Шмуэль-Йосеф Агнон - Вчера-позавчера

Войдя, увидели там компанию бедно одетых молодых людей, молча сидящих вместе. Подняли они усталые глаза на Ицхака. Один из группы протянул руку, поздоровался с ним и протянул: «Но-о-о-венький!», растягивая «но-о-о», как человек, который хочет заглушить свои мысли и кричит: «Но-о-о, ша, ша». Поздоровался с ним Ицхак и сказал: «Вчера удостоился я прибыть в Эрец Исраэль, — обмахнул шляпой лицо, вытер пот и добавил, — жарко тут, жарко тут». Вскричал один из них в удивлении: «Еще не кончился ияр, а уже жарко ему!» Взглянул другой на одежду Ицхака и сказал: «Воодушевляется солнце от таких патриотов, как ты».

Заказал Ицхак лимонаду себе, и своему собеседнику, и его товарищам. Пил и не мог напиться, пил и не мог напиться. Еще до того, как влага проникала внутрь его тела, она выступала на его лице. Держал он стакан и вытирал пот, вытирал пот и снова пил. Напиток этот, вначале кисло-сладкий, потом режет внутренности и оставляет неприятный привкус во рту. Заказали себе его приятели черный кофе, чтобы убрать этот привкус.

Спросил один из них у Ицхака: «Что нового в мире?» Ицхак, убежденный, что мир — это Эрец Исраэль, ответил: «Я новый человек в стране и еще ни о чем не слышал. Напротив, может быть, я от тебя услышу, что нового в стране?» Вступил в разговор другой и сказал: «Новости ты хочешь услышать? Так слушай. Место это — что это? Кафе, не так ли? И человек, который говорит с тобой, — кто он? Рабочий в Эрец, не так ли? И день сегодня — что за день? Будний день, не так ли? Если так, что делать рабочему в будний день в кафе? А дело в том, что обошел он всех „эффенди“ в поселениях Эрец Исраэль и не нашел работы. А почему не нашел работу? Потому что используют там арабский труд. А почему бы не наняться ему на стройку? Ведь здесь, в Яффе, на средства еврейского филантропа и при поддержке одесского комитета „Ховевей Цион“ [9] Одесский комитет «Ховевей Цион» — палестинофильское объединение. строится еврейская школа и наверняка требуются рабочие руки. Однако заказчики отказывают нам и говорят, что уже переданы все строительные работы в руки подрядчиков, а подрядчики отказывают нам, потому что удобнее им иметь дело с чужими рабочими, ведь труд иноверцев обходится им дешевле. А чтобы не говорили про них, что они отказывают нам, потому что это им дорого и невыгодно, они клевещут на нас, что мы не способны к строительным работам. Мало того что лишают нас пропитания, еще и пачкают наше имя. Что ты смотришь на меня? Или ты не понимаешь язык человеческий?»

Ицхак понимал и не понимал. Понял, что строят еврейскую школу, и не понял, что делают подрядчики. Понял, что обошел этот рабочий все поселения, и не понял, что все было напрасно. А почему не понял? Ведь он слышал иврит? Просто говорил тот на сефардском варианте иврита, вплетая при этом в свою речь русские и арабские ругательства, получившие новую жизнь в Эрец. До чего дорога была для Ицхака беседа с этим человеком! Все — на иврите и в Эрец Исраэль!

Вступил в разговор еще один и сказал: «В то самое время, как некоторые из чиновников наших национальных учреждений получают губернаторские оклады, сетуют они на нас, на рабочих, что мы просим зарплату в два-три бишлика в день? Что они, умнее нас? Просто слишком много взяли на себя, считают себя благодетелями ишува, расселись в конторах и строчат докладные записки, тогда как с нас сдирают шкуру и все беды падают на нашу голову».

Указал другой на Ицхака и сказал: «Зачем вы пугаете его?» Сказал тот, что говорил первым: «А что, идиллию про Эрец Исраэль сочиню я для него?» Возразил тот ему: «Это я оставляю поэтам и туристам, но вот я спрошу вас: только вы страдаете? Ведь есть тут люди, приехавшие раньше нас, и, если мы начнем перечислять все несчастия, павшие на них, мы никогда не кончим. Прибыли они в пустынную страну, место убийственной лихорадки, с бандами разбойников, и суровыми законами, и жестокими властителями. Построили себе дома — явились царские слуги и разрушили их. Посеяли хлеб — пришли их соседи и напустили свой скот на их поля. Прогнали они их — те подняли крик перед султаном, что евреи напали на них. И если оставалось у них немногое от урожая, не знали: или оставить семена на посев на следующий год, или подкупить ими чиновников, чтобы не навлечь на себя несправедливый приговор. А то, что спасали они от рук человеческих, погибало у них волей Небес. Но они не отчаивались, и выстояли, несмотря на все невзгоды, и в муках своих заложили ишув, построили дома и превратили пустыни Эрец Исраэль в поля и виноградники». И оттого, что упомянул он об их страданиях, стал он говорить об их мужестве, и по ходу его рассказа вступали в беседу его товарищи, и еще рассказывали, и еще добавляли. Так сидели они и рассказывали об их страданиях и об их подвигах; рассказывали о тех, что в низине, и о тех, что в горах, о тех, что в песках, и о тех, что в болотах. О тех, что едят урожай со своих полей, и о тех, которых поедает Эрец. Мала наша страна, но велики ее беды. И так как они говорили о поселениях, то стали рассказывать об их основателях. И рассказывая, удивлялись, что не понимали раньше, до этого разговора, какие это были герои.

До чего хорошо было Ицхаку в эти часы сидеть в Эрец Исраэль в кругу рабочих Эрец Исраэль и слушать рассказы о возрождении Эрец Исраэль! Эрец Исраэль не дается нам иначе, как через страдание. И тот, кому дорога Эрец Исраэль, и тот, кто принимает страдания с любовью, тот удостоится увидеть ее возрождение.

Сидят они, сидят, и начал их донимать голод. Встал один из компании и сказал: «Пришло время обеда». У кого был бишлик или полбишлика, принялся соображать, сейчас пообедать или вечером, а у кого изначально не было ни гроша, был свободен от подобных размышлений. Ицхаку было тяжело расстаться с собеседниками, и он пригласил всех разделить с ним трапезу. Вообще-то он собирался поехать в мошаву, но, пожалуй, стоит пропустить ему один день ради них. Сидели они и ели все вместе. Они — с аппетитом, он, не привыкший к кушаньям Эрец Исраэль, ел мало и даже это через силу. Когда все наелись и напились, он расплатился. До чего же тяжелые монеты в Эрец Исраэль — и каких тут только нет? И франки, и меджиды, и бишлики, и митлики. Если положить все монеты на одну чашу весов, а все кушанья на другую, монеты явно перевесят.

В конце концов попал Ицхак в мошаву. Кто опишет радость Ицхака в те минуты, когда он удостоился увидеть еврейские дома в еврейском поселении, окруженные полями и виноградниками, оливковыми рощами и апельсиновыми плантациями? Те самые поля и виноградники, оливковые рощи и апельсиновые плантации, что видел он во сне, видит их наяву. Похож был Ицхак в эти минуты на жениха под хупой, которому недостает только свидетелей.