Уильям Теккерей - Дневник Кокса

Это был наш первый званый обед, приготовленный новым поваром мусье Кордонгблю. Я не сплоховал. Отведал просто филю де соль аламатерьдо теля, котлеты шаляй-валяй, ля пуль при косе и другие французские блюда. А уж искристого сладкого винца в бутылях с жестяными пробками, по названию шампунь, мы с миссис Коукс, надо сказать, испили вволю (кларет и джоннисбергское оказались чересчур кислы и не пришлись нам по вкусу). Обед, как я говорил, был на славу; леди Бланш Блюнос сидела рядом со мной и была так мила, что записала меня на полдюжины штук каждой из ее поэм; граф и барон фон Понтер пригласили Джемайму Энн на несколько вальсов, а фельдмаршал знай подливал моей Джемми шампунь, покуда носик моей супруги не сделался красным, как ее атласное платье, в котором она, да еще с голубым тюрбаном на голове, украшенным перьями райской птицы, выглядела, могу поклясться, как королева.

После обеда миссис Коукс и дамы удалились.

Бам-ба-бам-бам! — застучали у дверей; тили-пили, тшш-пшш, — настраивали скрипки скрипачи мистера Уипперта; около половины двенадцатого я и джентльмены сочли, что давно бы пора выйти к гостям. И вдруг мне даже худо стало при мысли, что я сейчас, вот так, скопом, увижу сотни две именитых особ. Но граф Мазилб и сэр Гормон О'Галахер подхватили меня под руки, и так мы наконец добрались до залы.

Молодые люди танцевали, а герцогиня и другие знатные дамы восседали, беседуя между собой, и преважно уписывали мороженое да марципуны. Я поискал глазами мою малышку Джемайму Энн — вижу, она сигает по залу с бароном фон Понтером, отплясывая танец по названию "галопард". Потом я глянул на кружок герцогини, ожидая, что найду там миссис Коукс. Но моей супруги среди них не оказалось! Она сидела в дальнем конце залы, в уголку, с очень надутым видом. Я направился за ней, взял ее под руку и повел к герцогине.

— О, только не туда! — воскликнула Джемми, стараясь высвободить руку.

— Глупости, дорогая моя, — возразил я. — Ты хозяйка, и твое место здесь. — И, подойдя к ее светлости герцогине, сказал: — Мы с моей хозяйкой, оба-два, очень даже гордимся честью завести с вами знакомство.

Герцогиня — дюжий рыжий гренадер, а не особа женского пола — не соизволила мне ответить.

Я продолжал:

— Молодые, они, видите, как наяривают, сударыня, вот мы и придумали подсесть к старичкам. У нас с вами, сударыня, видать, уже и кости не гнутся для танцев.

— Сэр?! — вымолвила ее светлость.

— Сударыня, — говорю я. — Неужто вы меня не признали? Я же Коукс. Никто меня вам так и не представил. Но, черт побери, это же мой дом, стало быть, я и сам могу представиться. Вашу руку, сударыня.

И я пожал ей руку самым сердечным манером. Но, поверите ли, старая кошка вдруг завизжала, будто у меня не рука, а раскаленные шипцы.

— Фитзурс! Фитзурс! На помощь!

Тут все вдовствующие повскакали с мест, а танцоры подбежали к нам.

— Мама! Мама! — верещала мисс Джулия Норт-Поул.

— Ведите меня к моей матери! — взвыла леди Аврора, и обе кинулись на шею ее светлости.

— Что тут стряслось? — спросил лорд Фитзурс, важно вышагивая к нам.

— Защитите меня от оскорблений этого олуха! — говорит ее светлость. Где Тафтхант? Он обещал, что ни одна душа в этом доме не заговорит со мной.

— Дорогая герцогиня… — очень кротко начал Том Тафтхант.

— Довольно, сэр. Вы же обещали, что со мной тут не будут разговаривать? А этот мерзкий пьянчужка собрался меня обнимать! А его страшилище жена опротивела мне своей навязчивостью! Зовите слуг, Тафтхант. Дети мои, за мной!

— И мою карету!

— И мою!

— И мою! — кричали десятка два голосов.

И все гости кинулись в прихожую, — леди Бланш Блюнос и леди Макс самыми первыми. Остались только фельдмаршал да двое джентльменов, которые так покатывались со смеху, что чуть не лопнули.

— О Сэм! — рыдала моя женушка. — Зачем ты повел меня к ним? Они же меня прогнали. Я только спросила, не сдается ли ей, что фруктовый сок с ромом куда лучше всех этих курасосов да максаринов. И, представь себе, все они как захохочут. А герцогиня сказала, чтобы я убралась подальше и не смела заговаривать, пока не спросят. Эдакая наглость! Да я бы ей глаза выцарапала!

И будьте уверены, моя драгоценная Джемми так бы и сделала!

С балом мы так оскандалились, что моя Джемми, все еще в погоне за знатным обществом, с радостью подхватила предложение капитана Хламсброда поехать в наше поместье Таггериджвиль. Если в городе нам было нелегко найти друзей, то здесь это стало куда как просто. Все графство съезжалось к нам, гости у нас обедали, ужинали, танцевали на балах, да еще и разговаривали с нами. Мы взаправду превратились в важных господ. Я заделался настоящим помещиком, а уж коли так, то Джемми требовала, чтобы я занимался спортом и принимал участие в охоте графства.

— Но, душенька, — говорил я, — я же не умею ездить верхом.

— Чепуха, мистер Коукс, — возражала она. — Вечно вы ставите палки в колеса. Вы уверяли, что не научитесь танцевать кадриль, что не привыкнете обедать в семь часов вечера. Вы уверяли, что не улежите в постели позднее шести часов. Но разве вы всему этому не научились? Вы должны ездить верхом и будете ездить.

А когда моя Джемми говорит: "Должны и будете", — спасения нет. Поэтому я послал пятьдесят гиней в охотничье общество и, как видно из уважения ко мне, на следующей же неделе получил уведомление, что место сбора с гончими Скуоштейлская поляна, у самых моих ворот.

Мне было невдомек, что это все означает, и мы с миссис Коукс сошлись на том, что скорее всего в этом месте собак кормят. Но Хламсброд все нам растолковал и великодушно пообещал уступить мне своего коня, писаного красавца. Крайне стесненный в деньгах, он отдавал мне лошадь всего лишь за сто гиней, хотя сам уплатил полторы сотни.

И вот, стало быть, наступил четверг. Свору гончих собрали на Скуоштейлской поляне. Миссис Коукс подъехала в своей четырехместной коляске посмотреть, как мы отправимся в путь. И когда Хламсброд вместе со старшим конюхом взгромоздили меня на моего гнедого Трубача, я тотчас подался за ними.

Хламсброд сел на свою лошадь. Только мы шагом поехали по аллее, как он обратился ко мне:

— Вы же говорили, что ездили на лошади и что однажды отмахали чуть ли не пятьдесят миль?

— Так оно и было, — отвечал я. — В Кембридж ездил, на козлах.

— На козлах! А в седло вы когда-нибудь садились?

— Ни разу. Но это вроде бы не так и трудно.

— Однако ж, — заметил он, — для цирюльника вы смельчак. Мне, по нраву ваша отвага, Коукс.

И мы выехали за ворота.

Что до описания самой охоты, то честно признаюсь — сделать этого не смогу. Хоть и побывал я на охоте, но что оно такое, охота, почему лошади норовят скакать прямо в свору собак и давить их, почему все вопят: "Улюлю! Ату!" — почему собаки бегают тройками да четверками и что-то вынюхивают, а егерь их похваливает: "Молодец, Таулер, молодчина, Бетси"? А мы ему вторим: "Молодчи-на, Бетси, молодец Таулер"? Потом под улюлюканье с одного края и окрики с другого вдруг из нескольких собачьих пастей вырывается оглушительное: "Гав-ав, ав-ав!" — и парень в бархатной шапочке орет вперемешку с проклятьями, кои не стану здесь повторять: "За мной! В Рингвуд!" А потом кто-то горланит: "Вот она! Вот она!" — и вдруг все скопом, сломя голову, опрометью, во всю прыть, с улюлюканьем, воплями, криками ура, — синие фраки, красные фраки, гнедые лошади, серые лошади, собаки, ослы, мясники, баронеты, мусорщики и всякие сорвиголовы рвутся вперед через поляну за двумя-тремя псами, которые лают оглушительнее остальных. Зачем и почему ума не приложу, но только именно так оно все и происходило во второй четверг марта прошлого года на моих глазах.