Эптон Синклер - Джимми Хиггинс

— Здорово.

— Здорово так здорово,— буркнул тот, окидывая Джимми оценивающим взглядом.

— Если бы я у вас тут нанялся, когда бы я мог уехать во Францию? — спросил Джимми.

— Сегодня же вечером.

— Ты что, шутишь?

— Зачем шутить? Мне не за это деньги платят! А что это тебе загорелось? — полюбопытствовал солдат.

— Да вот боюсь, не застрять бы в лагере.

— Не застрянешь, если знаешь свое дело. Ты кто?

— Механик; я чинил велосипеды и в мотоциклах тоже немного разбираюсь.

— Заходи! — И солдат повел Джимми в помещение, к сержанту, сидевшему за письменным столом.— Тут механик пришел,—сказал он,—рвется поскорей на работу. Небось от жены удирает.

— Как раз сегодня вечером мы отправляем партию в лагерь,— сказал сержант.

— В лагерь? — переспросил Джимми.— А я хочу во Францию!

Сержант улыбнулся:

— Но как же мы пошлем вас туда, не проверив?

— Да, конечно,— отозвался Джимми, охваченный сомнением. Он боялся ловушки: запишут механиком, а погонят, чего доброго, воевать!

— Если вы действительно специалист своего дела, можете не беспокоиться: вас непременно пошлют во Францию. Нам люди нужны срочно, зря вас не задержим.

— Тут еще такая штука,— сказал Джимми,— может, вы меня и не возьмете, когда узнаете, кто я. Ведь я социалист.

— А я думал — механик,— возразил сержант.

— Я и то и другое. Я участвовал в стачке на заводе «Эмпайр» года два назад и попал в черный список. На большие заводы меня теперь не берут.

Сержант усмехнулся:

— Значит, из такого города наверняка уехать не жалко.

— Но вам-то годится такой человек? — не унимался Джимми.

— Нам годится каждый, кто понимает толк в машинах и будет вкалывать как дьявол ради победы над немцами. Если ты такой человек, то нам дела нет до твоей религии. У нас уже набрана партия, сегодня всех вас вместе и отправим.

— Фу ты! — вырвалось у Джимми. Он ожидал, что у него будет время разузнать обо всем подробно и поразмыслить, что он успеет повидать друзей и попрощаться с ними. Но сержант хранил строго деловой вид. Он был абсолютно, непоколебимо убежден, что всякий, кто ест честный хлеб, только и жаждет бить гуннов. Джимми, сам проявивший сначала такую спешку, не мог уже идти на попятный: «Да вот не знаю, не решил еще...» И тут-то капкан захлопнулся — чудовище по имени Милитаризм уловило Джимми Хиггинса в свои сети.

— Садитесь! — приказал сержант испуганному социалисту, и тот присел на стул у письменного стола.

— Имя и фамилия?

— Джеймс Хиггинс.

— Ваш адрес?

— Временно живу у приятеля.

Адрес этого приятеля? Последнее место работы? Что там делал? Рекомендации? Джимми не мог сдержать усмешки, подумав, какое впечатление должна произвести ка этого солдафона его биография, Последний раз выгнан с занесением в черный список с автомобильного завода в Айронтоне; выгнан с занесением в черный список с завода «Эмпайр»; здесь, в Лисвилле, сидел в тюрьме за агитацию на летучих городских митингах; был арестован по делу Кюмме и Генриха фон Гольца по подозрению в соучастии. Сержант, до сих пор бесстрастно записывавший все факты, при упоминании о взрыве вопросительно поднял голову.

— Только я к этому не имел ни малейшего отношения! — поспешил заверить его Джимми.

— Это еще надо доказать!

— Я уже доказал.

— Кому?

— Мистеру Хэрроду, местному представителю министерства юстиции.

Сержант снял телефонную трубку и вызвал коммутатор здания почтамта. Джимми мог слышать только половину беседы. Не будет ли мистер Хэррод любезен заглянуть в дело Джеймса Хиггинса, который ходатайствует о принятии его на работу по технической части в моторизованных войсках? Последовала пауза. Джимми не слышал, что отвечал мистер Хэррод, и сильно волновался. Впрочем, все оказалось в порядке. Сержант повесил трубку и успокоительно сообщил:

— Он говорит: «Балда. Поздравьте его, говорит, что наконец-то поумнел!»

Джимми пришлось удовольствоваться этим сомнительным комплиментом, и он начал отвечать на вопросы, касающиеся его специальности. А кто-нибудь на заводе «Эмпайр» мог бы это подтвердить? Сержант собрался было позвонить туда, но передумал: если человек работал на машиностроительном и в мастерской велосипедов, то он в армии без дела сидеть не будет! Каждый сейчас пригодится, когда такая нехватка рабочих рук!

— Какой у вас рост? Вес не имеет значения,—добавил сержант,— там подкормят!

Врачебная комиссия находилась в верхнем этаже. Джимми велели снять куртку и рубаху, ему измерили грудь, выслушали сердце и легкие, сосчитали зубы, заглянули в нос и проделали еще десятка два разных манипуляций. Конечно, кое-что у него было и не совсем в порядке, но не настолько уж, чтобы забраковать человека. Врач записал на листе бумаги какие-то цифры и под ними черкнул свою фамилию, после чего Джимми в сопровождения солдата вернулся вниз.

И вот уже перед ним на столе вербовочный бланк, а в руке перо, обмакнутое в чернила. Его не сочли нужным спросить: «Продумал ли ты этот шаг? Ведь назад не будет пути!» Зачем? Сержант-вербовщик не допускал даже мысли, что Джимми мог явиться с несерьезными намерениями. Он сидел, строго и повелительно глядя на свою жертву, всем своим видом как бы говоря: «Даром, что ли, я тратил время на все эти вопросы и записывание ответов, на взвешивание, обмеривание и прочее и прочее?» Если бы Джимми сейчас не захотел подписать эту бумагу, ох, какая лава ругани низверглась бы на него!

Поэтому он даже не стал ее читать, а просто вывел внизу свою подпись.

— Ну, так,— сказал сержант,— поезд уходит сегодня в девять семнадцать вечера. Я буду на вокзале и вручу вам билет. Явка обязательна. Имейте в виду, теперь вы обязаны подчиняться воинской дисциплине!

Последние слова были сказаны уже совсем другим тоном. У Джимми дрогнуло сердце, и он вышел на улицу с ощущением сосущей боли под ложечкой.

Джимми поспешил сообщить свою новость товарищу Станкевичу. Тот восторженно обнял его и закричал: «Значит, встретимся во Франции!» От Станкевича Джимми пошел к Эмилю, который обрадовался не меньше, услышав о его решении. Джимми ужасно захотелось найти товарища Шнейдера и рассказать ему тоже. Он вдруг почувствовал странную враждебность к Шнейдеру. Хорошо бы выложить ему все начистоту, крикнуть: «Очухайся, болван, выкинь из головы идиотские бредни, все равно твой кайзер не победит!»

Вспомнил Джимми и о других, но идти к ним не собирался. Например, товарищ Мэри Аллен — нет, пусть лучше она узнает об этом, когда он станет недосягаем для ее острого язычка! Подумал Джимми и об Эвелин. Быть может, он больше никогда с ней не встретится, а если и встретится, то, пожалуй, она не захочет с ним разговаривать! Но Джимми отогнал грустную мысль. Он идет на войну, теперь и печали и радости любви — все по боку!