Пэлем Вудхауз - Том 9. Лорд Бискертон и другие

— Вот и мы! — сердечно сообщил тот. — Как раз вовремя, чтобы поучаствовать в оживленной семейной дискуссии.

Миссис Уоддингтон уничтожающе взглянула на Джорджа, который пытался укрыться за столиком с откидной крышкой, осознавая, что вид у него непрезентабельный. Ничто так не отражается на внешности, как арест и путь в тюремную клетку с отрядом нью-йоркской полиции. Воротничок болтался, на жилетке не хватало трех пуговиц, а правый глаз приобрел неприятный оттенок — благородный полицейский, остро уязвленный тем, что Джордж разбрасывает доллары, и уж совсем распалившийся из-за того, что разбросал он все без остатка, от всей души врезал ему, когда они ехали в патрульном фургоне.

— Никакой дискуссии нет, — сказала миссис Уоддингтон. — Вы же не предполагаете всерьез, что я разрешу своей дочери выйти замуж за такого человека?

— Ну-ну-ну! — пропел Хамилтон. — Сейчас он, разумеется, не в лучшем виде, но умоем, почистим — и вы его не узнаете! Какие у вас возражения против Джорджа?

Миссис Уоддингтон растерялась. Хоть кого спроси так вот, врасплох, — а почему ему не нравится слизняк, змея или черный таракан, и тот затруднится с ходу разложить по полочкам свои предубеждения. Антипатию к Джорджу она считала вполне естественной, само собой разумеющейся. В сущности, она возражала против Джорджа, потому что он — Джордж. Ее оскорбляла его сущность как таковая. Но видя, что от нее ожидают аналитического подхода, она напрягла мыслительные способности.

— Он… художник.

— Микеланджело тоже был художником.

— А это еще кто?

— Очень знаменитый, даже великий человек. Миссис Уоддингтон вздернула брови.

— Я абсолютно отказываюсь вас понимать, мистер Бимиш. Мы обсуждаем этого молодого человека с синяком под глазом и с грязным воротничком, а вы уводите разговор в сторону, на какого-то мистера Анджела?

— Я просто хочу напомнить, — холодно отвечал Хамилтон, — что звание художника не всегда порочит человека.

— А я не хотела бы, — еще холоднее парировала миссис Уоддингтон, — говорить на подобные темы.

— К тому же и художник-то он — препаршивый.

— Ну, в этом я не сомневаюсь!

— Понимаете, — поправился Бимиш, чуть покраснев из-за того, что допустил вульгаризм, — рисует он так плохо, что его едва ли можно назвать художником.

— Вот как? — воскликнул Джордж, в первый раз подав голос.

— А я уверена, что Джордж — один из лучших художников! — вскричала Молли.

— Нет! — прогремел Хамилтон. — Он — любитель! И весьма слабенький!

— Вот именно! — подхватила миссис Уоддингтон. — А значит, надежды сделать деньги у него нет.

Глаза за стеклами очков засверкали.

— Это ваше главное возражение?

— Что именно?

— То, что у Джорджа нет денег.

— Да у меня… — вмешался было Джордж.

— Умолкни! — оборвал друга Хамилтон. — Я спрашиваю вас, миссис Уоддингтон, дали бы вы согласие на брак, если бы мой друг Джордж Финч был богатым?

— Пустая трата времени! К чему обсуждать такую…

— Так дали бы?

— Хм, возможно…

— Тогда позвольте сообщить вам, — торжествующе проговорил Хамилтон, — что Джордж Финч весьма и весьма богат! Его дядя Томас, все состояние которого он унаследовал два года назад, был главой широко известной юридической корпорации «Финч, Финч, Финч, Баттерфилд и Финч». Джордж, дружище, позволь тебя поздравить. Все уладилось! Миссис Уоддингтон сняла свои возражения.

Миссис Уоддингтон фыркнула, но то было фырканье женщины, разбитой наголову превосходящим интеллектом.

— Но…

— Нет! — поднял руку Хамилтон. — Можно ли отступить от своих же слов? Вы недвусмысленно заявили, что, если бы у Джорджа были деньги, вы дали бы согласие на брак.

— Не пойму, что за суета, — вмешалась Молли. — Я все равно выйду за Джорджа замуж, кто бы что ни говорил!

Миссис Уоддингтон капитулировала.

— Отлично! Как вижу, я тут — никто. И слова мои неважны.

— Мама! — укоряюще воскликнул Джордж.

— Мама?! — ошеломленно вздрогнув, отозвалась миссис Уоддингтон.

— Теперь, когда все счастливо разрешилось, я, конечно, смотрю на вас, как на мать.

— О, вот как?

— Да, конечно.

Миссис Уоддингтон неприятно фыркнула.

— Меня силой вынудили согласиться на брак, который я решительно не одобряю. Но позвольте и мне вставить словечко. Лично у меня есть предчувствие, что свадьба не состоится.

— О чем это вы? — встрепенулась Молли. — Конечно, состоится! А как иначе?

Миссис Уоддингтон опять фыркнула.

— Мистер Финч — художник, пусть и очень слабый. Он долгое время жил в самом сердце Гринвич-виллидж и ежедневно якшался с публикой весьма сомнительной нравственности…

— На что это вы намекаете? — перебила Молли.

— Я и не думаю намекать, — с достоинством возразила миссис Уоддингтон. — Я говорю все напрямик. Не являйся ко мне за сочувствием, когда выяснится, что нравственность у этого твоего Финча такая, какую и следует ожидать у человека, сознательно, по собственной воле поселившегося на Вашингтон-сквер. Повторяю, у меня есть предчувствие — браку этому не бывать. Такое же предчувствие было у меня насчет моей золовки и одного субъекта по имени Джон Портер. Я сказала тогда: «Ох, не бывать этой свадьбе!» — и была права. В тот самый момент, когда Портер входил в церковь, его арестовали по обвинению в многоженстве!

— Я не женат! — вскрикнул Джордж.

— Это вы так говорите.

— Уверяю вас! Когда дело касается женщин, я одну от другой не отличаю.

— Именно так говорил и Портер, когда его спросили, почему он женился на шести разных девушках.

— Ну что же, — взглянул на часы Хамилтон, — теперь, когда все благополучно улажено…

— Вы так думаете? — не утерпела миссис Уоддингтон.

— …когда все благополучно улажено, — повторил Хамилтон, — я оставляю вас. Мне еще надо зайти домой и переодеться. Надо сегодня вечером выступить на обеде Литературного общества.

Тишину, воцарившуюся после его ухода, нарушил Сигсби.

— Молли, дорогая моя, — начал он, — насчет этого ожерелья… Теперь, когда выяснилось, что твой Уинч очень богат, ты ведь не захочешь продавать его?

Молли чуть сдвинула бровки.

— Нет, наверное, все-таки продам. Мне оно никогда особенно не нравилось. Слишком уж роскошное. Продам и накуплю подарков для Джорджа. Бриллиантовых булавок для галстука… или часы… или машину. В общем, что-нибудь. И каждый раз, взглянув на них, мы будем, дорогой папочка, вспоминать тебя.

— Спасибо, — хрипло просипел Уоддингтон. — Спасибо.

— Редко, — заметила миссис Уоддингтон, выходя из комы, в которую было погрузилась, — редко меня одолевало такое сильное предчувствие.

— О, мама! — воскликнул Джордж.

Хамилтон, беря шляпу в холле, почувствовал, как кто-то дергает его за рукав. Опустив глаза, он увидел Сигсби.