Дзюнъитиро Танидзаки - МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж)

Именно в эту пору сёстры страдали от так называемого «бэвитаминоза», проявлявшегося в отсутствии аппетита, слабости и дурном самочувствии.

Особенно заметно недомогание сказывалось на Юкико — и без того хрупкая, она в последнее время сделалась почти прозрачной. С июня её не отпускал очередной приступ бери-бери, и, хотя она надеялась, что перемена обстановки подействует на неё благотворно, после приезда в Асию самочувствие её, напротив, ухудшилось сестры без конца делали ей уколы бетаксина. Сатико с Таэко, хотя и в меньшей степени, тоже страдали от этого недуга, так что уколы, которые они делали друг другу, стали у них чем-то вроде ежедневного ритуала.

Сатико уже давно сменила кимоно на лёгкое европейское платье с глубоким вырезом на спине. Когда же жара сделалась в конце месяца вовсе невыносимой, её примеру последовала и Юкико, казавшаяся в своём жоржетовом платье почти бесплотной, словно верёвочная куколка. Таэко, обычно такая деятельная и энергичная, в то лето пребывала в несвойственной ей апатии, — как видно, она ещё не полностью оправилась от пережитого потрясения. Шитьё она забросила — школа г-жи Тамаки, естественно, не работала. Между тем студия в Сюкугаве совершенно не пострадала от наводнения, и ничто не мешало ей продолжать заниматься куклами. Однако в последнее время она, казалось, совсем потеряла к ним интерес.

Часто приходил Итакура. После наводнения работы у него в ателье было совсем мало, и он был занят главным образом тем, что бродил по округе со своей «лейкой», делая снимки для задуманного им альбома фотографий о наводнении.

Загорелый и потный, он появлялся всегда внезапно и первым делом шёл на кухню, чтобы напиться. Одним духом осушив стакан ледяной воды, который подавала ему О-Хару, он тщательно отряхивал пыль с рубашки и шортов и проходил в комнатку рядом со столовой, где неизменно заставал изнывающих от зноя сестёр. Итакура рассказывал им о своих походах в Нунобики, в горы Рокко, к утёсу Косиги, к горячим источникам Арима или в Мино, а иногда и приносил с собой только что отпечатанные снимки. Показывая их сёстрам, он делился с ними своими наблюдениями, всегда оригинальными и меткими.

Порой, едва переступив порог комнаты, он заявлял:

— Сегодня всё мы едем купаться! — и ёрнически-грубоватым тоном продолжал: — Ну хватит, поднимайтесь! Вредно этак бездельничать!

Сёстры бормотали в ответ что-то неопределённое, жалуясь на недомогание, и тогда Итакура чуть ли не силой заставлял их подняться:

— Ничего, ничего, до пляжа рукой подать, а при бери-бери купаться очень полезно. О-Хару, душа моя, принеси-ка этим дамам купальные костюмы и вызови машину.

Когда приходила машина, он усаживал в неё не успевших опомниться сестёр и Эцуко и вёз их всех на пляж. Так бывало, конечно, не всегда, порой Сатико и впрямь нездоровилось, и она с сёстрами оставалась дома, а Итакура по её просьбе отправлялся к морю с Эцуко.

С каждым днём отношения Итакуры с сёстрами становились всё более короткими. Молодой человек держался с ними запросто, порой даже несколько вольно. Ему ничего не стоило, например, подойти к комоду и выдвинуть какой-нибудь ящик или сделать что-либо в том же роде, но этот недостаток с лихвой окупался его всегдашней готовностью беспрекословно выполнить любую их просьбу. Кроме того, Итакура был на редкость обаятельным человеком и остроумнейшим собеседником.

Как-то раз, когда сёстры, по обыкновению, лежали в своём убежище, наслаждаясь проникавшим из окошка ветерком, в комнату залетела огромная пчела и принялась с гудением кружить у Сатико над головой.

— Осторожней, Сатико, пчела! — воскликнула Таэко. Сатико в испуге вскочила на ноги — пчела метнулась к Юкико, потом к Таэко и, описав над их головами несколько кругов, снова устремилась к Сатико. Сёстры в панике, забегали по комнате, стараясь увернуться от пчелы, но та, словно подсмеиваясь над их страхом, неотступно следовала за ними. Когда, полураздетые, они с воплями выскочили в коридор, пчела и тут полетела за ними следом.

— Ой! Она опять здесь!

Сёстры с криком бросились из коридора в столовую, потом в гостиную, где играли Эцуко и Роземари.

— Что случилось, мамочка? — недоуменно спросила Эцуко.

В тот же миг поблизости послышалось знакомое гудение, пчела стукнулась об оконное стекло, сделала крутой вираж и устремилась к своим жертвам.

И опять поднялся переполох. К взрослым, больше из озорства, нежели от страха, присоединились девочки. Теперь уже всё пятеро бегали по комнате, словно играя в пятнашки, а пчела, то ли одурев от шума и гама, то ли просто потому, что такова повадка пчёл, то и дело вылетала в сад, но только затем, чтобы тут же возвратиться обратно.

В самый разгар суматохи в дверях чёрного хода появился Итакура. Судя по всему, сегодня он снова собрался пригласить всех на пляж: на нём было лёгкое кимоно и соломенная шляпа, вокруг шеи намотано полотенце.

— О-Хару, что здесь происходит? — спросил он, заглянув в кухню из-за короткой занавески.

— Пчелы испугались.

— Столько шума из-за одной пчелы?!

Тут прямо перед ним, сбившись в кучку и размахивая на бегу руками, точно участницы кросса, появились взбудораженные сёстры и девочки.

— Добрый день! Я вижу, у вас тут настоящий переполох.

— Пчела! Пчела! Умоляю, поймайте её скорее! — непривычно высоким голосом крикнула Сатико. У всех пятерых были широко разинуты рты, а глаза лихорадочно блестели если бы не выражение крайнего ужаса у них на лицах, со стороны могло показаться, что они смеются.

Сняв соломенную шляпу, Итакура спокойно выгнал пчелу в окно.

— Ох, до чего же я испугалась! Подумать только, какая назойливая пчела!

— Да что вы, право. Пчела сама вас испугалась.

— Не смейтесь, пожалуйста. Я действительно испугалась, — сказала Юкико, с трудом переводя дыхание и пытаясь вызвать на своём бледном лице подобие улыбки. Сквозь тонкую ткань платья было видно, как сильно колотится у неё сердце.

В самом начале августа на имя Таэко пришла открытка: одна из учениц Саку Ямамура извещала её, что здоровье учительницы ухудшилось и её положили в клинику.

В июле и в августе занятий в школе танцев обычно не было, но в этом году Саку, ссылаясь на нездоровье, объявила каникулы сразу же после памятного концерта в июне. Хотя состояние здоровья учительницы внушало Таэко беспокойство, она так и не собралась её навестить. Саку жила в районе Тэнгадзяя, и, чтобы добраться туда, из Асии, нужно было сделать две пересадки, сначала в Осаке, потом в Намбе. К тому же Таэко ещё никогда не бывала у неё дома. И вот неожиданно пришла эта открытка, из которой следовало, что у Саку началась уремия. Судя по тону письма, положение было действительно серьёзным.