Пэлем Вудхауз - Том 11. Монти Бодкин и другие

— Еще нет.

— Я уладил твое дельце.

— Знаю. Получил от нее записку.

— Теперь все в полном порядке.

— О, да.

Реджи взяла легкая досада. Другой человек сказал бы себе: к чему слова благодарности, он просто рад был помочь, но все-таки хотелось, чтобы его добрые дела сыскали хоть толику признательности.

— Не видно, чтобы ты сиял как медный пятак, — заметил он.

— Реджи, — сказал Монти, — случилось непоправимое. Фуксия унесла мышь Гертруды.

— Мышь?

— Ну да.

— Белую мышь?

— Микки Мауса. Помнишь Микки Мауса, которого я подарил ей, а она вернула назад…

— Ах, вот оно что! — Реджи покачал головой. — Старик, ты совершенно напрасно отдал Фуксии Гертрудину мышь.

Монти возвел глаза к потолку, словно умоляя небеса удержать его от крайностей.

— Я не отдавал!

— Но она у нее.

— Верно.

— Расскажи по-человечески, — попросил Реджи. — Пока звучит как-то сумбурно.

Но и в полном виде повествование не внушало оптимизма. Реджи показалось, что его друг здорово влип. Он так и сказал.

— Самое лучшее — изъять мышь у Фуксии, — предложил он.

— Совершенно верно, — одобрил Монти. Независимо от друга он пришел к такому же выводу.

— Если Гертруда увидит у нее мышь…

— Ага, — поддакнул Монти.

— Она…

— Ага, — поддакнул Монти.

От нетерпения Реджи прицокнул языком:

— Ты должен действовать, приятель, а не быть мокрой курицей. Я бы на твоем месте незамедлительно установил с ней связь.

— Но у меня свидание с Гертрудой в библиотеке.

— М-да, с тобой каши не сваришь. Кстати, что ты скажешь Гертруде, если она спросит про мышь?

— Не знаю…

— А кто должен знать? Слушай. Ты скажешь ей вот что. Нет, — сказал Реджи, поразмыслив минутку, — не пойдет. А если так? Нет, тоже не пойдет. Вот что, найди какое-нибудь укромное местечко и придумай что-нибудь вразумительное.

Дав этот дельный совет, Реджи Теннисон удалился. Вдруг ему вспомнилось, что, захлопотавшись, он так и не сыграл с Мейбл в шашки.

А Монти поплелся в библиотеку.

В библиотеке было пусто. Гертруда еще не пришла на рандеву, а даже самые стойкие затворники — дамы с вязанием и сочинители посланий на открытках — дрогнули и постыдно выползли на воздух понежиться на солнышке. Плюхнувшись в мягкое кресло, Монти стиснул голову руками, приводя мысли в порядок, и, собрав волю в кулак, стал сосредоточенно обдумывать план действия.

Мышь… Каким образом ее заполучить?

Задача была непростой. Это самоочевидно. Если Монти когда-либо доводилось видеть любовь с первого взгляда, так это тогда, когда Фуксия Флокс появилась у него на пороге и взгляд ее упал на мышь. Ошибки быть не могло, в ней вспыхнула страсть. Теперь, когда мышь послала ей сама Фортуна при содействии своего баловня Альберта, — сможет ли она с ней расстаться?

Монти боялся, что нет. Всем своим поведением она напоминала девушку, из когтей которой вырвать мышь весьма и весьма затруднительно, раз уж она прикипела к ней всем сердцем. Единственное…

Да, такой вариант вполне реален. Говорят, у женщин есть совесть, у матери на коленях или где-то еще их обучают основам этики. Если с ней поговорить по душам и заострить ее внимание на том, что, принимая Микки Мауса из рук Альберта Пизмарча, которого, как она прекрасно сознавала, никто не уполномочивал делать такие подарки, она совершила нечто граничащее с серьезной кражей, быть может, она согласится вернуть вещь, полученную в обход закона. Конечно, многое зависит от того, насколько жизнь в Голливуде повлияла на восприятие добра и зла. Если сильно, то все потеряно. Если не так уж сильно, призыв к лучшим чувствам наверняка…

Но тут рядом с ним раздался голос, прервав его размышления в тот самый момент, когда мысли стали обретать некие контуры.

— Привет, Монти.

Он рассеянно поднял глаза.

— Привет, — поздоровался он.

Если бы Монти Бодкину кто-то сказал (скажем, утром во время бритья), что солнце не успеет закатиться, как он не обрадуется Гертруде Баттервик, он бы подумал, что говорящий по своим умственным способностям принадлежит к той же категории, что и Альберт Пизмарч. Однако сейчас, заглянув Гертруде в глаза, он не почувствовал душевного трепета. При нынешних обстоятельствах она скорее была препятствием, выросшим между ним самим и стоящей перед ним задачей — взять Фуксию на абордаж и выцарапать мышь у нее из глотки. Ему хотелось еще подумать и совсем не хотелось разговаривать, пусть даже с самой божественной представительницей прекрасного пола.

Гертруда смотрела нежно. Муки совести сделали ее податливой, как пластилин. Даже ребенок мог бы сейчас увести у нее из-под носа хоккейный мяч.

— Какое прекрасное утро!

— Угу.

— Ты получил записку?

— Угу.

В сияющих глазах Гертруды мелькнула тень беспокойства. Единение двух сердец представлялось ей как-то иначе — в смете не предусматривался Монти апатичный, Монти хмурый, Монти, который выглядел так, словно умелый чучельник набил его опилками. Она ожидала увидеть нечто искрометное, журчащее и слегка подпрыгивающее от счастья. А что если, — спрашивала она себя, — он ее не простил?

— Монти, — произнесла она неуверенно, — ты на меня не сердишься?

— Я?

— У тебя вид какой-то странный.

Монти спустился с облаков. Он взял себя в руки. Разум ему подсказал, что драгоценное время уходит в песок. Что бы там ни было впереди, надо жить настоящим.

— Извини ради Бога, — сказал он. — Задумался. Знаешь, как оно бывает. Созерцательное настроение.

— Ты не сердишься на меня?

— Нет.

— А выглядишь так, словно сердишься.

— Ну что ты, ни капельки не сержусь.

— Я боялась, ты будешь сердиться, ведь я Бог знает что про тебя навоображала. Простишь ты меня, милый?

— За что?

— Я сваляла такую дурочку.

— Да что ты, что ты!

— Я рада, что ты не злишься.

— Ни чуточки.

— Монти!

— Гертруда!

Если бы в окрестностях затаился репортер с блокнотом, в следующие несколько минут он не услышал бы ничего достойного лечь под перо. Занятые в сцене персонажи, казалось, ощутили, что ситуация зовет к действию, а не к диалогу. Но затем, когда миновал первый накал страстей, Монти потуже затянул галстук, а Гертруда пригладила волосы, и беседа возобновилась.

Начала ее Гертруда, заговорив о Реджинальде Теннисоне и выдвинув мнение, что с него надо шкуру содрать. Причем, как она уточнила, живьем. И еще — добавила она — обмакнуть его в кипящее масло, ибо она считает, что ради одной овцы можно потерять все стадо. [64] …ради одной овцы можно потерять все стадо — аллюзия на Мтф. 18:12.

Монти испытывал жестокие муки. Ему было обидно за Друга. Хоть Реджи по легкомыслию и заявил, что мнение Гертруды для него пустой звук, все же он не заслуживал таких наказаний. Ему лично разглагольствования о сдирании кожи и обмакивании в кипящее масло представлялись неэффективными, о чем тут говорить!