Уильям Теккерей - История Сэмюела Титмарша и знаменитого бриллианта Хоггарти

Я заглянул в спальню — бедняжка Мэри спала; три дня и три ночи она не смыкала глаз — и вот в совершенном изнеможении уснула, и тут я бегом кинулся в ссудную лавку, получил за бриллиант семь гиней, отдал их нашей квартирной хозяйке и попросил ее сделать все, что требуется. Когда я воротился, Мэри еще спала; когда же она пробудилась, мы уговорили ее спуститься в хозяйскую гостиную, а тем временем было совершено все необходимое, и бедное наше дитя положили в гроб.

На другой день, когда все было кончено, миссис Стоукс вернула мне три гинеи из этих семи; и тут я не удержался и выплакал ей все мои сомнения и страхи, рассказал, что это последние мои деньги, а когда они кончатся, я уж и не знаю, что станется с моей Мэри, лучшей из жен.

Мэри осталась с миссис Стоукс. А бедняга Гас, который неотлучно был при мне и скорбел не менее всех нас, взял меня под руку и повел на улицу; и, позабыв тюрьму и тюремные границы, мы долго-долго бродили по улицам, перешли Темзу по Блекфрайерскому мосту, и добрый мой друг старался, как мог, меня утешить.

Когда мы воротились, уже наступил вечер. И первая, кого я встретил у нас в доме, была моя матушка, она со слезами упала в мои объятия и стала нежно укорять меня за то, что я не известил ее об моей нужде. Она бы так ничего и не узнала, но с тех пор, как я отписал ей про рождение сына, от меня не было никаких известий, и она затревожилась и, встретивши на улице мистера Смизерса, спросила его обо мне; на что сей господин с некоторою неловкостью сообщил ей, что невестка ее находится как будто в не слишком подходящем месте, что миссис Хоггарти нас покинула и, наконец, что я заточен в тюрьму. Услыхавши все это, матушка тут же отправилась в Лондон и вот только сию минуту явилась сюда из тюрьмы, где ей сообщили мой адрес.

Я спросил матушку, видела ли она Мэри и как она ей показалась. Но, к великому моему изумлению, матушка отвечала, что ни Мэри, ни хозяйки нашей она не застала.

И вот пробило восемь часов, потом девять, а Мэри все не было.

В десять воротилась миссис Стоукс, но не с Мэри, а с каким-то господином, который, войдя в комнаты, пожал мне руку и сказал:

— Не знаю, вспомните ли вы меня, мистер Титмарш. Меня зовут Типтоф. Я принес вам записочку от миссис Титмарш и поклон от моей жены, которая всем сердцем сочувствует вам в вашем горе и просит вас не тревожиться из-за отсутствия вашей супруги. Она была столь добра, что пообещала остаться с леди Типтоф на ночь, и я уверен, вы не будете недовольны ее отлучкой, ибо она утишает страдания больной матери и больного младенца.

После этого милорд распрощался и уехал. А в записке от Мэри говорилось только, что миссис Стоукс мне обо всем расскажет.

— Сейчас я вам все расскажу, миссис Титмарш, — начала миссис. Стоукс, только сперва позвольте сказать вам, сударыня, что ангелы на земле наперечет, и одного-то не в каждом семействе встретишь, а уж двух — и вовсе редкость. А вот ваш сын, сударыня, и невестка ваша сущие ангелы, верно вам говорю.

Матушка отвечала, что она благодарит бога за нас обоих. И миссис Стоукс продолжала:

— Нынче утром после похо… после службы ваша невестка укрылась, бедняжка, в моей скромной гостиной, сударыня, и уж так-то плакала-разливалась, и бесперечь рассказывала про своего херувимчика, которого господь прибрал. Он и прожил-то на свете всего месяц, такого несмышленого, кажется, и помянуть-то нечем. Но мать — она все примечает, сударыня. А ведь и у меня был такой же ангелочек, мой миленький Энтони, он родился еще до Джемаймы, и ежели бы не покинул наш грешный мир, было бы ему теперь двадцать три годочка, сударыня. Но я не об нем, я вам про то расскажу, что у нас тут приключилось.

Надобно вам сказать, сударыня, что покуда мистер Сэмюел толковал со своим дружком мистером Хоскинсом, миссис Титмарш, бедняжка, сидела у нас внизу и к обеду даже не притронулась, хоть мы так старались, чтобы все было как полагается, а после обеда насилу я ее уговорила выпить капельку вина с водой да размочить в леи сухарик. Ведь до этого, сударыня, у ней сколько часов во рту маковой росинки не было.

Ну вот, сидит она эдак молча, и я молчу, думаю, лучше ее не тревожить; младшенькие мои тут же на коврике играют, и она с них глаз же спускает; мистер Титмарш с дружком своим Гасом ушли из дому, и тут как раз мальчишка принес газету — ее всегда приносят часа эдак в три-четыре, сударыня, и стала я ее читать. Читаю, а сама все об мистере Сэме думаю, какой он грустный да унылый из дому выходил, и как рассказывал мне, что деньги у него кончаются; а потом опять же на молодую миссис Титмарш погляжу да принимаюсь ее уговаривать, чтоб не убивалась так, а то и про моего Энтони примусь ей рассказывать.

А она плачет и глядит на моих младшеньких и говорит: ах, говорит, миссис Стоукс, у вас и еще дети есть. А мой-то был единственный. Откинулась в кресле, да как зарыдает, ну, того и гляди, сердце у ней разорвется. А я-то звала, что от слез ей полегчает, и опять принялась читать в газете — мне "Морнинг пост" носят, сударыня, Я завсегда ее читаю, желаю знать, как там живут в Вест-Энде.

И первым делом что же я в газете вижу: "Нужна кормилица с хорошими рекомендациями, обращаться в дом номер такой-то на Гровнер-сквер".

— Господи спаси и помилуй! — сказала я, — Бедняжка леди Типтоф занемогла. Я-то знаю, где живет ее милость и что она родила в один день с молодой миссис Титмарш, и надобно вам сказать, что ее милость тоже знает, где я живу, она сама сюда приезжала.

И вот что мне вдруг взошло в голову.

— Голубушка моя миссис Титмарш, — сказала я, — вы ведь знаете, какой у вас хороший муж и в какой он сейчас крайности.

— Знаю, — отвечает она в удивлении.

— Так вот, моя голубушка, — говорю и гляжу ей прямо в глаза, — его знакомой леди Типтоф надобна кормилица для ее сынка, лорда Пойнингса. Наберитесь-ка храбрости да подите попросите это место, и, может, он заменит вам ваше дитятко, которое бог прибрал.

Она вся задрожала, залилась краской. И тогда я рассказала ей все, что вы, мистер Сэм, рассказали мне третьеводни про ваши денежные обстоятельства. И только она про это услыхала, сейчас схватилась за шляпку и говорит: "Идемте, идемте скорей", — и через пять минут мы с ней шли к Гровнер-сквер. Прогулка ей нисколечко не повредила, мистер Сэм, и за всю дорогу она только разок и всхлипнула, и то когда увидала в саду няньку с младенцем.

Детина в ливрее отворил нам дверь и говорит:

— Вы уже сорок пятая пришли наниматься. Только перво-наперво отвечайте мне на такой вопрос. Вы часом не ирландка?

— Нет, сэр, — отвечала миссис Титмарш.

— Это нам подходит, — говорит лакей. — Да и по говору слыхать, что не ирландка. Стало быть, милости просим, сударыни, пожалуйте. Там наверху ждут еще охотницы до этого места, а еще сорок четыре приходили, так я их и в дом не впустил, потому как они и впрямь были ирландки.