Дзюнъитиро Танидзаки - МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж)

Тэйноскэ хорошо знал этот край с его полями и садами, сосновыми рощами и речушками, с разбросанными тут и там старинными крестьянскими усадьбами и европейскими домиками под красными черепичными крышами. Этот южный склон горы Рокко, отлого спускающийся к Осакскому заливу, был любимым местом его прогулок, он считал, что в окрестностях Осаки и Кобэ невозможно сыскать другой такой уголок, где дышалось бы так легко и где всё вокруг так радовало бы глаз.

Теперь здесь бушевала стихия, как в худшую пору разлива рек Янцзы или Хуанхэ. Положение усугублялось тем, что наводнение сопровождал возникший в горах оползень. Гигантские волны, набегая друг на друга, скатывались вниз и с грохотом разбивались, разбрасывая во всё стороны пену и брызги. Вода клокотала, точно в гигантском котле. Там, где вскипали волны, была уже не река, а настоящее море — тёмное, мутное, как во время летнего шторма. Железнодорожное полотно, где сейчас стоял Тэйноскэ, уходило в это мутное море наподобие пирса, то почти скрываясь под водой, то вдруг выныривая на поверхность решёткой из шпал, — почву из-под них вымыло. Тэйноскэ вдруг заметил двух маленьких крабов, копошившихся у него под ногами, — наверное, они приползли сюда в поисках спасения.

Будь Тэйноскэ один, он наверняка повернул бы назад, но у него неожиданно появились попутчики — группа гимназистов. Паника возникла часа через два после начала занятий. Уроки отменили, и юноши побежали на станцию «Окамото», с трудом преодолевая несущийся навстречу поток. Когда выяснилось, что поезда не ходят, они решили податься в Мотояму, но и там железнодорожное сообщение было прервано. Тогда они решили передохнуть на станции (именно их видел Тэйноскэ с мётлами в руках), а потом, встревоженные тем, что вода всё прибывает и прибывает, разделились на две группы: одна отправилась по железнодорожному полотну в Осаку, другая — в Кобэ.

Это были весёлые, жизнерадостные ребята. Казалось, они вовсе не задумывались об опасности и громко смеялись всякий раз, когда кто-нибудь из них оступался и соскальзывал в воду. Тэйноскэ шёл за ними следом, осторожно переступая со шпалы на шпалу в тех местах, где рельсы вздыбливались над несущейся с бешеной скоростью водой.

Вдруг сквозь шум дождя и гул потока Тэйноскэ услышал, как кто-то окликает их: «Эй! Послушайте!» Метрах в пятидесяти от них стоял застрявший посреди воды поезд. Высунувшись из окон, юноши в гимназических формах кричали своим товарищам, чтобы они остановились.

— Дальше идти опасно! В Сумиёси такое наводнение, что туда не пробраться! Идите к нам!

Тэйноскэ ничего не оставалось, как забраться в поезд вместе со своими попутчиками. Это был экспресс, направлявшийся в Кобэ. Здесь, в вагоне третьего класса, кроме гимназистов нашло себе прибежище довольно много людей. Отдельную группу составляли несколько корейских семей — как видно, оставшихся без крова. Неподалёку от них сидела болезненного вида, старушка со своей служанкой и непрерывно шептала молитвы. Какой-то мужчина, скорее всего торговец, зябко поёживался в холщовой нижней рубахе, и кальсонах в ногах у него стоял большой забрызганный грязью узел, в котором, должно быть, лежал его товар на спинке сиденья было раскинуто его мокрое кимоно и шерстяной набрюшник.

Гимназисты заметно повеселели после того, как к ним присоединились однокашники, и без умолку о чем-то болтали. Кто-то достал из кармана коробочку с леденцами и стал угощать товарищей. Другой, стащив с ног сапоги, вылил смешанную с грязью воду и принялся рассматривать свои разбухшие от воды ступни. Третий, раздевшись почти донага, выжимал насквозь промокшую форму. Несколько гимназистов стояли в проходе, как видно, не рискуя садиться в мокрой одежде. Они попеременно выглядывали из окна и каждый раз отпускали шумные реплики:

— Ой, смотрите, крыша плывёт!

— А вон там — циновка.

— Видали, сколько деревьев?

— Велосипед!

— Подумаешь, велосипед! Да вон целый автомобиль! Вот это да!

Наконец кто-то воскликнул:

— Глядите-ка, собака!

— Собака! Собака в воде!

— Надо как-нибудь помочь ей выбраться оттуда.

— Да что ты, она дохлая.

— Нет, живая, вон там, на рельсах…

Собака, по виду некрупный терьер, сотрясаясь всем своим мокрым грязным телом, забилась под поезд, чтобы укрыться от дождя. Двое или трое гимназистов выскочили из вагона и вскоре вернулись вместе с собакой. Собака отряхнулась от воды и тихонько улеглась в ногах своих спасителей, не сводя с них испуганных, полных ужаса глаз. Кто-то поднёс к её носу леденец, но она не притронулась к нему, только понюхала.

Тэйноскэ озяб. Сняв с себя мокрый плащ и пиджак, он повесил их на спинку сиденья и, сделав несколько глотков из фляжки, закурил папиросу. Время близилось к часу, но есть ему не хотелось. Он поглядел в окно. Прямо напротив, с северной стороны, виднелось здание Второй начальной школы в Мотояме из окон первого этажа, словно из ворот гигантского шлюза, хлестала мутная вода. Тэйноскэ подумал, что женская гимназия Конан находится в каких-нибудь пятидесяти метрах от поезда. В обычное время до школы Норико Тамаки он добрался бы отсюда за несколько минут…

В вагоне стало неожиданно тихо. Гимназисты умолкли и посерьёзнели. По-видимому, даже эти жизнерадостные юноши почувствовали, что сейчас не до забав. Высунувшись из окна, Тэйноскэ увидел, что железнодорожная колея, по которой они шли с гимназистами от станции «Мотояма», полностью затоплена. Поезд стоял словно на островке посреди открытого моря, но и этот островок мог в любую минуту уйти под воду, если внизу, под рельсами, грунт уже размыт…

Вода поднималась всё выше и выше, хотя пока ещё между её поверхностью и колёсами поезда оставалось не меньше полутора метров. Принесённые с гор мутные волны разбивались о насыпь, как о морской берег, взметая фонтаны брызг. Пассажиры бросились закрывать окна.

Снаружи всё бурлило, клокотало, вихрилось, пенилось.

Вдруг из соседнего вагона прибежал человек в форме почтальона, а за ним кондуктор и десятка два пассажиров.

— Прошу всех перейти в следующий вагон, — крикнул кондуктор, — передние вагоны уже в воде!

Всё тотчас повскакивали со своих мест и, хватая на ходу кто свои пожитки, кто мокрую одежду или сапоги, устремились прочь.

— Это спальный вагон, а у меня билет на сидячее место, — сказал кто-то.

— Ничего, — отвечал кондуктор. — Располагайтесь на спальных местах. Сейчас не до билетов.

Кое-кто из пассажиров воспользовался этим разрешением и попробовал было прилечь, по вскоре всё снова в тревоге приникли к окнам. Рядом с вагоном оглушительно ревел поток. Старушка продолжала усердно читать молитву. Громко плакали корейские ребятишки. Вдруг послышался чей-то голос: