Уильям Теккерей - Дени Дюваль

— Мисс Радж, прошу вас, продолжайте свои показания, — сказал секретарь суда.

Раджи рассказали, что когда они заподозрили меня в воровстве, то решили в мое отсутствие обыскать все мои шкафы и ящики и в одном из ящиков нашли две меченые монеты по полкроны, три шиллинга и медный пистолет, и все это теперь представлено в суд.

— Мы с приказчиком мистером Бевилом нашли в ящике деньги, и тогда мы позвали из лавки папашу и сбегали за констеблем мистером Билзом, — он живет через дорогу, — а потом воришка пришел из школы, и тут мы его схватили и привели сюда, ваша честь. Я всегда знала, что он кончит на виселице! прокричала моя супостатка мисс Радж.

— Как же так, ведь ключ от этого ящика у меня в кармане! — воскликнул я.

— Мы нашли способ его вскрыть, — сильно покраснев, сказала мисс Радж.

— Ну, если у вас был второй ключ… — вмешался доктор.

— Мы взломали его щипцами и кочергой — мы с Эдвардом, то есть, я хочу сказать, с мистером Бевилом, приказчиком, — сказала мисс Радж.

— Когда вы это сделали? — дрожащим голосом спросил я.

— Когда? Да когда ты был в школе, разбойник несчастный! За полчаса до того, как ты пришел обедать.

— Том Пэррот, Том Пэррот! Позовите Тома Пэррота, джентльмены, ради бога, позовите Тома! — вскричал я. Сердце у меня билось так сильно, что я едва мог говорить.

— Я здесь, Денни! — раздался из толпы голос Тома, и в ту же минуту он предстал перед почтенными судьями.

— Спросите Тома, доктор, милый доктор Барнард! — продолжал я. — Том, когда я показывал тебе мой пистолет?

— Утром, перед уроками.

— Как я это сделал?

— Ты отпер ящик, вынул из носового платка пистолет, показал его мне, потом достал два кремня, пороховницу пули и форму для отливки пуль, а потом положил все на место и запер ящик.

— А деньги там были?

— В ящике был только пистолет, пули и все остальное. Я туда заглядывал, он был совсем пустой.

— И после этого Дени Дюваль все время сидел рядом с тобою в школе?

— Да, все время… не считая того, когда учитель вызвал меня и выпорол, потому что я не выучил Кордериуса, — с лукавой усмешкой отвечал Том.

Тут все захохотали, а ученики Поукоковой школы услышав показания в пользу своего товарища, громко захлопали в ладоши.

Мой добрый доктор протянул мне руку через перила скамьи подсудимых, и, когда я пожал ее, сердце мое переполнилось и из глаз потекли слезы. Я подумал о малютке Агнесе. Что бы она почувствовала, если бы ее любимого Дени осудили за воровство? Благодарность моя была так велика, что радость оправдания намного превысила горечь обвинения.

А какой шум подняли ученики Поукока, когда я вышел из суда! Мы веселой гурьбой скатились с лестницы и, очутившись на базарной площади, снова принялись радостно кричать "ура". Мистер Джо Уэстон как раз покупал на рынке зерно. Мельком взглянув на меня, он заскрипел зубами и в ярости сжал рукою хлыст, но теперь я ничуть его не испугался.

Когда наша веселая компания проходила мимо кондитерской Партлета, Сэмюел Арбин, — я как сейчас помню, этого жадного мальчишку с густой бородой и с баками, хотя всего лишь пятнадцати лет от роду, — объявил, что в честь победы над врагами я обязан всех угостить. Я сказал, что если хватит четырехпенсовика, то я готов, а больше у меня ничего нет.

— Ну и врун же ты! — вскричал Арбин. — А куда ты девал те три гинеи, которыми хвастался в школе? Ты же их всем показывал. Может, это их и нашли во взломанном ящике?

Этот Сэмюел Арбин был одним из мальчишек, которые злорадно хихикали, когда констебль вел меня в суд, и я даже думаю, что он бы очень обрадовался, если б меня признали виновным. Боюсь, что я и в самом деле хвастался деньгами и показывал блестящие золотые монеты кой-кому из мальчиков в школе.

— Я знаю, что он сделал со своими деньгами! — вмешался мой верный друг Том Пэррот. — Он отдал все до последнего шиллинга беднякам, которые в них нуждались, а уж чтоб ты кому-нибудь дал хоть шиллинг, Сэмюел Арбин, этого еще никто не слыхивал.

— Если только он не мог содрать за это восемнадцать пенсов! — пропищал чей-то тоненький голосок.

— Не будь я Сэм Арбин, если я не переломаю тебе все кости, Томас Пэррот! — в ярости завопил Сэмюел.

— Сэм Арбин, после Тома тебе придется иметь дело со мной. Впрочем, если тебе угодно, мы можем заняться этим хоть сейчас.

По правде говоря, я давно уже мечтал вздуть Арбина. Он был мне плохим товарищем, всегда обижал маленьких и к тому же давал деньги в рост.

— На ринг! Пошли на лужайку! — закричали хором мальчишки, по молодости лет всегда готовые к драке.

Но этой драке не суждено было состояться, и (если не считать того дня много лет спустя, когда я вновь посетил родные края и отправился к Поукоку с просьбой отпустить после обеда моих юных преемников) мне не суждено было больше увидеть старую классную комнату. Когда мы, мальчишки, шумели на рыночной площади у дверей кондитерской, к нам подошел доктор Барнард, и все тотчас притихли.

— Как! Вы уже снова ссоритесь и деретесь? — строго спросил доктор.

— Денни не виноват, сэр! — закричали сразу несколько человек. — Арбин первый к нему пристал.

И в самом деле — во всех стычках, в которые мне доводилось вступать, а в жизни их у меня было немало, — я всегда оказывался прав.

— Пойдем, Денни, — сказал доктор и, взяв меня за РУКУ, увел с собой.

Мы отправились гулять по городу. Когда мы проходили мимо древней башни Ипр, по преданию построенной королем Стефаном, — в прежние времена она была крепостью, а теперь служила городскою тюрьмой, — доктор промолвил:

— Вообрази, Денни, что ты сидел бы здесь за решеткой, ожидая разбора своего дела на судебной сессии. Не очень это было бы приятно.

— Но ведь я ни в чем не виноват, сэр! Вы же сами знаете!

— Да, слава богу, это так. Но если б ты по воле провидения не смог доказать свою невиновность, если б ты и твой друг Пэррот случайно не заглянули в этот ящик, ты непременно угодил бы сюда. Чу! Колокола звонят к вечерне, которую служит мой добрый друг доктор Уинг. Как по-твоему, Денни… не пойти ли нам… и не возблагодарить ли господа… за то, что он избавил тебя… от страшной опасности?

Я помню, как дрожал голос моего дорогого друга, когда он произносил эти слова, и как две горячие капли упали из глаз его на мою руку, которую он держал в своей. Я последовал за ним в церковь. Да, я был преисполнен глубочайшей благодарности за избавление от страшной беды, но еще более был я благодарен за заботу и ласку этого истинного джентльмена, этого мудрого и доброго друга, который наставлял, ободрял и поддерживал меня. Когда мы прочитали последний псалом, выбранный для этой вечерни, доктор, как сейчас помню, склонил голову, положил свою руку на мою, и мы вместе вознесли благодарность всевышнему, который не оставляет малых сих, который простер десницу свою и избавил меня от неистовства моих врагов.