Шмуэль-Йосеф Агнон - Вчера-позавчера

В то самое время, как одни восхваляют рабби из Бриска, говорят другие о величии Любавичского ребе, о том, что он был Божьим человеком, святым, и лицо его было подобно лику ангела Бога Воинств, и он не забывал ничего из того, что учил. И если спрашивали его, как поступить в соответствии с Законом, он тут же открывал Гемару и показывал ответ. И ни разу в жизни не должен был он листать книгу, и знал номер страницы, и даже указывал пальцем строку. И мало этого, но то, над чем другие трудятся час и два часа, он схватывал мгновенно, волшебным образом. Однажды прибыли к нему евреи из Хеврона, а в руках у них записан вопрос, занимающий несколько листов. Взглянул он на вопрос и ответил на него. Сказали они ему: «Ребе наш еще не прочитал целиком вопрос, а уже отвечает на него». Сказал он им: «Если так, послушайте и я скажу вам все, что написано тут». И оказалось, что он повторил все слово в слово. Только самую малость его гениальности видим мы в его книге «Учение о милосердии», которую он издал, потому что чувствовал: силы его уходят, трудно ему учить учеников, и он написал свою книгу, чтобы та служила учебным пособием для учеников. За всю жизнь у него не пропало зря ни минуты, и на склоне лет он повторял Мишну наизусть, ибо говорил этот праведник: «Каждый еврей должен знать все шесть разделов Мишны наизусть. Вдруг он будет умирать в субботу и придется ему лежать и ждать до исхода субботы, пока не похоронят его. Что он будет делать, чтобы не пропало его время впустую?» И получается, что он имел в виду самого себя, так как знал он божественным наитием, что скончается в субботу. Умер он в субботу, в тот час, когда весь Иерусалим стоял в синагогах и в бейт мидрашах в честь прихода субботы. Раздался вдруг страшный грохот, будто разверзлись небеса и земля треснула. И поняли все, что Любавичский ребе скончался. По окончании молитвы пошли к нему и не застали его в живых.

Пока одни восхваляют великих знатоков Торы, другие сидят и рассказывают о деяниях праведников Иерусалима, которые не были знатоками Торы, однако были большими праведниками, как, например, реб Hoax Хаят. Высокий и худой, он вел себя как абсолютный невежда, но, когда рабби Шмуэль затруднялся найти мужа агуны, он приглашал реб Ноаха, и тот говорил ему, где скрывается этот человек, и слова его оказывались верными. Как-то раз начал рабби Шмуэль приводить ему тексты из Торы. Притворился реб Hoax, что не понимает, о чем идет речь. Сказал ему рабби Шмуэль: «Знаю я, что ты — знаешь». Сказал ему он: «Не знаю я, не знаю я. Только одно я умею — находить евреев, оставляющих женщин без гета, чтобы освободить дочерей народа Израилева от оков, не дающих им создать семью». Сказал ему рабби Шмуэль: «Я приказываю тебе открыться передо мной!» Сказал тот ему: «Замолчи! Не то я прикажу тебе сделать все, что мне будет угодно». Испугался рабби Шмуэль и замолчал.

