Ихара Сайкаку - Рассказы из всех провинций

— Вот такие дела, Ситиэмон-доно. А холода уже не за горами. Вряд ли люди врут.

— Да мне и во сне не могло такое присниться, — ответил сват и, озадаченный, удалился.

Как только наступили холода, отвергнутая Сэйдзо жена принарядилась и вместе с матерью вышла из дома, чтобы посетить каждого из пяти его товарищей, столь жестоко ее оговоривших. В кимоно модной раскраски, подол которого изящно отгибался при каждом шаге, молодая женщина казалась еще прелестней, чем обычно, все на нее так и заглядывались.

Каждому из друзей Сэйдзо она говорила:

— Холода наступили, а я, как видите, совершенно здорова. Даже простуда меня не берет.

Напоследок она явилась к своему бывшему мужу и, сказав ему:

— Ничего худого со мною не приключилось, можете сами убедиться! — тотчас же удалилась.

Только теперь Сэйдзо понял, что друзья нарочно ввели его в заблуждение, чтобы разлучить с любимой женой. А тут еще, как назло, все знакомые не переставали удивляться:

— Почему вы расстались со своей красавицей женой? И добрая она, и приветливая. Да такие женщины встречаются одна на тысячу.

Они жалели Сэйдзо, как будто он лишился всего своего состояния. А кое-кто добавлял:

— Говорят, она снова собирается замуж. Счастливчик тот, кому достанется такое сокровище. — При этих словах сердце у Сэйдзо готово было разорваться от боли.

Между тем близился новогодний праздник, однако Сэйдзо не стал приводить в порядок свои дела, решив, что теперь это ни к чему, ведь встречать Новый год ему было не с кем. Жизнь окончательно ему опротивела, и с утра до вечера он только и знал, что повторять: «Вот жалость-то, вот досада!»

Перед праздником он не сделал себе щегольской прически, не заказал новое нарядное кимоно, не стал украшать горку Хорай, не купил лангустов, не поставил у ворот украшение из сосны и бамбука. [111] Хорай (кит. Пэнлай) — мифический остров в океане с горой Счастья. По даосскими поверьям, там обитают бессмертные. В старину на Новый год в японских домах устанавливали миниатюрную горку Хорай, украшая ее ветками сосны, папоротника и торрейи, а также лангустом и апельсином дайдай, считающимися символами счастья и долголетия. Ворота домов также украшались ветками сосны и бамбуком. Этот обычай сохраняется и в современной Японии. «Зачем, если рядом нет жены?» И Сэйдзо решил вовсе не вставать с постели.

В первый день Нового года ярко светило солнце, на небе не было ни облачка. Когда перед домом Сэйдзо послышались голоса пришедших поздравить его с праздником, он натянул на себя одеяло и приказал слуге:

— Ступай скажи им, что я маюсь животом и не встаю.

Как раз в это время мимо его дома проходила свадебная процессия. Взрослые задорно выкрикивали: «Окатить жениха! Окатить жениха!» [112] «Окатить жениха! Окатить жениха!» — В соответствии со старинным японским обычаем, в новогодний праздник новобрачного полагается облить водой. Им вторили ребятишки.

Сэйдзо вскочил с постели и выглянул на улицу.

— О, никак, это Магоскэ из нижней части города, — воскликнул он. — На ком же он женится?

— Еще в начале зимы они с невестой обменялись свадебными подарками, — отвечал слуга Тароскэ. — А женится он на вашей бывшей супруге.

Тут Сэйдзо не выдержал и с возгласом: «О, наказание!» — бросился к себе в комнату.

После этого ничто уже не влекло Сэйдзо к суетному миру, и он влачил безрадостные дни. И вот однажды он решил убить пятерых своих приятелей, обманом заставивших его расстаться с женой, равной которой не найти на свете, а затем и самому свести счеты с жизнью. Отперев сундук, он вытащил оттуда короткий меч и, как был, с растрепанными волосами, которые в последний раз причесывал дней за десять до Нового года, помчался к Хикодзаэмону.

В доме Хикодзаэмона новогодний праздник шел полным ходом. Все домочадцы выглядели помолодевшими в нарядных кимоно. Перед домом были развешаны симэ, [113] Симэ — здесь: новогоднее украшение в виде толстой соломенной веревки с прикрепленными к ней апельсинами, водорослями, лангустами, листьями папоротника и другими символами счастья и долголетия. Вывешивается над воротами или перед входом в дом. Считается, что дом, украшенный симэ, недоступен вторжению нечистой силы. обещая его обитателям не меньше тысячи лет счастливой жизни. В руках у всех были чарки с сакэ.

— Где Хикодзаэмон? — вскричал Сэйдзо, ворвавшись в дом.

— Он отправился к знакомым с новогодними поздравлениями, — ответили ему.

— Имейте в виду, — пригрозил Сэйдзо, — если он прячется от меня где-то в доме, ему несдобровать! Я все переверну вверх дном! — Сэйдзо выхватил меч из ножен и принялся носиться по дому, заглядывая в каждый угол. Испуганные ребятишки выскочили на улицу, забеспокоились люди в соседних домах.

— Что там стряслось? И это в новогодний праздник! — возмущались соседи, спеша запереть двери.

Поскольку Хикодзаэмона и вправду дома не оказалось, Сэйдзо помчался к Мацуэмону, затем к Токускэ, но никого не застал — все ушли в гости с новогодними поздравлениями. Пока Сэйдзо перебегал от дома к дому, размахивая обнаженным мечом, встречавшиеся ему по дороге люди холодели от страха.

— Слыханное ли дело устраивать в праздник такое бесчинство?! — негодовали они. — Да это же настоящий разбой. Уймите негодяя!

Многие, завидев его, бросались наутек, опрокидывая впопыхах выставленные у ворот украшения из сосны и бамбука.

Наконец Сэйдзо прибежал к учителю пения Буэмону. Тот оказался дома, и хотя Сэйдзо изрядно напугал его своим видом, учитель сказал:

— Прежде всего успокойтесь. Я помогу вам исполнить ваше желание.

Из уважения к учителю Сэйдзо несколько утихомирился. Буэмон же тем временем позвал старейшину улицы, на которой жил Сэйдзо. Тот попытался было урезонить Сэйдзо, но Сэйдзо и слушать его не стал. Тогда Буэмон призвал на помощь настоятеля храма, к которому был приписан Сэйдзо, а также врача Сюнтоку и старейшин всех четырех районов города, и им в конце концов удалось уговорить Сэйдзо оставить мысль о мщении.

— Ладно, — согласился Сэйдзо. — Так и быть, я не стану их убивать, но в отместку разлучу их с женами.

На том и порешили.

Сэйдзо сразу же приступил к осуществлению задуманного. Являясь в дом каждого из своих бывших приятелей, он собственноручно складывал вещи их жен и одну за другой отправлял к родителям. У некоторых из них был полон дом ребятишек, и они безмерно горевали, вынужденные ни с того ни с сего разлучаться с мужьями. Жене Буэмона минул уже шестьдесят один год, но даже ее Сэйдзо не пощадил.

— Мы с мужем прожили сорок три года, — сетовала старушка. — До чего же злая судьба выпала нам, раз приходится на старости лет расставаться. — Ей в самом деле было от чего горевать.