещество по виду похоже на первый стул новорождённого.

Не теряя времени, Сатико отправилась в кабинет доктора Фунакоси. Вручив ему визитную карточку Тэйноскэ и выложив перед ним привезённые из дома лекарства, она в исступлении заговорила:

— Доктор, мне удалось раздобыть только эти лекарства. Достать немецкое стимулирующее средство не в моих силах… Прошу вас, умоляю вас, доктор, разыщите его. Я заплачу любые деньги… Не может быть, чтобы во всех Кобэ не нашлось этого лекарства…

Сердобольный доктор сразу же сдался. У него есть этот препарат, но одна, всего одна ампула, сказал он.

Через пять минут после инъекции у Таэко начались активные схватки, и Сатико имела возможность собственными глазами убедиться в преимуществах немецкой фармакологии. Таэко отвезли на каталке в родильную палату. Сатико, Миёси и О-Хару сели на скамеечку в коридоре. Роженица дважды вскрикнула, а спустя несколько секунд из двери выбежал доктор с младенцем на руках и бросился в операционную. В течение тридцати минут после этого оттуда доносились энергичные шлепки, но долгожданного детского крика так и не последовало.

Наконец Таэко перевезли в её палату. Сатико, Миёси и О-Хару в молчаливом оцепенении стояли около неё. Из операционной по-прежнему слышались шлепки — доктор не сдавался, но всем было уже ясно, что его усилия бесполезны.

Через некоторое время в палату вошла сестра.

— Я искренне сожалею, — сказала она. — Ребёнок был жив, но задохнулся в момент родов. Мы сделали всё возможное, чтобы он начал дышать, даже ввели ему корамин, который привезла госпожа Макиока, но — увы — вернуть ребёнка к жизни не удалось. Доктор сейчас придёт. Он хочет одеть ребёнка. — Сестра взяла пакет с приданым для новорождённого, которое Таэко сшила в Ариме, и вышла.

Вскоре в дверях палаты появился доктор с мёртвым младенцем на руках.

— Мне нет и не может быть никакого оправдания, — начал он. — Всё произошло но моей вине. Ребёнок находился в неправильном положении, я потянул за ножки, но в этот момент у меня сорвалась рука — и он задохнулся. Я обещал, что всё будет благополучно, а сам допустил такой нелепый, непростительный промах! — Доктор вытер пот со лба, Сатико не могла испытывать злобу к этому человеку, открыто признавшему свою ошибку и столь мучительно переживающему её.

Доктор приблизился к постели Таэко и показал ребёнка.

— Это девочка, — сказал он. — Взгляните, какое прелестное у неё личико. На своём веку я принял немало младенцев, но такого прелестного ребёнка ещё не видел. Какой красавицей она могла бы стать!

И действительно, глядя на это белое личико, с ещё не потухшим румянцем, в обрамлении блестящих, густых волос, невозможно было сдержать возглас восхищения и скорби. Сатико, Миёси и О-Хару по очереди взяли ребёнка на руки. Таэко уже плакала навзрыд, а вместе с нею — и всё остальные.

— Да, совсем как куколка… — сквозь слёзы проговорила Сатико. Не в силах отвести взгляд от воскового, редкой красоты младенческого лица, Сатико невольно содрогнулась при мысли о том, что этого ребёнка настигло проклятие Итакуры и Окубаты.

Спустя неделю Таэко выписалась из клиники и с разрешения Тэйноскэ, который поставил ей единственное условие — чтобы она пока по возможности не показывалась на людях, — сразу же переехала жить к Миёси, в комнаты, нанятые им во втором этаже [126] «…в комнаты, нанятые им во втором этаже…» — По принятым в Японии понятиям, снятые комнаты на втором этаже чужого дома — более чем красноречивое свидетельство низкого социального статута и ограниченных материальных возможностей. одного из домов в районе Хёго.

Двадцать пятого апреля, вечером, Таэко потихоньку приехала в Асию, чтобы проститься с Юкико и всеми остальными и заодно забрать кое-какие мелкие вещи. В комнате наверху, которую она некогда занимала, теперь красовалось приданое Юкико. Ниша была уставлена свадебными подарками, полученными от родственников и знакомых из Осаки. Могло ли кому-нибудь прийти в голову, что судьба младшей сестры решится прежде, чем старшей? Таэко поспешно разобрала свои вещи, увязала нужное в узел и, посидев с близкими не более получаса, уехала.

О-Хару вернулась в Асию в тот же день, как Таэко вышла из клиники. Отец с мачехой нашли ей жениха, и она попросила хозяйку отпустить её дня на два домой после свадьбы Юкико.

Вот так в короткое время в жизни семьи одна за другой произошли внезапные перемены. Думая о том как тихо и пусто станет теперь в доме, Сатико ощущала себя совсем как мать, которой предстоит выдать замуж любимую дочь.

Она бродила по комнатам задумчивая и потерянная. Было решено, что Юкико с сестрой и зятем выедут в Токио ночным поездом двадцать шестого, и приближающаяся разлука удручала её ещё больше, чем Сатико. Несколько дней у Юкико был расстроен желудок. Она пила таблетки, но без сколько-нибудь заметного результата. Утром двадцать шестого из Осаки наконец доставили заказанный для неё парик. [127] 127 «…заказанный для неё парик…» — Хотя мода носить короткую европейскую причёску распространилась в Японии ещё до второй мировой войны, свадебный наряд, если свадьба совершается по японскому обряду, обязательно должен быть японским и сочетаться с причёсанными по-японски волосами. Поэтому невесте необходим парик. Юкико примерила его и поставила в нишу. Вернувшись из школы, Эцуко обнаружила парик и сейчас же отправилась демонстрировать его служанкам на кухне:

— Вы только посмотрите, какая маленькая головка у Юкико!

В тот же день прибыли и свадебные кимоно от «Кодзутии». Юкико взглянула на них и с грустью подумала: ах, если бы только они предназначались не для свадьбы!..

Сатико вдруг вспомнила, как тоскливо ей было накануне собственной свадьбы. Сёстры удивлялись тогда: отчего она такая невесёлая? И Сатико ответила им стихотворением: