Пэлем Вудхауз - Том 11. Монти Бодкин и другие

— Хм… А тебя роняли головой в детстве?

— Вроде нет.

— Просто интересно. Реджи призадумался.

— Жутко неприятная история, — сказал он.

— Жутко, — согласился Монти.

— Дым рассеется, а ты так и будешь без мыши.

— Так и буду.

— А вдруг Фуксия блефует? Как ты думаешь, она выполнит угрозу?

— Наверняка.

Реджи опять задумался.

— По моему мнению, тебе остается одно — принять ее условия.

— Что? Стать киноактером?

— Выходит, так.

Монти дернулся, как в лихорадке.

— Не хочу я быть актером! От одной мысли об этом на меня нападает тоска. Ненавижу кино и театр. Я постоянно отлынивал даже от любительских постановок. Сколько раз меня приглашали приехать в гости в какой-нибудь дом, и я уже было соглашался, но, обнаружив, что в одиннадцатом часу у них репетиция пантомимы или чего-то благотворительного, тут же как кролик юркал в кусты. У меня хронический… как его… Начинается на «син».

— Синдром?

— Точно. Хронический синдром.

— Занятно, — произнес Реджи мечтательно. — А я люблю выступать. Я тебе рассказывал?..

— Ага.

— Когда?

— Не все ли равно? Сейчас речь не о том, а о моей мыши.

— Да, — сказал Реджи, призванный к порядку, — совершенно верно. Итак, в киноактеры ты идти не хочешь, следовательно, мы опять возвращаемся к исходной задаче. Как заполучить мышь?

— У тебя есть какие-нибудь соображения?

— Была тут одна мысль — нет, не пойдет.

— Какая мысль? Реджи тряхнул головой:

— Забудем.

— Как это «забудем», — вопросил Монти, — если я понятия не имею, о чем речь? Что за мысль?

— Мне пришло на ум следующее: как правило, если у кого-то есть какая-то вещь, которую тебе хочется иметь, ты можешь ее выкупить. Интересно, подумал я, а не поставить ли эту мышиную возню на коммерческие рельсы? Монти его одобрил:

— Здорово!

— Боюсь, правда… у тебя есть одно чрезвычайно удачное выражение?

Монти подсказать не сумел. Вид его говорил о том, что у него их много.

— Вспомнил. Тайные пружины. Боюсь, тут задействованы тайные пружины. Предлагать Фуксии деньги нет смысла. Единственное, что ее интересует, это место для Амброза. Иначе он на ней не женится, он принципиальный. Так что она с презрением отвергнет твое золото.

Монти не так легко было заставить отступиться. Идея ему понравилась. Мысль о том, что можно провести финансовую операцию, нашла отклик в его душе. Прежде это не приходило ему на ум.

— Как, по-твоему, сколько золота она отвергнет с презрением? — спросил он пытливо. — Две тысячи фунтов?

Реджи вытаращил глаза. Слышать, как подобную сумму упоминают между прочим, невыносимо. Он давно знал Монти и так привык к нему, что порой забывал, до чего тот богат.

— Две тысячи? Шутишь, наверное?

— Да нет. Хотя, к сожалению, ты прав, — добавил Монти, когда первая вспышка энтузиазма угасла. — Мы понапрасну сотрясаем воздух.

В глазах Реджи Теннисона вспыхнул странный огонек. Нос задергался. Он нервно схватил сигарету.

— Постой-постой, — сказал он. — Дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки. Появились кое-какие нюансы. Но давай до конца определимся. Ты это серьезно, насчет двух тысяч?

— Какой разговор!

— То есть человек, который добудет Микки Мауса, получит это колоссальное вознаграждение?

— В ту же секунду. Подумаешь! Перси Пилбем заработал тысячу фунтов за то, что взял меня в свое сыскное агентство. А тут вопрос жизни и смерти.

Реджи глубоко вздохнул.

— Хорошо, — сказал он. — Выписывай чек на имя Реджинальда Теннисона.

Монти плоховато соображал.

— Разве мышь у тебя?

— Конечно, нет.

— А зачем ты сказал, что у тебя?

— Я этого не говорил. Но скоро будет.

Реджи нагнулся вперед. Еще прежде, на ранних этапах беседы, он огляделся по сторонам и убедился, что в курительной, как обычно бывало в этот час, кроме них нет ни души, тем не менее он понизил голос. Понизил до такой степени, что Монти ничего не слышал, кроме сплошного гула, в котором, ему показалось, он уловил слова «Мейбл Спенс».

— Говори громче, — попросил он. Реджи заговорил более внятно.

— Итак, старина, если хочешь знать, я стою на распутье. Ты знаком с Мейбл Спенс?

— Естественно.

— Я ее люблю.

— И что?

Реджи обиделся, но решил продолжать, опуская комментарии.

— Я люблю Мейбл, но примерно через сорок восемь часов наши пути разойдутся, она отправится в Голливуд, а я — в Монреаль. И вот, я спрашиваю себя: «Ехать мне в Голливуд вслед за ней либо двигать в Монреаль?». В Монреале я, скорее всего, зачахну от тоски, а в Голливуде — окажусь с пятью фунтами в кармане и абсолютно без перспектив. Еще две минуты назад, — разоткровенничался Реджи, — я бы поставил сотню к восьми против Золотого Запада. Любовь — любовью, а кушать-то надо, верно?

Монти сказал, что вполне может быть. В его теперешнем состоянии полного душевного смятения он плохо себе представлял, что настанет такая пора, когда кусок вновь пойдет к нему в горло, однако он допускал, что некоторые не прочь покушать.

— Но то, что ты сказал, — продолжал Реджи, — меняет весь расклад. С парой тысяч в загашнике я смело могу отправляться на Запад. Фуксия мне как-то рассказывала, что в Голливуде можно снять комнату за восемь долларов в неделю, а за пять взять напрокат поддержанный автомобиль и, если играть в карты с умом и почаще ходить на коктейли, то прокормишься одними закусками. Черт побери, две тысячи фунтов мне, небось, пришлось бы зарабатывать лет двадцать!

Монти интересовали не столько жизненные проекты собеседника на два ближайших десятилетия, сколько метод, каким он рассчитывает проложить себе путь в Калифорнию. Он вернулся к сути вопроса.

— Реджи, ты в самом деле достанешь мышь?

— Конечно.

— Но как?

— Запросто. По всей вероятности, Фуксия держит ее в своей каюте.

— Ты хочешь сказать, что пойдешь туда и поищешь?

— Именно. Плевое дело. Обернусь за десять минут.

Уже не впервые Монти Бодкин оказывался в роли капиталиста, вербующего себе подручных для грязной работенки. Не так много недель минуло с того дня, как в курительной Бландингского замка он нанял Перси Пилбема, частного детектива, и дал ему поручение похитить рукопись знаменитых мемуаров высокородного Галахада Трипвуда. Он задумчиво закусил нижнюю губу совсем не оттого, что идея поражала странностью и новизной, а оттого, что любил Реджи и испытывал примерно те же эмоции, как если бы тот ему сообщил, что собрался войти в клетку к тигру.

— А что если она тебя застукает? — спросил он, приходя в ужас от картины, которая при этих словах возникла в воображении.

— Ой! — сказал Реджи. — Мне это тоже приходило в голову. Фуксия во гневе опасна. Да-да, этот аспект нельзя упускать из виду. Я тебе вот что скажу: пойду-ка я пройдусь по палубе и тщательно обмозгую эту сторону вопроса.