Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 2)

— Сделайте такую любезность, Лайтфут, не обзывайте майора Пенденниса старым хрычом, и меня тоже. Такие слова в обществе не употребляются, а мы вращаемся в лучшем обществе, и дома и за границей. Мы на короткой ноге с первыми министрами всей Европы. Когда мы бываем за границей, так всенепременно обедаем у князя Меттерниха и у Луи-Филиппа. И здесь бываем в лучших домах. Верхом ездим с лордом Джоном и с благородным виконтом, который иностранными делами заправляет. Обедаем у графа Бергрейва, а маркиз Стайн с нами обо всем советуется. Уж мы-то кое-что понимаем, мистер Лайтфут. Вы человек молодой, а я, как вы выразились, старый хрыч. Мы с барином оба потерлись в свете и оба знаем, что не в деньгах сила, и не в том, что ты баронет, и дом имеешь и в деревне и в городе, и какие-то там пять-шесть тысяч годовых…

— Десять, мистер Морган! — с воодушевлением вскричал Лайтфут.

— Может, и было когда десять, — спокойно и строго поправил его Морган, — а теперь и шести не наскребешь. Разве на такого мота, как ваш хозяин, напасешься? Вы прикиньте, сколько уплыло на его пьянство, и векселя, и домик у Риджентс-Парка, и прочие иные безобразия. Непутевый он человек, мистер Лайтфут, кому же это и знать, как не вам. И не деньги дают человеку положение в обществе — уж во всяком случае не такие деньги, от какого-то калькуттского стряпчего, а он их, скорее всего, выжимал из несчастных голодных арапов. Вот у нас денег нет, а мы везде бываем. Какой порядочный дом в Лондоне ни возьми — нет той лакейской, где Джеймс Морган не был бы желанным гостем. Я вас и в клуб провел, как вам известно, хоть я и старый хрыч; без меня вас бы забарротировали, это как пить дать.

— Ваша правда, мистер Морган, — смиренно подтвердил Лайтфут.

— Так вот, не обзывайте меня старым хрычом, сэр. Это не по-джентльменски, Фредерик Лайтфут, ведь я вас мальчишкой знал, рассыльным, и к Клеверингу вас определил заместо француза, когда у вашего отца неприятности вышли. А что вы миссис Боннер обхаживаете, потому как у ней, может быть, накоплены две тысячи фунтов, — и очень просто, за двадцать пять-то лет службы у леди Клеверинг, — так все равно, сэр, надобно помнить, кто вас туда ввел и знает, чем вы раньше были, и не тоже вам, Фредерик Лайтфут, обзывать меня старым хрычом.

— Да не сердитесь, мистер Морган, я прошу прощенья… ну, что я еще могу?.. Выпьем по рюмочке, сэр, за ваше здоровье!

— Вам же известно, я спиртного не употребляю, — возразил Морган, успокаиваясь. — Так вы, стало быть, уже спелись с миссис Боннер?

— Стара она, да две тысячи фунтов на дороге не валяются, мистер Морган. "Герб Клеверингов" нам достанется дешево, а когда через Клеверинг пройдет железная дорога, место там будет бойкое. Пожалуйте тогда к нам в гости, мистер Морган.

— Захолустье, и общества никакого, — сказал мистер Морган. — Я-то знаю. При миссис Пенденнис мы туда часто ездили, после лондонского шума приятно бывало отдохнуть на свежем воздухе.

— С железной дорогой земля мистера Артура вздорожает, — заметил Лайтфут. — Сейчас-то у него какой доход, сэр, как на ваш взгляд?

— Не превышает полутора тысяч, сэр, — отвечал Морган, и Лайтфут, знавший, как обширны владения бедного Артура, подумал про себя "эка, хватил!", но благоразумно промолчал.

— А слуга у него ничего, мистер Морган? — продолжал он выспрашивать.

— Пиджен еще не привык к светскому обществу. Но он молод, малый способный, начитанный, думаю, что из него выйдет толк. Для этого он пока не годится, Лайтфут. Еще не потерся в свете.

К тому времени, как эти два джентльмена допили бутылку хереса, которую мистер Лайтфут поспешил заказать, услышав, что мистер Морган не употребляет спиртного, а они, как заправские знатоки, и на свет его держали, и причмокивали, и подмигивали, и шутя уверяли хозяина, что насчет года разлива он приврал, — Морган вновь обрел потревоженное было спокойствие духа и охоту к самой дружеской беседе со своим молодым приятелем.

— А ну-ка, Лайтфут, скажите по секрету, какое ваше мнение о мисс Амори? Как вы думаете, стоит нам превратить мисс А. в миссис А. П., компрене ву?

— Она с мамашей все ругается, — сказал мистер Лайтфут. — Боннер из старухи веревки вьет, и сэра Фрэнсиса — тьфу, в грош не ставит, а при мисс Амори она и пикнуть не смеет. Да и все мы так. Для гостей у нее и улыбочки, и вздохи — скромница да и только. А чуть гость за порог — ну как с цепи сорвется, и такие слова говорит, что не приведи господи. Приедет, к примеру, мистер Артур, так только и слышно: "Ах, давайте споем этот миленький романсец", да — "Ах, запишите мне в альбом эти стишки!", а только что перед тем честила мамашу или горничную булавками колола. Она это может, и щипаться тоже здорова. Мэри-Энн мне показывала руку — вся в синяках; ее еще Боннер за это по щекам нахлестала — зачем показывала, — ревнует она меня как старая кошка. А поглядели бы вы нашу мисс за столом, когда гостей нет! Притворяется, что ничего не ест, а сама!.. Заставляет Мэри-Энн таскать ей в спальню сладкие пироги да кремы. Только с поваром и разговаривает вежливо. Боннер говорит, в Лондоне, во второй сезон, к ней мистер Сопингтон хотел посвататься. Вот он как-то пришел без доклада и увидел, как она книжку в камин запустила да на мамашу накинулась — ну, он тихонько дал задний ход, да и наутек. А потом, слышим, — женился на мисс Райдер. Чертовка она, эта Бланш, вот какая моя о ней лизорюция, мистер Морган.

— Не лизорюция, а ризолюция, милейший, — отечески поправил его мистер Морган, а про себя вздохнул и подивился, какого черта его барину вздумалось женить мистера Артура на такой девице.

И тут их доверительная беседа кончилась, — в комнату вошли другие члены клуба, завязалась светская болтовня, споры о политике, игра в карты, и разговор стал общим.

Члены изысканного клуба камердинеров собирались в зале трактира "Колесо Фортуны", в переулочке, выходящем на одну из главных улиц Мэйфэра. Здесь откровенно и свободно обсуждались дела господ — их долги, интриги, похождения, достоинства и недостатки их жен, семейные ссоры и семейные тайны; и здесь же слуга, перед тем как поступить на новое место, мог получить все нужные сведения о семействе, которого он собирался стать членом. Ливреи и пудра, само собой разумеется, сюда не допускались, и самый рослый выездной лакей напрасно стал бы умолять о приеме. Эти парии в плюше распивали пиво в другой зале "Колеса Фортуны", а попасть в клуб камердинеров для них было такой же несбыточной мечтой, как для торговца с Пэл-Мэл или для стряпчего из Линкольнс-Инн стать членом клубов Бэя или Спратта. И мы лишь потому решились ввести читателя в столь избранное общество, что подслушанный нами разговор проливает некоторый свет на действующих лиц и события этой повести.