Зофья Посмыш - Пассажирка

Она снова замолчала, казалось, у нее перехватило дыхание. Вальтер подождал минуту-другую и спросил:

— А она? Что с ней?..

Лиза хотела ответить, но разрыдалась. Слез у нее не было. Глаза оставались сухими, только плечи вздрагивали.

— Я не могу… я не в состоянии говорить об этом.

Вальтер поднялся с кресла. Ему больше ничего не нужно было знать. Все было ясно. Он снова подошел к иллюминатору.

— Раз так… — сказал он все тем же скрипучим голосом, — то… то это действительно не может быть она. Увы, нет!

Лиза быстро, испытующе взглянула на него. И снова зарыдала.

Он повернулся.

— Ты, должно быть, была слишком привязана к ней. Больше, чем предполагала. — И вдруг закричал: — Проклятая война! Идиотская, проклятая война!

Позвонил телефон. Вальтер не сразу снял трубку. Наконец он поднял ее, но тут же, не слушая, повесил.

— Ты долго была там? На этой… стажировке?

— Нет, — торопливо ответила Лиза, — всего полгода. Вскоре после этого…

Внезапно раздались три коротких гудка. Лиза вздрогнула.

— Что это?

— Что? Ах, гудки… Вероятно, мимо проходит какое-нибудь судно. — Он подошел к иллюминатору и добавил: — Да. Под польским флагом.

— Польский корабль? — прошептала Лиза. — Кто бы мог подумать…

Она сказала это очень тихо, но Вальтер услышал.

—…что такие корабли будут плавать поводам великой Германской империи? — подхватил он. — Что ж! Маленький просчет великого фюрера. Со всяким случается. — И, помолчав, добавил: — И с тобой случилось. И со мной.

— С тобой?

— Да. Я пропустил мимо ушей то, что ты мне рассказала перед свадьбой о своей службе в женских отрядах. Не спросил, что это были за отряды и что ты там делала. Это был мой просчет. А ты…

Он шагал по каюте — четыре шага туда, четыре обратно — и говорил, скорее с самим собой, чем с Лизой, хоть и обращался к ней.

Говорил медленно, делая паузы, как бы с трудом подбирая слова.

— Ты… Ну что же? Мне это хорошо знакомо. Ты была молода. И позволила поймать себя на удочку этой идеологии, этой «программы могущества». Немногие ведь могли предугадать… чем это кончится. Не у каждого была моя проницательность. Да и мое счастье. Я изворачивался как мог, лишь бы быть подальше от всей этой мерзости. И при этом не сложил голову, что было чертовски трудно. Мне известна механика этого дела. Я знаю, как все происходило. И поэтому не могу — возможно, даже не имею права — быть тебе судьей. Более опытные, чем ты, дали себя обмануть. Психический паралич, массовый психоз. Ты все же осталась человеком… судя по твоим словам… и я верю тебе. Верю, что ты не совершила ничего такого…

— Спасибо, — прошептала она, — что ты понимаешь.

Он продолжал, не обращая на нее внимания.

— Черт возьми! Когда подумаешь об этих женщинах-чудовищах, героинях послевоенных процессов!

У Лизы задрожали веки.

— Как тебе удалось выпутаться из всей этой… скверной истории?

Она пальцами прикрыла глаза, как будто они у нее болели.

— Мне помогла сестра.

— Сестра? Какая? Ведь у тебя только одна сестра.

— Да.

— Фрау Хассе? Из Бразилии? — Вальтер инстинктивно понизил голос.

— Я ей многим обязана.

— Но… — Вальтер еще не понимал. — Каким образом? Какое она имела к этому отношение?

Лиза с отчаянием взглянула на него.

— У нее… были большие связи в Берлине.

— Понимаю… — Он немного успокоился. — А… чем она занималась?

В каюте стало очень тихо.

— Она… тоже была там.

— Там? В Освенциме?!

— Да. Надзирательницей.

— Вот как!.. — Вальтер медленно приближался к ней. Лицо его изменилось до неузнаваемости. — А кто там был еще? — прошипел он. — Кто? — И вдруг закричал, теряя самообладание: — Мать? Брат? Отец?!

— Вальтер! — Лицо Лизы побелело,

Не отвечая, он выбежал из каюты.

Она осталась одна и, прислонившись головой к спинке кресла, смотрела в пространство пустым, невидящим взглядом.

Свершилось. Вальтер знает. Слово «Освенцим» произнесено. Может быть, оно разделило их? О чем он теперь думает? Он не осудил ее, не обвинил. Но что будет дальше? Если бы можно было сойти с парохода… Если бы можно было не видеть ее больше.

В дверь постучали, вошел стюард.

— Вы желали кофе?

Она кивнула, почти не вникая в смысл его слов. Но когда стюард был уже в дверях, окликнула его:

— Послушайте!..

— Что вам угодно?

— Я бы хотела кое о чем спросить.

— К вашим услугам, мадам.

— Я хотела бы знать, куда едет пассажирка из сорок пятой каюты и кто она такая?

Стюард заколебался.

— Извините, но это не входит…

— Для меня это очень важно, — прервала она его.

— Понимаю, — сказал он, будто о чем-то догадавшись. — Вообще-то… можно будет. Я в хороших отношениях с горничной и…

— Благодарю вас. И, если можно, поскорее.

— Слушаюсь, мадам. Вы останетесь довольны.

Когда стюард вышел, она с каким-то недоверием огляделась вокруг. Стемнело очень рано — ведь не было еще и семи. Из дансинга доносились ритмичные звуки джаза. Почему стало так темно? Лиза протянула руку к лампе, мягкий свет наполнил каюту. В зеркале напротив она увидела свое лицо и глаза — неподвижные, как стеклянные шарики. Она погасила лампу. В ту же минуту по пароходу разнесся какой-то странный звук, похожий на звон колокола, и Лиза вздрогнула. Гонг? Она включила полный свет. Но по-прежнему слышался гонг, и она видела отчетливо, как на экране, черную ночь, струи дождя, щупальца прожекторов и ряды перед бараками — насквозь промокшие, неподвижные, не похожие на людей фигуры. Лиза провела рукой по глазам, но изображение не исчезло. Тогда она подошла к бару и из первой попавшейся бутылки наполнила стакан.

Надо во что бы то ни стало выбросить из головы образ этой женщины, освободиться от призраков тех лет. Прошлое не имеет значения, ни для кого не имеет значения, и для нее тоже. Так почему же прошлое должно иметь какое-то значение для Вальтера? Именно для него, кото рый все надежды своей жизни и жизни своей нации связывает с будущим? Она рассказала ему и теперь наконец чиста перед ним. Она рассказала ему все.

— Все?

Лиза резко обернулась, но нет, в каюте никого не было, слово прозвучало в ней самой. Что это? Неужели голос так называемой совести?

— Все самое важное, — ответила она этому внутреннему голосу, — все, что произошло между мною и ею, все, что было правдой.

— А что было правдой?

— Хотя бы то, что Марта была счастлива. Счастлива там ! Кто еще может похвастаться такой удачей? А она была счастлива. Благодаря мне. У нее была там любовь. И этим она обязана мне. Мне. Мне…

Она повторяла эти доводы страстно, исступленно, ведь в любую минуту мог войти Вальтер, ей надо быть готовой к его вопросам, она должна рассказать ему все это так, чтобы он увидел события прошлого ее глазами и оценил ее разумом.