Рабиндранат Тагор - Гóра

Ярмарка уже открылась. К ее открытию приехали Бародашундори с дочерьми, а также Харан-бабу, Шудхир и Биной. Всех их устроили в правительственных бунгало. Пореш-бабу, не любивший шума и суеты, остался один в Калькутте. Шучорита попыталась было добиться позволения остаться с ним, но Пореш считал, что долг требует принять приглашение судьи, и настоял, чтобы девушка поехала вместе со всеми. Было решено, что спектакль состоится через два дня, после торжественного обеда в доме судьи. На этот вечер должны были приехать комиссар и губернатор провинции с женой; кроме того, судья пригласил немало своих друзей-англичан из Калькутты и ее окрестностей. Приглашения были посланы некоторым «избранным» бенгальским бабу, причем ходили слухи, что для их угощения будет отведена специальная беседка, где будет подаваться чай, приготовленный поваром-брахманом.

За короткое время Харан-бабу сумел завоевать расположение судьи. Англичанин был поражен чистотой речи молодого человека, его познаниями в области христианства и даже спросил, почему он до сих пор не принял эту религию.

В этот вечер, прогуливаясь по набережной, они вели серьезную беседу о деятельности «Брахмо Самаджа» и о том, как лучше подойти к вопросу о реформе индуистской общины. И тут неожиданно со словами: «Good evening, sir!» [39] Добрый вечер, сэр! (англ.) — перед ними предстал Гора.

Гора еще накануне пытался увидеться с судьей, но быстро убедился, что без взятки слугам преодолеть барьер, отделяющий его от англичанина, невозможно. Не желая поощрять этот позорный обычай, он решил подкараулить судью во время прогулки и поговорить с ним. Ни Харан-бабу, ни Гора и виду не подали, что они знакомы.

Неожиданное появление Горы удивило судью. Он не мог припомнить, чтобы ему встречался где-нибудь этот высокий, широкоплечий, здоровенный бенгалец. Да и цвет кожи у него был необычный для индийца. На нем была рубашка цвета хаки с широкими рукавами, грубое, запылившееся дхоти, в руке он держал бамбуковую трость, чадор был обмотан вокруг головы в виде чалмы.

— Я только что из Чор-Гхошпура, — заявил Гора.

Судья чуть слышно свистнул сквозь зубы. Еще вчера ему сообщили, что в Гхошнуре появился какой-то неизвестный и что он пытается мешать расследованию, проводимому полицией. Так вот, значит, это кто!

Острым взглядом он смерил Гору с головы до ног и спросил:

— Кто вы такой?

— Я бенгальский брахман.

— О! По всей вероятности, работаете в газете?

— Нет.

— Почему же вы вдруг очутились в Гхошпуре?

— Я знакомился с положением крестьян в окрестных деревнях. В Гхошпуре мы с приятелем решили отдохнуть. Увидев, до чего довела полиция своими притеснениями крестьян, и опасаясь еще худшего произвола в будущем, я решил попросить вас вмешаться.

— Известно ли вам, что крестьяне Гхошпура — настоящие разбойники?

— Нет, они не разбойники. Они смелые и независимые люди и молча сносить несправедливые притеснения не могут.

Судья пришел в ярость. Он решил, что этот юноша принадлежит к так называемым «новым бенгальцам», которым образование окончательно вскружило голову.

— Insufferable! [40] Невыносимо! (англ.) — пробормотал он про себя и добавил строгим тоном: — Вам совершенно неизвестны особые условия, которые существуют здесь…

— Но вам они, по-видимому, известны еще хуже! — прогремел в ответ Гора.

— Вот что, — холодно сказал судья, — предупреждаю, что если вы хотите вмешиваться в гхошпурские дела, то так просто вам это не пройдет.

— Поскольку вы настроены против крестьян и не собираетесь прекратить бесчинства полиции, мне не остается ничего другого, как вернуться в Гхошпур и попытаться убедить людей, что они сами должны бороться с притеснениями.

Судья резко повернулся к Горе.

— Вот как? — закричал он. — Наглец!

Ничего не ответив, Гора медленно пошел прочь.

— Что сталось последнее время с вашими соотечественниками? — с презрением спросил судья, обращаясь к своему спутнику. — Чем вы можете объяснить это, Харан-бабу?

— Это только показывает, что образование их недостаточно глубоко, — снисходительно пояснил Харан-бабу. — Никто не заботится об их духовном и нравственном воспитании, и в результате они оказались не в состоянии воспринять все лучшее, что есть в английской культуре. Слепая зубрежка и полное отсутствие моральных основ привели этих неблагодарных к тому, что они не понимают — не могут понять, — что английское правление ниспослано Индии самим провидением.

— Пока они не признают Христа, духовная культура будет недоступна этим людям, — наставительным тоном заметил судья.

— В известном смысле вы правы, — согласился Харан и пустился в умные рассуждения на тему, в чем он согласен и в чем расходится с христианской точкой зрения. Судья тоже увлекся этой беседой и не заметил, как пролетело время. Только когда жена, проезжая мимо, окликнула его: «Гарри, не пора ли домой!» (она уже завезла в бунгало дочерей Пореша-бабу и теперь возвращалась обратно) — он вдруг опомнился и взглянул на часы.

— Вот же черт! Уже двадцать минут девятого! Я очень приятно провел с вами вечер, — сказал он Харану, садясь в коляску и крепко пожимая ему руку.

Вернувшись в бунгало, Харан-бабу подробно рассказал о своей беседе с судьей, но о внезапном появлении Горы не обмолвился ни словом.

Сорок семь крестьян были брошены в тюрьму без суда и следствия, просто так, чтобы нагнать страха на всех остальных.

После встречи с судьей Гора отправился на поиски адвоката. Он слышал, что лучший адвокат в этой округе некто Шаткори Халдар, и решил обратиться к нему.

Увидев его, Халдар воскликнул:

— Ба, Гора! Ты что тут делаешь?

Шаткори, как и думал Гора, оказался его старым школьным товарищем.

Гора объяснил, что хотел бы подать прошение судье об освобождении на поруки арестованных в Гхошпуре крестьян.

— А кто выступит в качестве поручителя? — спросил Халдар.

— Я, конечно.

— Разве ты сможешь внести залог за сорок семь человек?

— Если они согласятся отпустить крестьян на поруки, то требуемую сумму я готов внести.

— Для этого понадобится немало денег…

На следующий день в суд было подано прошение об освобождении крестьян на поруки. При первом взгляде на подателя — высокого юношу в пыльной одежде, с чалмой на голове — судья узнал в нем вчерашнего смельчака и без разговоров отказался принять прошение. В результате заключенные, среди которых были четырнадцатилетние мальчишки и восьмидесятилетние старики, должны были оставаться в тюрьме.

Гора попросил Шаткори взять на себя защиту этих несчастных.

— А где ты найдешь свидетелей? — возразил адвокат. — Все они сидят в тюрьме, а остальные так запуганы расследованием, которое велось после нападения на англичанина, что и пикнуть не смеют. Судья дошел до того, что подозревает в заговоре местную интеллигенцию. Если я возьмусь за это дело, он, возможно, станет подозревать и меня. Английские газеты все чаще пишут, что местному населению нельзя давать слишком много воли, иначе беззащитные, беспомощные англичане скоро не смогут жить за чертой города. Хотя пока что именно нам, индийцам, становится невозможно жить в своей собственной стране. Как будто я не знаю, как ужасен произвол, царящий вокруг, однако бороться с ним не в наших силах.