Дзюнъитиро Танидзаки - МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж)

К тому времени, как Танидзаки окончил начальную школу, дела отца окончательно пришли в упадок. Нужно было идти работать — учеником в лавку или в какую-нибудь контору. К счастью, школьному учителю, обратившему внимание на незаурядную одарённость подростка, удалось преодолеть сопротивление отца и уговорить его позволить сыну продолжить образование. Так Танидзаки посчастливилось стать учеником одной из лучших гимназий Токио. Об этом эпизоде жизни, сыгравшем решающую роль в его дальнейшей судьбе, Танидзаки написал в 1903 году для гимназического литературного журнала автобиографический рассказ. Это было ещё совсем незрелое сочинение, традиционно названное в духе старомодной восточной стилистики «Записки о весеннем ветерке и осеннем дожде». Рассказ начинается с того, как мальчик, вернувшись домой после блестяще сданных выпускных экзаменов в школе, узнает от отца, что на этом его учение закончено, теперь ему придётся работать. Мальчик заливается слезами.

«Что за слёзы то были? Слёзы благодарности за отцовскую заботу ( о моём будущем. — И. Л. )? Нет… Слёзы негодования, что мир устроен так беспощадно? Нет… То были слёзы о том, что я не смогу учиться и мне придётся работать в каком-нибудь коммерческом заведении.

С самых ранних лет я больше всего не любил военных, а после них — бизнесменов. Даже если человек прославился на весь мир, разве он поступает, как подобает поступать человеку, если отнимает жизнь других людей и проливает кровь своим мечом? Даже если человек нажил огромное состояние и непрерывно купается в роскоши и богатстве, есть ли смысл родиться человеком, чтобы превратить жизнь в нашем бренном мире в пустой и эфемерный сон?»

Не стоило бы цитировать это раннее, в сущности ещё совсем ученическое сочинение, если бы в нём не отразились взгляды (во всяком случае, в том, что касается японской армии и войны), которые будущий писатель с неизменной последовательностью сохранил на протяжении всей своей долгой жизни.

Годы учения в гимназии, затем в колледже и, наконец, на литературном факультете Токийского университета, куда Танидзаки поступил вопреки воле родителей, были, пожалуй, самым тяжёлым периодом в его жизни. Дома царила нищета, было время, когда Танидзаки даже пришлось наняться «сёсэем» (учеником), а фактически — репетитором и домашним слугой к некоему хозяину ресторана, терпеть унижения. Студентом он вёл полуголодное существование в университетском общежитии, а посещая родительский дом, выслушивал упрёки отца и матери — вместо того чтобы помочь семье, сын увлекался литературой, делом, с их точки зрения, вполне никчёмным, к тому же не проявлял усердия в учении и вёл, мягко говоря, рассеянный образ жизни. Впоследствии Танидзаки описал это мрачное время в автобиографическом рассказе «Печаль еретика», где с впечатляющей откровенностью в самом неприглядном свете вывел себя самого и трагическую, безобразную нищету, в которой прозябала его семья. Да он и был настоящим еретиком по отношению к своей мещанской среде, демонстративно пренебрегавшим всеми традиционными добродетелями. Мало что изменилось в его поведении и после того, как к нему пришёл литературный успех; напротив, Танидзаки вовсе бросил университет, не закончив третьего курса, и ещё глубже погрузился в беспорядочную жизнь токийской литературной и художественной богемы.

Вспоминая в письме к брату слова О. Уайльда о том, что «весь свой гений он вложил в свою жизнь, а в искусство — только талант», Танидзаки писал:

«Почти то же можно сказать и о моей жизни с прошлого года до этого лета. Не буду описывать её в подробностях. Во всяком случае, я ни о чем не жалею.

Что касается меня, то теперь жизнь как искусство важнее для меня, чем искусство жизни…» ( слова «жизнь как искусство» и «искусство жизни» были написаны по-английски: «Life of art» и «Art of life» ). [131] «Life of art» — жизнь как искусство, термин, заимствованный у О. Уайльда, под которым подразумевается так называемый дендизм, т. е. жизнь как источник чувственных наслаждений, начиная от экстравагантной одежды и кончая разнообразными «элегантными» развлечениями, в том числе и эротическими.

В другом письме к брату (1916) он продолжает:

«Для меня искусство было на первом плане, а реальная жизнь — на втором. Сперва я стремился, насколько это возможно, жить в соответствии с моим искусством… Было время, когда мне казалось, что это возможно. И я умудрялся жить в величайшей тайне от всех такой ненормальной жизнью чувств. Но постепенно я понял, что между моей жизнью и искусством образуется пропасть, которую я не мог не заметить. И я стал думать, как жить, чтобы использовать свою жизнь с наибольшей выгодой для искусства…»

Такая чересчур прямолинейно наивная трактовка принципов «служения искусству» не замедлила отрицательно сказаться на творчестве писателя. К концу 10-х годов Танидзаки стал повторяться, наступил определённый творческий кризис.

На рубеже 20-х годов Танидзаки по-прежнему писал много, не только рассказы, но и пьесы для нового, уже возникшего в ту пору современного театра, однако когда в 30-х годах готовилось к изданию собранно его избранных сочинений, он решительно отказался включить в него многое из написанного в те годы. Новым увлечением его в этот период стал кинематограф, делавший тогда в Японии свои первые шаги. Едва ли не единственный среди японских писателей, Танидзаки предугадал великое будущее кинематографии, написал несколько сценариев и даже согласился стать литературным консультантом одной из киностудий. В то же время усиливается его интерес к Западу, растёт увлечение не только духовной культурой, но чувственным, материальным аспектом западной цивилизации. Со свойственным ему темпераментом всегда целиком отдававшийся своим увлечениям, Танидзаки заводит знакомство с иностранцами, переезжает в Йокохаму, где колония европейцев была наиболее многочисленной. Он поселился в европейском доме, одевался только по-европейски, увлекался европейскими бальными танцами… Даже совершив недолгую поездку в Китай (1918), он вынес из этого путешествия наиболее яркие впечатления именно от европейских кварталов Шанхая и Нанкина с их высокими европейскими зданиями, благоустроенными мостовыми, автомобилями и прочими атрибутами современной цивилизации — итог тем более неожиданный, что со школьных лет Танидзаки выделялся замечательными успехами в изучении классической китайской литературы и был горячим поклонником китайской культуры…

Не удивительно, что, несмотря на множество опубликованных произведений, главным образом рассказов, в творческом отношении это время оказалось малоуспешным. Но в 1925 году был создан роман «Любовь глупца», в котором отразился этот период жизни писателя, разумеется, в творчески преломлённом виде.