Мариано де Ларра - Сатирические очерки

Вам следует знать, что, принявшись за статью «Вымогатели», я преследовал три цели. И первая из них: заявить о том, что в любом дурно устроенном обществе само общество более повинно в большинстве преступлений, чем те, кого оно объявляет преступниками.

Такова первая часть моей статьи. Если бы, прежде чем писать для Испании, вы снизошли до знакомства с нашими нравами и хотя бы мимолетного взгляда на наше законодательство, вам стало бы ясно, что абсолютных истин не так уж много, как вы полагаете, и что в политике и в законодательстве большинство истин соотносятся с характером страны, в которой они существуют.

В Англии вы были бы совершенно правы: в Англии, где с 1215 года в Великой Хартии зафиксированы права гражданина; где помимо великого конституционного принципа, что король не имеет права изменять размеров налога без согласия Общинного совета (единственное, в чем мы стоим выше Англии, потому что там Общинный совет составлялся из высшей знати, а у нас этот же принцип осуществлялся доверенными представителями городов, имевших голос в кортесах), где помимо этого принципа, говорю я, имеет место защита прав и свободы любого гражданина и статьей 48-й установлено, что нельзя ни арестовать, ни заключить в тюрьму, ни лишить имущества, одежды и свободы, ни причинить смерть кому бы то ни было и в какой бы то ни было форме, если он к этому не присужден равными ему в соответствии с законами страны, и что правосудие не может быть подкуплено, отвергнуто или пристрастно; в Англии, где не престол уничтожал свободу, как у нас в правление Карла I, а, наоборот, свобода уничтожала престол в дни своего торжества; [448]где права народа, вместо того чтобы, как в Испании, исчезать, укреплялись все более и были окончательно подтверждены в 1688 году биллем о правах, поставленным в качестве условия принцу Оранскому, Вильгельму III, [449]при его восшествии на престол духовными и светскими князьями и представителями общин, собравшимися в Вестминстере; в Англии, где народу никогда не приходилось просить свободы печати, потому что никогда ни одному законодателю не случалось ставить запрет на мысли; в Англии, где на человека из народа давит лишь несправедливость господствующей в стране аристократии, где человек из народа может пожаловаться только на отсутствие работы; в Англии общество – не призрак, оно оберегает и защищает своих членов; в Англии действительно, как вы справедливо указываете, был бы софистом тот, кто осмелился бы сказать то, что я счел необходимым вложить в уста испанского общества.

Но известно ли вам положение дел в Испании? Известно ли вам, что в Испании всегда арестовывали и ссылали кого угодно? Известно ли вам, что еще несколько месяцев назад в сарагосской тюрьме находился человек, который провел в заключении тридцать шесть лет и полагал, что все еще правит Карл IV, хотя с тех пор было отречение в Аранхуэсе, [450]был Наполеон, была помощь нашей союзницы Англии, была Конституция 1812 года, была первая реставрация, кончина короля, амнистии, XIX век и Королевский статут? Известно ли вам, что по нашим законам в случаях, когда плебей обращается к священнику с намерением сочетаться браком с дочерью дворянина, которая отдает себя под охрану закона, хотя бы для того, чтобы найти защиту от тирании отца, этот последний может воспрепятствовать браку из-за неравенства состояний? Известно ли вам, что ныне, в дни свободы, хватают нищенствующего простолюдина и насильно помещают его в Сан-Бернардино, [451]где его заставляют трудиться? Общество имеет право объявить преступлением бродяжничество и нищенство и может наказать за это только тогда, когда каждому, кто просит работы, она может быть предоставлена. Если и после того, как общество обеспечит работой всех желающих, еще останутся нищенствующие, оно будет иметь право наказать их, но не помещать насильно в какой-либо работный дом, ибо человек имеет право не работать, даже умирая от голода: в самом себе он несет свое наказание.

Известно ли англичанину, что в Испании тюрьмы и другие места заключения – это дома разврата и преступлений, и тот, кто входит туда невинным или виновным в небольшом проступке, выходит оттуда законченным негодяем или убийцей? И кто же должен нести за это ответственность, если не общество? Если бы в Испании, как в Соединенных Штатах, тот, кто за небольшой проступок попадает в исправительный дом, выходил оттуда с капиталом, если бы это заведение сохраняло за ним плату за его труд, английский путешественник был бы прав, называя нас софистами.

Может быть, вам, господин путешественник, довелось слышать о некоем Хайме-Бородаче, знаменитом разбойнике, который объявил войну обществу и вел ее в течение многих лет, пока не был побежден? Какие-то дворянчики из Кребильете шутки ради украли нескольких баранов и мирно закусили ими, бросив кожи убитых животных. Кожи были найдены на скотном дворе Хайме, и он был осужден на каторжные работы. Преступный мир каторжан довершил то, что родилось из горечи невинного осуждения, и он вышел с каторги, чтобы уже не опускать оружия вплоть до самого подножия виселицы. Кто же виноват? И чем был обязан обществу Хайме-Бородач?

Два дня тому назад человек, ехавший в коляске, сшиб простолюдина; тот потребовал возмещения за свои разбитые кувшины. Появляется полицейский, он выслушивает простолюдина, но, посмотрев на человека в коляске, поворачивается к простолюдину спиной, бормоча: «Ну и ну!» А если этот человек собственной рукой восстановит справедливость, кто будет виноват?

И это называется обществом? Какой защитой ему обязаны мы, те, кого грабят ночью и днем на улицах, в наших собственных домах, на королевских дорогах? В стране, где некогда всецело царили «Ребята Эсихи», [452] хотят, чтобы мы поддерживали……………………………………………………

(Статья осталась незаконченной и опубликована лишь после смерти автора.)

Господин редактор, в первом письме, которое было опубликовано после моего возвращения из-за границы, я объяснил мотивы, побудившие меня направить рукопись в газету, которой вы руководите.

Я всегда был независим в своих мнениях и не принадлежал ни к одной из тех партий, которые, к несчастью, разделяют наше общество. Я пишу вот уже много лет и не претендую ни на министерский пост, ни на какую-либо иную должность, я не примыкаю также ни к одной из литературных школ; у меня всегда была только одна цель – по мере сил и возможностей способствовать процветанию моей страны и быть полезным возможно более широкому кругу моих читателей, Я полагал, что для достижения этой цели необходимо встать на защиту правды и разума; я полагал также, что буду сражаться оружием, которое больше всего подходит, направляя его против всего того, что, по моему мнению, является половинчатым, несправедливым пли достойным осмеяния.