Пэлем Вудхауз - Том 11. Монти Бодкин и другие

— Значит, ты считаешь, что все дело в этом?

— Именно.

— А откуда ты знаешь?

— Ну, дорогой мой!

— Тебе не случалось ошибаться?

— Один раз, летом 1930-го.

— Значит, и на этот раз ты ошибся.

— Ты так думаешь?

— Да, я уверен.

— А почему ты уверен?

— Потому, — победоносно провозгласил Монти, раскрывая карты, — что мы с Гертрудой только что помирились, и оказалось, весь этот сыр-бор из-за того, что по причинам, которые я не стану объяснять, Гертруда решила, будто я ветреный человек, который влюбляется во всех подряд.

Он с радостью отметил, что не переоценил силу удара — самодовольство Реджи мигом исчезло. Стройная теория разрушилась, как карточный домик, и Реджи страдал. Монти даже показалось, что он перестарался. Допустим, тебя послали в нокаут, но разве можно так убиваться?

— Она… как ты сказал?

— Она подумала, что я мотылек, — пояснил Монти. — Ты знаешь, какие они. Абсолютно нельзя положиться. Порхают то к одной, то к другой. Она думала, я тоже порхаю.

Реджи, видимо, лишился дара речи. Он встал со стула, дошел до ванной, открыл там кран, закрыл его и, судя по звуку, принялся оттирать едкую надпись зубной щеткой Монти.

— Слышь, Монти, — гулко прозвучало из ванной, — даже не знаю, как тебе сказать, но боюсь, я — из лучших побуждений — малость не рассчитал…

— Что?

— Да, — продолжал тот же потусторонний голос, — я малость не рассчитал. Видишь ли, я думал, что вы поссорились с Гертрудой из-за того, что она считает тебя размазней. А когда девушка считает парня размазней, есть только один способ разубедить ее в этом: показать, что он имеет успех у противоположного пола — пусть себе думает, что на самом деле оного-го! Короче, как ты выразился, мотылек, причем далеко не последний.

Монти усмехнулся. Любопытная идея и, право слово, в ней что-то есть. Реджи был мастер фантастических проектов.

— Понимаю, на что ты намекаешь. Довольно оригинально. Но я рад, что ты не успел сказать этого Гертруде.

В ванной наступило молчание. Затем Реджи заговорил голосом кающегося чревовещателя:

— Думаю, ты не уловил сути. Если бы ты слушал меня внимательнее, ты бы понял. Я сказал ей.

— Что?!

— Именно это я ей и сказал, и теперь понимаю, почему у нее был задумчивый вид, когда я уходил. Сосредоточенный такой. Понимаешь, я хотел представить тебя в лучшем виде и, боюсь, переусердствовал. Я высказался прямо и без обиняков. Если быть точным, я сказал ей: она ошибается, считая тебя размазней, на самом деле ты парень не промах, у тебя в запасе как минимум три девицы, причем ты ухитряешься внушить каждой из них, будто она единственная и неповторимая.

Тут говорящий уронил в раковину что-то вроде пузырька с полосканием. Звон разбитого стекла заглушил все остальные звуки, и только когда стихло эхо, Монти убедился, что он в комнате не один.

Прямо по центру стояла молодая дама из соседней каюты.

Честно говоря, в первый момент личного знакомства с этой, если можно так выразиться, легендарной личностью Монти Бодкин не сумел поддержать ту самую репутацию, о создании которой так заботился его приятель Реджи Теннисон. Ничто не выдавало в нем современного Казанову; он, правда, дернулся, но на этом основании трудно было отнести его к классу порхающих.

А он действительно дернулся. К моменту непрошеного вторжения он и так еле стоял на ногах, а при виде девицы так резко отпрянул, что набил шишку о деревянную рамку объявления, висевшего на стене (те пассажиры, в планы которых не входило идти ко дну, могли узнать из него о правилах пользования спасательным жилетом).

Сделал он это не потому, что у него были пробелы по части этикета. Большинство людей, видевших прекрасную Фуксию только на экране, точно так же реагировали, узрев ее, так сказать, воочию.

В основном из-за ее волос. И еще из-за того, что на экране она казалась нежной и томной, хотя вне экрана была энергичной и подвижной. В частной жизни мисс Флокс меняла негу и томность на непринужденную игривость типа «детям до шестнадцати…», которая выражалась внешне — в очаровательной манящей улыбке, а внутренне и по сути — в привычке держать в корзинке крокодила и приглашать незнакомых людей открыть крышку.

Но в основном, как мы сказали, именно ее волосы приводили встречных в состояние тихого шока. Казавшиеся с экрана пристойно светлыми, при непосредственном наблюдении они оказывались ослепительно рыжими. Казалось, она обмакнула голову в закат, и это, в сочетании с большими сияющими глазами и самоуверенным выражением лица, присущим большинству кинодив, обычно действовало на новичка сокрушительно. Монти, например, чувствовал себя так, словно его только что переехал автомобиль с включенными фарами.

Он стоял, разинув рот, а мисс Флокс, понимая, что произвела впечатление, улыбнулась своей блистательной улыбкой и тотчас же вступила в разговор:

— Доктор Ливингстон, я полагаю? [38] Доктор Ливингстон, я полагаю? — С такими словами обратился к знаменитому исследователю Африки Дэвиду Ливингстону (1813–1873) журналист Генри Мортон Стэнли (1841–1904), которого отрядили на поиски великого путешественника. Встреча состоялась в 1871 г. в африканской деревушке близ озера Танганьика. Однако вы сильно изменились. А если нет, — полюбопытствовала она, — тогда кто?

На этот вопрос Монти смог ответить. Хотя он в последнее время плоховато соображал, но имя свое он все-таки помнил.

— Моя фамилия Бодкин.

— А моя — Флокс

— Как поживаете?

— Спасибо, хорошо, — с готовностью поддержала разговор соседка. — Скриплю помаленьку. А что вы тут делаете?

— То есть?..

— Это же его каюта? Амброза Теннисона.

— Вообще-то нет.

— Значит, список пассажиров нагло врет. Кому же тогда принадлежит этот дивный интерьер?

— Ну, мне.

— Вам?

— Ну да.

Она округлила глаза:

— А не Амброзу?

— Нет.

Посетительнице почему-то стало смешно — она буквально корчилась от смеха.

— Послушайте, молодой человек, — выговорила она наконец, вытирая глаза. — У меня для вас сюрприз. Большой. Вы еще не принимали ванну? Потому что…

Монти вздрогнул:

— Я видел.

— Видели?

— Да.

— То, что я написала на стене?

— Да.

— Правда смешно? Это я губной помадой.

— Знаю. Несмываемой.

— Разве? — полюбопытствовала Фуксия. — Вот не знала.

— Так сказал Альберт Пизмарч.

— Кто это?

— Местный стюард.

— А, этот тип? Испугался моего крокодильчика.

— Об этом он тоже рассказывал.

Фуксия Флокс обдумала вопрос в свете новой информации:

— Значит, несмываемая? Так-так. Каждый раз, сидя в ванне, будете вспоминать обо мне.

— Буду, — честно сказал Монти.

— Что-то радости не вижу.

— Дело в том…