В то время как «поляки» и «литваки» восхваляют мудрецов Польши и Литвы, «венгры» рассказывают о выдающихся людях Венгрии. Был там, в этом вагоне, человек один, жалкий и измученный, который ездил к яффскому раввину, чтобы тот помог ему в его тяжбе. Жена его помешалась после первой брачной ночи, а иерусалимские раввины не дают ему развестись с ней, хотя им обычно не составляет труда написать гет любому, кто в состоянии заплатить писцу. Смотрит он злыми глазами на этих баловней судьбы: каждый сидит себе на своей подушке и на своем одеяле, одетый в целое платье, без дыр и заплат, и есть у него дом, и «постель ему постелена, и стол накрыт». Тогда как он живет с умалишенной женщиной в убогом жилище «без постели и без стола». Фыркнул он с презрением на всех них и на рассказы их. Прикрикнул на него один ешиботник и сказал ему: «Что ты шипишь на нас, как крыса?» Поднял этот человек голову и сказал ему прямо в лицо: «Если всякие сказки вы желаете слушать, я расскажу вам такие истории, что вывернется у вас все нутро наружу. А ты… ты можешь сказать своему отцу, чтобы он предал меня отлучению и опале, как предан опале рабби Акива-Йосеф, у которого — настоящее еврейское сердце». И как только он вспомнил о рабби Акиве-Йосефе, начал говорить о том, сколько пришлось вытерпеть этому праведнику за то, что он пытался отменить запрет нашего учителя рабби Гершома брать вторую жену. А когда он захотел еще изменить и другие великие постановления, выступили против него власть имущие и стали травить его. Услышал об этом его тесть рабби Гилель из Коломии и написал ему: «Когда праведный Ари [99] Аризаль (1534–1572) — чудотворец и знаток Торы. , благословенна его память, был в Иерусалиме, он увидел ангела смерти, одна нога которого стоит на месте Святого Храма, а другая нога на его доме, и вынужден был бежать из Иерусалима. И ты — беги!» Ответил ему рабби Акива-Йосеф: «Я — не побегу». И до сих пор он живет в Иерусалиме, и город полон раздорами, и нет добра народу Израилеву.

И как только упомянули известных всем начальников и распорядителей в общине, вспомнили рабби Нафтали Хаима, знавшего корень души каждого и каждого из начальства и тайну их перевоплощений. Когда шел рабби Нафтали Хаим по рынку и видел продавцов воды, тянущих ослов, нагруженных бурдюками с водой, а те колют своих ослов палками, утыканными гвоздями, так что кровь течет, он останавливался и обращался к каждому ослу по имени. Причем это были имена всем известных людей, уже покинувших этот мир и перевоплотившихся в ослов. И ослы стояли и смотрели на этого праведника умоляющим взглядом. Иногда он говорил ослу: «Имярек, сын имярека, пришло тебе исправление». Осел склонял голову в знак благодарности и проходил. А иногда он говорил ослу: «Все еще множество мучений предстоят тебе, и еще множество бед поджидают тебя в этом мире, пока ты не придешь к своему исправлению». Тут осел опускал голову и не двигался с места, даже если и кололи его, даже если и кровь его лилась.

Однажды пришел один человек к рабби Нафтали-Хаиму просить камею для своего сына, сошедшего с ума, упаси Господи. Сказал ему рабби Нафтали-Хаим: «Я не пишу камей, но я благословлю тебя, чтобы выздоровел твой сын, и довольно с тебя моего благословения». Не сдвинулся этот человек с места, пока не написал рабби ему камею. Повесил он ее на шею сына, и разум вернулся к нему. Захотели соседи посмотреть, чьи имена способны прогнать безумие, и открыли камею. Увидели, что написано там: Нисим Бек, Элиэзер Шапира; оба — из Иерусалима. Пошли они к рабби Нафтали-Хаиму и сказали ему: «Что это?» Сказал он им: «Люди эти… Даже злые напасти боятся их».

Рабби Нафтали-Хаим жил на Хевронской улице, в маленькой комнатке, и не разрешал никому приходить к нему, но тот, кому посчастливилось побывать у него, видел чудеса из чудес. В комнате его стояли две кровати, его и жены, и два маленьких столика, его и жены. На его столе не было ни единой мухи, а стол его жены был весь в мухах. Как-то зашел к нему один из его друзей. Сказал он ему: «Садись!» Хотел тот сесть на кровать ребецн. Сказал он ему: «Садись на мою кровать. Не оттого, что я слежу, чтобы не садились на ее кровать, а оттого, что ее кровать полна клопами, а моя кровать — чистая». И действительно, так и было. И нет тут чуда, над тем, кто подвергает себя самокритике, клопы не властны (над тем, кто «копается» в своих поступках, не властны клопы, «копающиеся» в кровати).