Лев Мей - Стихотворения

В сиянии лучей".

- О, милая, не встать мне:

Еще не зажила

Та рана, что мне в сердце

Ты словом нанесла.

"Тихонько рану, Гейнрих,

Рукою я зажму,

И заживлю я рану,

И в сердце боль уйму".

- О, милая, не встать мне:

Мой лоб еще в крови -

Пустил в него я пулю,

Сказав "прости" любви.

"Тебе кудрями, Гейнрих,

Я рану обвяжу,

Поток горячей крови

Кудрями удержу".

И так меня просила,

И так звала она,

Что я хотел подняться

На милый зов от сна;

Но вдруг раскрылись раны,

И хлынула струя

Кровавая из сердца,

И… пробудился я.

(1 сентября 1858 г.)

Да, в моем ликует сердце

Бог любви, и на фанфаре

Он трубит: "Да будет счастье

С королевою Помаре".

Не про ту - не с Отаити,

Разных миссий ученицу,

Про другую говорю

Я дикарку и царицу.

Дважды каждую неделю

Свой народ она чарует

И в саду Мобиль канкан

С резвой полькою танцует.

В каждом жесте, в каждой позе -

С бедр до икор - королева;

Вся - величье и краса

Необузданная дева.

Да, в моем ликует сердце

Бог любви, и на фанфаре

Он трубит: "Да будет счастье

С королевою Помаре".

Она танцует. Стан ея

Волнист и гибок, как змея -

И вот вспорхнула, полетела, -

И рвется вслед душа из тела!

Танцует - вьется как стрела;

Но вдруг застыла, замерла,

Призывно вытянула руки…

Спаси, господь, меня от муки!

Танцует. Так была должна

Плясать пред Иродом она,

Младая дщерь Иродиады…

Огнем зловещим брызжут взгляды -

Сведет с ума меня она…

Скажи: чего тебе, жена?

Смеешься?.. Ликторы! Живее!

Казнить пророков в Иудее!..

За черствый хлеб вчера она

Грязь месить была должна;

А сегодня пред толпою

Городо мчится четвернею,

И к подушке шелков'ой

Чернокудрой головой

Припадает, озирая,

Как бежит толпа густая.

Эта роскошь, этот вид

Сердце мне в тисках щемит:

Ах, ты с этой колесницы

Ступишь прямо в дверь больницы -

Встретит смерть тебя с косой

И покончит все с тобой.

И прозектор безобразный,

На больничной лавке грязной,

Неуклюжею рукой

Вскроет труп изящный твой…

Эти кони так же скоро

Будут в лапах живодера…

Но не то судьба сулила

И не так гневна была.

Слава богу, ты забыла

Все и мирно умерла.

Ты в светелке опочила

Бедной матери своей,

И она тебе закрыла

Звезды гаснувших очей

Пелену тебе купили

Гроб, могилку у стены…

Правда, похороны были

Как - то жалки и бедны:

[Не тянули "со святыми"

Ни попы, ни певчих хор - ]

За носилками твоими

Шли твой пес и твой фрезер.

"Ах, как часто я Помаре, -

Парикмахер прошептал: -

Неодетой, в будуаре,

Косу черную чесал".

Пес доплелся до кладбища

И вернулся от ворот:

У Махровой Розы пища

И приют бедняжку ждет.

Помнишь Розу - провансалка?

Ей недавно повезло…

Как тебя она, нахалка,

Клеветой язвила зло!

Но, безумная царица

В опозоренном венце,

Соблюла тебя десница

Пресвятая при конце.

(Милосердой волей бога

Двери неба отперты

Для тебя, затем, что много

На земле любила ты!)

(22 сентября 1859 г.)

Да, Рейн! В Дюссельдорфе у нас карнавал!

Горит восковыми свечами

Весь замок, и музыкой весь потрясен,

И маски пестреют толпами…

Танцует в толпе герцогиня сама;

Смеется - и так непритворно:

Ее кавалер - молодец напоказ,

И все в нем - изящно - притворно.

Из черного бархата маска на нем;

Под маскою взор расколенный

Весельем горит, как булатный кинжал,

Полу из ножон извлеченный.

Ликует, беснуясь кругом, карнавал

И пару почетную славит,

И шепотом ей с Коломбиной Пьерро

Забавные шутки картавят.

А трубы покуда гремят и гремят,

Ревет контрабас полоумный…

Но кончился танец - и вот наконец

Замолк и оркестр многошумный.

"Прошу вашу светлость! Увольте меня:

Мне надобно тотчас быть дома… "

Смешно герцогине: "О нет, кавалер,

Я с вами так мало знакома! "

"Прошу вашу светлость! Увольте меня:

Я - выродок казни и ночи… "

Смешно герцогине: "О нет, кавалер,

Позвольте всмотреться вам в очи! "

Напрасно упрашивал женщину он:

Насмешки меняя на ласку,

Насильно с лица у него сорвала

Светлейшая черную маску.

"Палач! - закричала кругом их толпа: -

Из Бергена! " Все с перепугу

Отхлынули прочь. Герцогиня сама

Упала в объятья супругу.

Но герцог умен был: сумел похвалой

Загладить позор он и пени.

Он меч обнажил и сказал палачу:

"Любезный мой, стань на колени!

Ударом меча посвящаю тебя

Я в рыцари, в честь герцогини,

И благо ты шельм, так и будь же ты Шельм,

Но только фон Берген, отныне".

И стал паладином и предком палач

Всех Шельмов фон Берген… С годами

Прославился род их на Рейне… Теперь

Покоятся все под плитами.

(10 июля 1860 г.)

Только к дочери вошел

Царь в чертоги золотые -

Засмеялась и царевна,

И рабыни молодые.

Засмеялись и арабы;

Даже евнухам потеха;

Даже мумии и сфинксы

Чуть не лопнули от смеха.

Говорит царевна: "Вора

Я поймала, да слукавил:

Хвать его, а он в руке мне

Руку мертвую оставил.

Поняла его теперь я -

Он и ловок и не робок;

Крадет мимо всех задвижек,

Всех замков, крючков и скобок.

У него есть ключ волшебный,

И, когда придет охота,

Отпирает им он двери

И решетки и ворота.

Я не дверь ведь запертая -

И хоть клад твой сберегала,

Да и свой клад девичий

Нынче ночью прогадала".

Так с отцом царевна шутит -

И порхает по чертогу;

Снова евнухи и слуги

Рассмеялись понемногу.

А наутро целый Мемфис

Засмеялся; к крокодилам

Весть дошла - и те всей пастью

Засмеялися над Нилом,

Как на нильском на прибрежье

Стал глашатай - с ним и свита -

И прочел, при звуках трубный,

Он рескрипт от Рампсенита.

"Рампсенит, царь над царями

И владыка над Египтом,

Верноподданным любезным

Возвещает сим рескриптом:

В ночь на третие июня

Тысяч… такое лето

Перед рождеством Христовым, -

Вот когда случилось это, -

Из сокровищницы нашей

Тать похитил непонятно

Много камней драгоценных,

И потом неоднократно

Похищал. Затем - то н'а ночь

Пред казной у самой двери

Нашу дщерь мы положили,

Но не дался тать и дщери.

Прекратить татьбу желая,

А притом - для возвещенья

Симпат'ии нашей к татю

И любви и уваженья -

Нашу дщерь ему в супруги

Отдаем беспрекословно

И наследником престола

Признаем его любовно.

Но, как будущего зятя

Место жительства безвестно -

Сей рескрипт ему объявит

Нашу милость повсеместно.